Проклятое созвездие - Александр Задорожный

Толпа одобрительно шумела. Рабочие с восторгом слушали своего лидера. Тем, кому не хватило место на площадке возле трибуны, забирались на строительные леса, снятые с корпуса корабля. Толпу сдерживали дружинники профсоюза с красными повязками на рукавах, не давая простым рабочим перелезать через ограждения трибуны. Активисты распространяли в толпе листовки и значки. Отовсюду сверкали вспышки фотоаппаратов. В цеху работало сразу несколько съемочных групп.

— Боб Даркман — это достойная жизнь нам и нашим семьям, — продолжал Боб, свешиваясь с перил трибуны и протягивая свободную от мегафона руку к собравшимся внизу. Навстречу потянулись тысячи рук рабочих. — Боб Даркман — это бесплатное медицинское обслуживание! Боб Даркман — это гарантия завтрашнего дня!! Боб Даркман — это я!!!

Толпа взорвалась аплодисментами и криками одобрения. Боб отпрянул и поднял руку вверх, сжав ее в кулак. Народ послушно повторил его жест.

Сверху, с трибуны, где стоял Боб, казалось, что внизу бушует беспокойное штормовое море, состоящее из огромной людской массы, способной смести со своего пути все на свете.

Пока Боб Даркман произносил речь, его соратники находились позади и с восхищением наблюдали за происходящим.

— Энроп, — обратился Бенедикт к стоящему рядом с ним бухгалтеру профсоюза.

— Да, Бен, — отозвался тот.

— Ты посмотри, какая сила. Человек, управляющий такой силой, может достичь всего, чего только пожелает. Вот она — власть. А Боб не видит этого, он слеп.

— Ты прав, — согласился Энроп Шальф.

Мужчины посмотрели друг другу в глаза. Они не сказали больше ни слова, но каждый из них понял, что Бобу Даркману осталось быть главой профсоюза последние семь дней. В этот момент Боб окончил свою пламенную речь, и Бенедикт с Энропом принялись неистово хлопать в ладоши и кричать «Ура!».

Когда эмоции понемногу утихли, слово взял Лойд Гросман:

— А сейчас мы попросим Боба Даркмана раскрыть название нового космического корабля! — Лойд дал в руки Бобу конец веревки, свисавшей сверху и привязанной к краю материи, что закрывала нос грузового шатла. Боб взял веревку и приветственно помахал собравшимся внизу.

Толпа стала вести отсчет:

— Три! Два!! Один!!!

Боб дернул за веревку. Материя соскочила с креплений и плавно упала вниз. Взору открылась большая надпись названия корабля, сделанная на правом боку его круглого носа: «Боб Даркман».

Толпа взорвалась приветственными криками:

— Ура Бобу Даркману! Ура!

Боб, улыбаясь, махал сверху, складывал руки в замок и махал ими над головой, прикладывал их к сердцу и кланялся. Между этими пассами он сумел повернуться к Бенедикту.

— Молодец, Папа, хорошая организация.

— Все для тебя, Боб. Как договаривались.

— Теперь пора раздавать суповые наборы, которые прислал наш друг с мясокомбината.

— Рефрижераторы стоят у входа, — недовольно отозвался Бенедикт, — но я туда не пойду.

— Тебя никто и не просит, — ответил Боб, — я сделаю это сам. — Он повернулся к толпе и снова взял мегафон в руки.

— Спасибо, братья! Я вижу вашу поддержку! Но вам нужно восстановить силы, мне еще понадобятся ваши голоса на выборах. Возле ворот стоят рефрижераторы, там каждый желающий может получить для себя и своих близких отличный набор для супа или холодца. Все это совершенно бесплатно!

Последнее сообщение обрадовало собравшихся больше всего, и люди побежали к выходу. Все спешили к рефрижераторам. У дверей из дока возникла небольшая давка. Боб смотрел сверху на это столпотворение и радовался. По крайней мере, голоса этих людей, можно считать, у него в кармане.

— Хэй, Боб! Подойди к нам! — Благодаря тому, что митинг закончился и народ спешно покинул док, к трибуне смогли пробиться журналисты. Дальше ограды их не пускали дружинники профсоюза, и поэтому они криками призывали Боба, чтобы он спустился к ним сам.

— Не ходи, Боб, — посоветовал Бенедикт. — Это буржуазные средства массовой информации — рупоры антинародного режима.

— Отлично, пресса — это как раз то, что мне сейчас нужно. — Боб, не обращая никакого внимания на предупреждение товарища, приветственно помахал рукой. Защелкали затворы фотоаппаратов. Боб сунул в руки Бенедикта ставший ненужным мегафон и по лесенке спустился с трибуны к журналистам.

— Рад всех вас видеть! — Боб принялся пожимать протянутые к нему через ограду руки. — Как вас много! Тех, кто не будет за меня голосовать, прошу рук не протягивать! Ха-ха-ха!

— Хэй, Боб! «Плобой таймс». На что ты рассчитываешь? — задал вопрос один из журналистов, не протянувших руки.

— Только на победу! — улыбаясь, ответил Боб и для убедительности еще раз повторил: — Только на победу!

— Что ты можешь сказать о перестрелке в вагоне ПСМД сегодня ночью?

— Профсоюз не имеет к этому никакого отношения.

— Там были найдены трупы членов твоего профсоюза и работников мясокомбината Фаризетти.

— При чем здесь профсоюз? — Боб сделал удивленное выражение лица. — Если бы вы на своей машине сбили пешехода, никому бы в голову не пришло приплетать к этому газету «Плобой тайме» только потому, что вы там работаете.

— Боб! Боб! Шестой канал. Мы в прямом эфире! — Красивая блондинка протянула к Бобу микрофон. — Что связывает профсоюз с Луи Фернандо Фаризетти?

Боб с серьезным выражением на лице замолчал, и это была не игра. Он вступил в предвыборную гонку только из-за того, что Фаризетти пообещал ему джокера, но этой карты не оказалось в рукаве мясника. Хватит ли у Лу мастерства вытащить ее из общей колоды? Внутри Боб Даркман еще колебался.

Журналисты замерли в ожидании ответа. С трибуны спустились Бенедикт и Энроп Шальф. Они подошли и встали в сторонке, наблюдая за председателем и его интервью. Бенедикт весь напрягся: что ответит Боб? Если он признает связь профсоюза с Фаризетти, то этим самым он подорвет доверие к профсоюзу у простого народа, а если откажется, то его уличат во лжи, и он потеряет голоса избирателей. Бенедикт молился, чтобы Боб выбрал второй вариант ответа.

Боб Даркман знал, что момент настал. Ему нужно было на что-то решаться либо отказаться от всего: от борьбы за кресло мэра, от должности председателя профсоюза, от карьеры политика и общественного деятеля, — либо полностью довериться Фаризетти и тому, что тот все же сумеет за оставшиеся семь дней до выборов достать эпидетермическую бомбу.

— Вы должны знать сами, что профсоюз не имеет никакого отношения к Фаризетти и его семье, — начал Боб.

— Да, но… — оживились журналисты, словно свора собак, почуявшая свежую кровь раненого зверя. Но Боб Даркман опередил их, не дав задать следующие вопросы:

— Луи Фернандо Фаризетти — мой большой друг, с которым я был знаком еще до того, как Профсоюз докеров стал тем, чем он является сейчас. С тех пор мы с ним дружим семьями. Он не такой страшный человек, каким его рисуют в средствах массовой информации. И даже если Лу связан с мафией, в чем лично я сомневаюсь, я не откажусь от дружбы с этим человеком в угоду политической карьере и отношению ко мне со стороны политической элиты Плобитауна.

Пока Боб говорил эти слова перед камерой Шестого канала, работающей в прямом эфире, у людей, собравшихся вокруг, в голове возникали разные мысли. Бенедикт уже видел себя во главе колонны демонстрантов, скандирующих его имя. У Энропа Шальфа перед глазами возникли цифры с большим количеством нулей, обозначающие деньги, которые он сможет безнаказанно изъять из профсоюзной кассы. У всей же массы журналистов перед глазами появились передовицы газет с их сенсационными статьями: «Боб Даркман — друг Фаризетти!»

— Запомните и отразите в своих репортажах, Луи Фернандо Фаризетти — лучший друг Боба Даркмана, — сделал акцент Боб. Он сцепил руки в замок и помахал ими на прощание над головой: — Пока, друзья мои! Мы скоро увидимся!

После этого толпа журналистов мгновенно рассыпалась. Часть журналистов побежала прочь из дока, спеша с сенсационной информацией к главным редакторам своих газет, другая принялась усердно стучать по кнопкам мобильных телефонов.

Боб, повернувшись, отошел от заграждения, у которого остались стоять несколько нерасторопных журналистов, не успевших сообразить, что самое главное уже сказано.

— Боб, — к Даркману подошел Бенедикт, — я все слышал.

— Ну и как тебе?

— Это твой выбор, Боб.

— Ты прав, Папа, это мой выбор, — согласился Боб Даркман и поинтересовался у бухгалтера, стоящего рядом: — А ты что думаешь, Шальф?

— Это заявление обойдется профсоюзу в кругленькую сумму. Нас начнут проверять налоговые органы. Счет в банке могут заморозить.

— Все это мелочи по сравнению с теми финансовыми возможностями, которые откроются перед профсоюзом, когда я стану мэром Плобитауна.

Ни Бенедикт, ни Энроп ничего не сказали, но по их снисходительному виду и насмешливым взглядам Даркман понял: его товарищи уже списали председателя со счетов.