Мотылек - Поппи Адамс

Виви твердо решила, что в нашу тайну не следует посвящать никого, кроме нас троих: в этом случае намного уменьшались шансы на то, что будущий ребенок случайно узнает обо всем и возненавидит нас за то, что мы много лет лгали ему, – а также на то, что о нашем секрете станет известно кому-нибудь еще. Виви говорила, что хранить тайну от своего ребенка ради его же блага – это одно, и совсем другое – воспитывать ребенка в атмосфере, когда эту тайну знают все, кроме него самого.

И меньше всего Виви хотелось, чтобы о нашем плане узнали Клайв и Мод. Разумеется, родителям было известно, что у моей сестры не может быть детей, но по непонятным мне причинам она считала, что Мод и Клайв будут категорически против такого замысла.

– Я сказала, что они не «будут», а «могут быть» против, – поправила меня она.

Мы по-прежнему прогуливались по вершине холма.

– Возможно, они и не станут возражать, – продолжала Виви. – Кто знает, что взбредет им на ум?

Ей хотелось, чтобы я забеременела еще до того, как родители все узнают и смогут нам помешать. По ее словам, в лучшем случае Мод с Клайвом выскажут кучу различных соображений, которые лишь собьют нас с толку, поэтому решение должны принимать мы и только мы сами.

– Виви, я сама принимаю решение, и я уже сказала, что согласна тебе помочь, – заверила я ее.

– Спасибо, сестренка. Я так тебя люблю! Ты не только моя единственная сестра, но еще и моя лучшая подруга! – с чувством сказала она.

От этих теплых слов у меня даже голова закружилась.

– Но Джинни, я хочу, чтобы это было нашей тайной! – умоляюще проговорила она. – После того как все произойдет, мы им расскажем.

– После того как я забеременею?

– Ну конечно! – воскликнула она. – Когда ты будешь беременной, они не смогут просто закрыть на это глаза. – Виви весело засмеялась своим словам.

Я решила, что все дело в том, как по-разному мы воспринимаем наших родителей: Виви всегда была убеждена, что они мешают ей жить, я же считала, что они на моей стороне. Но если я могу рассказать им об этом после того, как забеременею, что мешает мне согласиться с планом Виви?

– Побожись, что никому не скажешь, – как в детстве, произнесла она.

– Обещаю.

Я перекрестилась, закрепив таким образом наш договор и определив нашу судьбу.

Все там же, на замерзшем гребне холма, Виви подробно описала мне свой замысел. Всем окружающим мы будем говорить, что Артур приезжает в Балбарроу по делу – что он собирается открыть здесь новую пекарню, – но эти визиты будут совпадать со временем моей овуляции. Как и всегда, весь план до мельчайших подробностей был разработан самой Виви.

Вот так мы с Артуром и очутились одни в моей спальне, которая располагалась дальше по коридору и по другую сторону от комнаты родителей. День близился к вечеру, вскоре мы все должны были собраться за чаем. Мод и Клайв чем-то занимались в других частях дома.

Первым делом Артур официальным тоном сообщил мне:

– Джинни, скажи мне, ты понимаешь, что делаешь, понимаешь, что ты собираешься отказаться от ребенка? Это будет не твой ребенок, его матерью станешь не ты, а Вивьен. Ты уверена, что хочешь этого?

Он произнес все это так медленно и отчетливо, словно разговаривал со слабоумной.

– Да, – ответила я.

Моя узкая железная кровать, разделявшая нас, наглядно символизировала вынужденную близость, которая вот-вот должна была связать нас.

– Но тебе надо подумать об этом, – зачем-то сказал он.

Я всегда с трудом понимала поведение даже тех людей, которых знала лучше всего на свете, – а что говорить о тех, с кем была не знакома. Ведь я уже дала ему понять, что обдумала последствия своего решения. Мне было давно известно, что бесполезно убеждать человека в том, что он сказал лишнее или что он неправ в том, чего он не произнес вслух. Чаще всего я просто пытаюсь ублажать людей, говоря и делая то, что им понравилось бы больше всего, и надеясь, что в будущем все разъяснится. Поэтому, стоя по другую сторону кровати, которая, казалось, ждала с нетерпением, когда же мы наконец соединимся, я попыталась сделать вид, что в течение нескольких секунд «думаю об этом», – как будто «думая об этом», надо было тереть подбородок и поднимать глаза к потолку. На самом же деле я думала о том, как странно, что я ни разу не обсуждала свое суррогатное материнство напрямую с Артуром, – даже речи об этом не заходило. Мы обсуждали эту тему только с Виви. Время от времени она ссылалась на мнение Артура относительно того или иного пункта нашего плана, но чаще мы говорили об этом украдкой и словно мимоходом, как о тайне, принадлежащей лишь нам одним, – и я даже иногда забывала, что Артур тоже участвует во всем этом. Виви мечтала вслух, как мы будем наблюдать за ростом и развитием ребенка, как она будет учить его жизни в городе, а я – жизни в деревне, поэтому в конце концов я стала считать, что ребенок будет только наш с Виви, а Артур здесь вовсе ни при чем. Вернее будет сказать, я рассматривала Артура как второстепенную, инертную часть процесса – некий катализатор, необходимый для того, чтобы реакция состоялась, но остающийся неизменным в ее ходе.

Таким образом, до этой минуты я вовсе не задумывалась о чувствах Артура. Возможно, эта неторопливость в последний миг говорит о том, что он считает план Виви далеко не таким удачным, как она? Возможно, ему хотелось пойти на попятную? А я даже не знала, в чем здесь дело, – в самом ребенке или в необходимости заниматься со мной сексом.

Я настолько рассудительно, насколько могла, произнесла:

– Это не мой ребенок, я не буду считаться его матерью. Я хорошо это понимаю.

Взвесив мой ответ, Артур по причинам, известным лишь ему, нашел его приемлемым.

– Хорошо, – сказал он. – Мы разденемся?

Я быстро сняла юбку, трусики, блузку и бюстгальтер и застыла возле кровати абсолютно голая. Подняв голову, я увидела, что Артур стоит ко мне спиной, а вокруг его бедер обернуто полотенце. Он пытался раздеться, не снимая его, – словно он переодевался в людной комнате. Мне сложно было понять, какой смысл стесняться наших тел. Ведь мы собирались заняться сексом – самым интимным из всего, что может объединять людей!

По-прежнему придерживая рукой полотенце на пояснице, он повернулся ко мне и то ли произнес «О!», то ли просто громко выдохнул. Он неотрывно смотрел мне в глаза, словно боялся опустить взгляд ниже – мой же взгляд помимо воли притягивало полотенце. Я была бы не прочь перед тем, как мы приступим к делу, посмотреть на инструмент, который нам предстоит использовать. Поскольку речь шла о процессе продолжения рода в его чистом виде, сексе ради потомства, мы могли вести себя в этой ситуации сугубо по-деловому. Некоторое время мы стояли неподвижно, не в силах преодолеть нерешительность.

– Ты нервничаешь? – спросил Артур.

– Немножко, – солгала я, отводя глаза от полотенца, которое он аккуратно положил на пол.

Я знала, что вообще-то должна была нервничать, но на самом деле все мои мысли занимали различные практические вопросы, а когда мне что-то настойчиво лезет в голову, я могу свободно думать обо всем остальном, лишь разрешив это затруднение. Как именно мы из этого положения – я стою, он стоит, между нами кровать, – перейдем к положению, в котором его пенис введет семя в мое лоно? Я, скорее, была озадачена, чем волновалась.

– Все будет хорошо, – мягко произнес он.

Моя комната была окрашена в ярко-желтый оттенок распустившихся одуванчиков, который к тому же подчеркивался сиянием предвечернего солнца, свободно проникающего в окно. Я сама выбрала эту краску, когда была еще слишком маленькой и не понимала, что из этого выйдет, – и настояла на том, чтобы в этот цвет покрасили не только стены, но и потолок. Мама сама красила мою комнату – прямо поверх тонкой древесно-стружечной плиты, которую в старину называли бумагой и от которой на потолке проступали беспорядочные геометрические узоры и спирали.

В детстве мне это очень нравилось – когда я, лежа на кровати и полуприкрыв глаза, смотрела на потолок, мой взгляд быстро терял фокус и уносил меня куда-то вдаль. Спустя минуту-другую моему взгляду начинали открываться фигуры и структуры не на плоскости, а в других измерениях. И после того как это происходило, уже невозможно было, не отведя сначала глаз, увидеть потолок плоским. Иногда спирали уходили ввысь, иногда, наоборот, надвигались на меня – и я знала, что, подняв руку, смогу сунуть ее в одну из них. Когда я была маленькой, то по утрам и перед заходом солнца частенько мысленно передвигала все эти воронки, наблюдая за тем, как они то врываются в комнату, то убегают из нее.

Вопреки предупреждениям Виви, от секса мне не было больно. Кроме того, он не доставил мне ни малейшего удовольствия – уже вопреки моим предположениям. Я лишь так неподвижно, как только могла, лежала под Артуром и смотрела на желтые спирали на потолке, которые скакали и танцевали подобно натянутым пружинам. Меня поразило, насколько пошлым и суетливым оказался тот акт, ради которого мы рождаемся в этот мир. По всему выходило, что именно к нему так стремились мужчины и женщины – часто им хотелось не только ребенка, но и этих движений самих по себе. В конце концов, по законам природы мы должны выполнять эти действия, чтобы продолжить свой род.