Казаки-разбойники - Людмила Григорьевна Матвеева

На другое утро Люба встретила Ольгу Борисовну. Белкина мама была спокойная, не плакала больше, а шла с сумкой в магазин.

— Лимоны надо купить, — сказала Ольга Борисовна, и Люба подумала, что, наверное, Белке лучше.

До магазина они дошли вместе. Ольга Борисовна говорила:

— В палату не пустили меня, но там первый этаж, в окно всё видно. Палата большая, чистая, у всех детей в палате скарлатина.

«Это хорошо, что у всех в палате скарлатина, — подумала Любка, — значит, Белке не грустно, что она сильнее всех болеет».

Палата. Любе представилась большая комната, и там, как в пионерлагере, в ряд стоят кровати. И всё белое: белые стены, белые пододеяльники, белые врачи. И на одной такой холодной белой кровати лежит Белка, маленькая, укрытая до самого подбородка. И белкины глаза, круглые, испуганные, смотрят из-под одеяла. Нет, скорее бы Белка выздоравливала! А вдруг Белка подружится с кем-нибудь в этой своей палате и раздружится с Любой?

Стало тоскливо.

— Ольга Борисовна, а девочки в палате хорошие?

Ольга Борисовна почему-то улыбнулась и ответила:

— Ни одной нет подходящей: или совсем маленькие, или уж совсем большие, лет по двенадцати, — и погладила Любу по шапке.

Стало весело. Люба вдруг заметила, что весело звенит трамвай, и весело бежит лошадь, звонко ударяя подковами о булыжники, и весело блестят стёкла в домах, а кое-где ещё горит свет.

— Я побегу, — сказала Любка, — а то в школу опоздаю.

И помчалась по улице. И так славно снег скрипел, и почему-то пахло яблоками. Трамвай навстречу летел с грохотом; казалось, что колёса не вертятся, а скользят по рельсам — ж-ж-ж-и-и! Красный трамвай с жёлтой полосой, окошки густо замёрзли, и в них продышаны круглые дырочки, чтобы смотреть. На повороте трамвай завернулся в дугу и пропал.

Любка бежала по Плющихе, мимо фарфоровой мастерской и керосинной лавки, мимо парикмахерской и заколоченных ворот. Ей стало жарко, а лицу от встречного ветра — холодно. Мысли на бегу прыгали. «Когда Белка поправится, будем с ней ходить в школу вместе. Ничего, что я в третьем, а она во втором. Это жалко, но это ничего. Если бы в детском саду я нечаянно не научилась читать, меня не отдали бы сразу во второй класс, а отдали бы в первый, как всех людей. И тогда бы мы с Белкой были в одном классе. А теперь мы в разных, и всегда будем в разных. Может быть, остаться на второй год? Тогда Белка меня догонит. И мы до самого десятого класса будем учиться вместе. И всю жизнь будем дружить».

Но Люба вспомнила маму и решила, что оставаться на второй год не станет. Но ходить вместе в школу они с Белкой будут. Надо только вставать на полчаса раньше и не бежать сломя голову, а идти спокойно вместе с Белкой и о чём-нибудь разговаривать. Белка — самая лучшая подруга. Ни у кого нет такой хорошей подруги. Рита тоже подруга, но не лучшая. И Соня хорошая, но тоже не лучшая. А лучшая подруга всё-таки Белка.

Выросла на целую голову

В тот день Люба пришла из школы рано. И сразу же, она ещё не успела снять пальто, зазвонил телефон.

— Алло! — крикнула Люба, ещё не отдышавшись после улицы. — Алло!

В трубке молчали. Уже несколько дней кто-то звонил и молчал. Кто бы это мог быть? Любка не могла догадаться. Она подождала и снова окликнула:

— Алло!

Она чувствовала, что кто-то там есть, в трубке шелестело дыхание, почти не слышное, но всё-таки слышное. И вдруг Любка догадалась, кто это звонит. Почти точно догадалась. И сразу ей стало хорошо, и весело, и грустно сразу.

— Не хочешь со мной разговаривать? А почему не хочешь? Я всё жду и жду, что ты позвонишь, а ты звонишь и не говоришь ничего. Наверное, ты думаешь, я глупая и маленькая. Я не глупая. И не маленькая. Ты не молчи. А то ты молчишь, и я тогда думаю, вдруг это не ты, а кто-нибудь чужой.

— Нет, это я, — сказал отец. — Это я, Любка. Как ты живёшь?

— Папа! — закричала Любка. — Знаешь, папа, я хорошо живу. Папа! А Белка заболела, но она уже скоро поправится.

Было приятно произносить слово «папа», Любка так давно его не говорила.

— Какая белка? — спросил отец. — Я что-то не пойму.

— Папа, ты что? — засмеялась Любка. На секунду ей стало обидно, что отец так сильно всё забыл, даже Белку забыл. Но она сразу простила его и засмеялась: — Белка — это моя самая лучшая подруга… А мы с мамой ходили в кино «Кадр» и смотрели «Красных дьяволят». Это такое кино, там дьяволята, они против белых, за нас, и они…

Любка говорила без передышки, она боялась, что, когда кончит говорить, папа вдруг подумает, что больше рассказывать нечего и повесит трубку. И она, захлёбываясь, рассказывала про красных дьяволят, про отметки, про Веру Ивановну. Отец слушал и ничего не говорил и не перебивал. Люба поняла, что он не спешит повесить трубку, и ей стало немного спокойнее.

— Папа, а ты как живёшь?

Хотелось спросить другое: кто у тебя теперь семья? Но так спросить она не посмела. И хотелось спросить: если папа живёт в другом месте, а не с дочкой, он всё равно папа? Но и этого она не спросила. Спросила: «Папа, ты как живёшь?» На такой вопрос можно отвечать что хочешь.

— Я в общежитии живу, — сказал отец. — Комната большая. Два товарища с нашего завода и я. Мы дружно живём… — Отец помолчал. — Ты, наверное, выросла, Любка? Какая ты?

— Ну, папа, я сильно выросла. Вот где мы с тобой на двери заметки делали, теперь последняя заметка мне по шею. Я сильно расту.

— Что ты говоришь! — Отец удивился, это было приятно. — На целую голову выросла. А мама как живёт, Люба?

— Мама? — Любка почувствовала, что разговор подошёл к самому трудному. Но не подала вида, что понимает это. Ответила простодушно: — Мама — хорошо.