Нелли. Тайна серых теней - Елена Лев

Перебравшись через почерневшие к ночи воды реки, крысы некоторое время бежали вдоль берега вверх по течению. Тем же составом и в том же порядке, что в начале путешествия: Корнелий, Нелли, Аврора, Цицерон и пыхтящий Нума. Двигались молча.

Это устраивало Нелли. Можно было подумать, переварить услышанное и события, которые валились в кучу, как ингредиенты в салат.

Эрик в последний момент всплакнул, но Нелли хотелось, чтобы они расстались, твердо решила: Эрику лучше работать у Руфа в относительной безопасности, а не шастать вместе с ней в неизвестных мирах и сталкиваться с непереносимыми для впечатлительной натуры явлениями. Она убедила своего друга и подопечного, что в любом случае его не оставит. Даже если они останутся грызунами навсегда.

«Вот ведь какое дело! – на бегу думала Нелли, лавируя во влажной траве. – Смена шкуры не меняет сути начинки. Разве Эрик изменился? Остался таким же покладистым и дотошным. Руф даже поручил ему сбор гербария! Разве я изменилась? Да, многое узнала. Но осталась собой. Хотя бегу сейчас на четвереньках. И здорово бегу!»

За время своего короткого пребывания на земле Нелли ни разу не усомнилась в том, что в будущем изменится – станет умной, сильной, уверенной в себе и, конечно, невыразимо прекрасной. Взрослея, она чувствовала, что меняется, в основном, снаружи. Причем независимо от собственного желания. Нос, который она ожидала увидеть ровным и тонким, сделался курносым. Щеки, которые были предназначены для того, чтобы в будущем красиво подчеркивать скулы, нахально округлились и в самый неподходящий момент заливались таким горячим румянцем, что, по словам тетки Джен, на них можно приготовить пару тостов.

Все это не слишком расстраивало Нелли. В конце концов, можно было просто не смотреться в зеркало. Ее пугало то, что внутри она не меняется. Какой появилась на свет, такая и есть. Видимо, тетка Джен была права, когда говорила, что, сколько бы человеку не стукнуло, хоть пятьдесят или сто лет, внутри он остается ребенком: с неуемной жаждой до конца жизни любит игрушки, сказки, конфеты и никогда не откажется от стакана молока, протянутого заботливой рукой близкого человека, зашедшего поправить одеяло и пожелать спокойной ночи. Душа остается детской и не зависит от состояния физической оболочки.

«Если бы была возможность вовремя переодеть душу, – сделала вывод Нелли, вспомнив недавнюю лекцию Руфа, – бессмертие было бы обеспечено!»

Нелли остановилась.

«Пес горелый! Неужели крысы втихаря пытаются удлинить свой век?!»

Нелли пропустила вперед хмурую Аврору, которая, не останавливаясь и не удостоив ее даже взгляда, пробежала мимо. Нелли интересовало другое.

– Цицерон! Сколько живут крысы? – пристроилась она рядом с мастером длинных речей.

– Почему тебя это интересует?

– Корнелий говорил, что крысиная жизнь очень короткая.

– Да, несравненно короче человеческой. Это беда нашего вида. Приходится многое пропускать за недостаточностью времени и невозможностью быстро освоиться. Ты боишься старости? Успокойся, ты очень молодая крыса!

– Так сколько? – не унималась Нелли.

– Два года по Солнцу, то есть по человеческим меркам.

– Так мало?!

– Цени отпущенное время…

– Я не хочу жить так мало!

Цицерон остановился. Нелли тоже.

– Для крысы – это большая и насыщенная жизнь. Могу сказать, раз ты интересуешься, что декурионы живут около трех солнечных лет.

– Почему? – удивилась Нелли. – Руф кормит их особыми таблетками?

Приблизившийся Нума остановился было рядом с ними, но, услышав имя хозяина дебаркадера, дернулся и молча потопал дальше.

– Почему сразу таблетками! Да, питаются они лучше. Но главное средство продления жизни крысы – осознание собственной значимости. Если ты чувствуешь, что любим, окружен заботой, нужен и значим, жизнь продлевается.

– На год?

– Крысы, живущие у людей, дотягивают до четырех лет, – сказал Цицерон с некоторым раздражением.

– Значит, люди не такие ненужные существа? – усмехнулась Нелли.

Цицерон не ответил, только покачал головой.

– А сколько лет Аме Августе?

– Семь.

– Ого! Все-таки не два года! Почему?

– Потому что она очень значимая! – возопил Цицерон. – Она – Мать пага!

– Понятно, – поторопилась успокоить Цицерона Нелли. – А сколько живут фламины?

– Фламины не живут, а гниют.

– Фу! – Нелли изобразила тошноту. – Это точно! Так сколько?

– Лет десять – пятнадцать. Нумен Великий вообще бессмертен, – Цицерон задумался на мгновение и почти шепотом, больше для себя, чем для Нелли, произнес: – Но к нему я тебя не поведу, даже если мне будут нарезать хвост мелкими кусочками или заставят проглотить все запасы Руфа.

– Он очень опасен?! Он – главный? Главнее нет? Люди об этом знают?

– Кому надо, знают! – сухо сказал Цицерон, решительно оборвав поток вопросов.

«А ведь он говорит о Крысолове!» – осенило Нелли.

– И никто не может его поймать? – спросила она осторожно.

Цицерон промолчал, и Нелли поняла, что разговор окончен.

Впереди тонко и раздраженно просвистел Корнелий. Цицерон подтолкнул Нелли, чтобы она двигалась впереди него. Она, обиженно дернув спиной, подчинилась.

Стало совсем темно. Холодный воздух змейками струился по тропе, на которой оставили свой след Аврора и Нума. Нелли ясно ощущала следы их теплых лапок, чувствовала их запахи, нанизанные невидимыми нитями на стебли травы. Она бежала по следу уверенно, как по ковровой дорожке, но ее мысли кружились в беспорядочной пляске. Никак не могла определить, кто бежит впереди и сзади: друзья или враги, соплеменники, выбранные судьбой, или случайно встреченные чудовища?

«Я права! Они хотят постепенно сменить человечество. И давно это придумали, действуют по плану. А ведь я видела Замещение. Конечно! Это то, что произошло с сынком богача из квартала „медуз“, в которого втюрилась Марита!»

Нелли знала этого мальчика с детства. Добрый, сияющий, чистенький паренек с широко распахнутыми черными глазами в густой опушке ресниц. Малышом он гулял с нянями в городском парке – единственном месте, где всем, богатым и бедным, дозволялось сидеть на щербатых скамейках и любоваться запущенными клумбами. Малыш щедро делился игрушками и возился в грязном песке, как все дети.

Его семья жила в квартале богачей, сделавших свое состояние на рыбных поставках. Эти люди отличались плавной и важной походкой, дородностью тел и прозрачными равнодушными глазами, за что получили прозвище «медузы».

Мальчик на «отлично» учился в начальных классах, понятное дело, не без помощи заискивавших перед его родителями учителей. Но, надо признать, достоинством это не считал, никогда оценками не хвалился. Чем заслужил спокойную школьную жизнь без «пристального внимания» сверстников, иногда довольно болезненного, а порой и жестокого.

Он охотно участвовал в сработанных на скорую руку школьных спектаклях, которые все называли «аллергиями». Учительница музыки, выталкивая несчастных сопливых актеров на сцену, всегда приговаривала: «Аллегро, дети, аллегро!» И несуразно одетые артисты – гамлеты в колготках, снежные королевы в простынях, пираты с усами из пакли – выходили, думая лишь о том, как отчитать роль и поскорее слинять, чтобы присоединиться к задним рядам, где стоял гвалт, шум, хохот и царила свобода.

Мальчик с черными глазами подходил к своей роли ответственно, не только всегда был чисто и точно по роли одет, но вещал со сцены с чувством и пылом, словно был уверен в том, что это самый важный спектакль в его жизни. Войдя в возраст, в котором взрослые начинают вслух оценивать детей, все пришли к выводу, что это один из самых красивых мальчиков в округе. Марита влюбилась в него по уши. Она третировала подругу просьбами, от которых Нелли тошнило. Например, Нелли следила за ним, когда Марита по каким-то причинам не могла дежурить около его дома. Докладывала обо всех заговоривших с ним девчонках. Бросала в открытое окно его комнаты записки от Мариты.

Самой противной обязанностью Нелли было сопровождение предводительницы на свидания. Сначала та и ее возлюбленный ходили по городу, взявшись за руки. Нелли плелась за ними, борясь с нетерпимым желанием смыться. Потом стало еще хуже: Нелли нашли пару – прыщавого одноклассника Мариты, который умел только криво ухмыляться, плевать на три метра и самозабвенно ковырять в носу. Однажды предводительница прибежала к подруге вся в слезах. Это было так странно, что Нелли, жевавшая в этот момент кусок хлеба, не смогла его проглотить. Она так и выслушала стенания Мариты с набитым ртом.

«Договорились о встрече! – размазывая слезы, жаловалась обиженная взлохмаченная девочка, до этого дня носившая прозвище Стальная Змея. – Я стащила у матери туфли и помаду. А он так… Знаешь как заорал… „Чтоб ты сюда больше не смела приходить! Забудь дорогу!“ Схватил за руку так больно и швырнул прямо… в грязь. Я его ненавижу!»