Великая битва у Малого пруда - Октав Панку-Яш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не меньше пяти страниц, к тому же почти без полей, помощник адмирала посвятил описанию дня, проведённого вместе с Владом за игрой «Дети портов мира».
«Это был один из самых прекрасных дней, — писал Дину. — И не потому, что меня признали победителем за рассказ о будапештских детях, а потому, что с нами был Влад, самый лучший инструктор на свете».
Другая запись гласила:
«Сегодня совет командиров единогласно принял в члены совета Родику и Нину. Они проявили усердие и отвагу, а помощники моряков полюбили их за то, что они знают множество игр».
Дальше Дину писал:
«Мы смеялись до упаду! Один из помощников попросил сандалию Нику, он хотел смастерить из неё лодочку. Плохи твои дела, дорогой Нику. Мы, конечно, не дали сандалию, поскольку храпим её как трофей!»
В другом месте вахтенного журнала можно было прочесть следующее:
«Девять часов утра. Капитан подводной лодки «Пионер» распространил известие, что первые растения, уложенные для просушки, уже готовы. Мы все пошли смотреть. Очень красивы сусак и стрелолист. У сусака цветки крупные, розовые, зонтиком, а у стрелолиста — бело-розовые, с тремя круглыми лепестками, букетиками. И цветки и листья сохранили свою окраску. Каждое растение мы уложили на лист белого картона и прикрепили бумажными полосками. В определителе растений мы нашли их латинские названия и подписали внизу. Так принято у натуралистов. Правда, язык сломаешь, пока выговоришь sagittaria sagittifolia (значит — стрелолист), пли butomus umbellatus (это значит — сусак). Но раз так принято, мы тоже должны привыкать, тем более, что латинскими названиями мы сразим тех, с кем обменяемся гербариями!»
В последний день Дину написал:
«Сегодня утром я пришёл в порт пораньше. Моего отца — он агроном — вызвали в Бухарест, в министерство, и я провожал его на вокзал. Поезд ушёл в шесть часов утра, и, так как дома мне нечего было делать, я сразу пошёл на пруд. И что же я вижу? Кусты возле фабричного забора повалены, словно по ним протащили что-то тяжёлое. Когда собрались ребята, я показал это им. Все вместе мы направились по образовавшейся прогалине. Шли, шли, пока она не привела нас к тому месту, где начинаются тростники. И тут, на иле, мы увидели следы колёс. Что здесь происходило, неизвестно. В обеденный перерыв Санду встретился у фабрики с товарищем Петре Станку и потом показал ему наше открытие. Тот внимательно посмотрел, созвал нас всех и сказал: «Вы пионеры. Следовательно, знаете, что значит хранить тайну». «Знаем», — ответили мы. «Хорошо, я на вас надеюсь. С этой минуты забудьте о том, что вы видели, никому ничего не говорите, пока я не разрешу». Мы пообещали, а Петрикэ спросил, не нужно ли поклясться, потому что он знает одну такую клятву. «Нет, не нужно, — ответил товарищ Станку. — Когда вам вручали пионерские галстуки, вы уже давали торжественное обещание. Уверен, что вы его не забыли».
Но это происшествие, записанное в вахтенном журнале последним, на Малом пруду было отнюдь не последним.
Итак, все рьяно занимались укладкой высушенных растений на гербарные листы. Собственно, это только говорится, что «все». Двое ребят, разумеется, оставались на постах, один — на наблюдательном пункте, на верхушке клёна, другой — у сторожевой будки.
И всё же…
Всё же в это самое время кто-то незаметно пробрался в гавань — уже во второй раз в истории порта Малый пруд — и оставил на песке письмо.
Кто мог это сделать? Дежурный наблюдатель дал честное пионерское слово, что ни на секунду не отвлекался и следил очень внимательно.
Ну, а если пионер даёт слово, не подлежит сомнению, что он говорит правду.
По поводу письма был немедленно созван совет командиров. В адмиралтействе за столом собрались три испытанных командира: Санду, Петрикэ и Мирча, а рядом с ними и новые командиры — Нина и Родика. Сбоку, с тетрадкой и карандашом наготове, примостился Дину.
— Товарищи командиры! — сказал Санду вставая. — Я зачитаю вам письмо. Но прежде я хотел вам сказать вот о чём. Самый факт, что письмо очутилось в порту, должен заставить нас призадуматься.
— Нужно наказать дежурного наблюдателя. Вот что! Он виноват!.. — выпалил Петрикэ. Но видя, что выражение лица Санду не изменилось, Петрикэ что-то вспомнил и уже менее решительно добавил: — Значит… давайте хорошенько обсудим.
— Давайте обсудим, — поддержал его Мирча.
— Наблюдателя уже спрашивали, не прозевал ли он, и он дал честное пионерское, что нет, — сказал Санду. — И мы должны верить ему: ведь пионерским словом зря не бросаются.
Тут вмешалась Нина и с жаром сказала:
— Не верить ему просто никак нельзя! И если его наказать, он тогда отчается — он-то знает, что говорил правду.
— Ну да! — кивнула головой не очень словоохотливая Родика.
Петрикэ закусил губу.
— Вы правы… Но ведь и письмо не с неба свалилось. Его принесли. Кто же отвечает за появление письма в порту? Кто-то должен отвечать!
— Знаете, что я думаю? — сказал Мирча. — Наверно, кто-нибудь из наших выдал пароль, кто-то воспользовался им и преспокойно прошёл мимо сторожевого поста.
— Нет, — возразил Санду. — Я спрашивал. Никто не проходил.
— Ну так как же? — недоумевал Петрикэ. — На чём же мы порешим? Я повторяю: кто-то должен отвечать!
— Почему же «кто-то»? — сказал Санду. — Я считаю, что все мы должны отвечать.
— И выполнять внеочередной наряд тоже все? — нахмурившись, осведомился Петрикэ.
— Вовсе нет. Просто-напросто все мы должны признать, что каждый из нас виноват, а впредь нам надо глядеть в оба. И чтоб это было в последний раз!
Дину записал всё в вахтенный журнал, подчеркнув слова «в последний раз»…
— А теперь, товарищи командиры, я прочитаю вам письмо, — продолжал Санду. — Слушайте внимательно, потому что мы тут же должны принять решение. Предупреждаю вас — вы это увидите из письма, — что нам предстоит битва.
— Битва? — ужаснулась Родика.
— Вот здорово! — радостно воскликнула Нина.
— Тише, читаю…
Санду разложил на столе лист бумаги. Все так и впились в него взглядом. Вверху был нарисован корабль с чёрными парусами, на палубе можно было различить две маленькие пушки с поднятыми стволами.
— «Вызов», — прочёл Санду заглавие письма. — «Я, Нику Негулеску, адмирал порта Большой пруд, расположенного в географическом пункте Лягушиное побережье, от имени своих моряков…»
— Что-о? — воскликнул Петрикэ. — О каких это моряках он говорит? Илиуцэ уже превратился в «моряков»?
— Подожди! — прервал его Санду. — Читаю дальше: «…от имени своих моряков вызываю вас на битву не на жизнь, а на смерть, потому что вы нарушили нашу территорию Лягушиное побережье».
— Какая наглость! — возмутился Мирча. — Утащили наши корабли и думают, что мы пальцем не пошевелим!..
— А с каких это пор Лягушиное побережье стало их территорией? — повысил голос Петрикэ. — Это нейтральная территория. Ни их, ни наша.
Санду постучал по столу:
— Прошу помолчать. Потом поговорим. Слушайте же дальше: «Должен предупредить вас, что я стянул крупные силы моряков, готовых нанести вам сокрушительный удар. Вы, конечно, рады бы узнать численность моряков, но дудки…»
— Брр! — сделал гримасу Дину. — Что за выражение в дипломатическом послании!.. До чего неучтивы эти юноши!
— «…Сообщаем, однако, что начнём бой завтра в семнадцать ноль-ноль (то есть в пять часов вечера). Огневые средства: песчаные ядра… Не выражаю вам никакого уважения, потому что вы взяли мою сандалию». Подпись неразборчива. Постскриптум, то есть приписка, — пояснил Санду: — «Сандалия, которая попала в ваши вражеские руки, будет отвоёвана. Не приветствую вас».
Санду сложил письмо и сел. В адмиралтействе воцарилось гнетущее молчание.
Петрикэ царапал ногтем на столе свои инициалы: «П. В.», Родика заплетала косу, Нина то натягивала, то отпускала рогатку, Мирча крутил пуговицу. Дину чертил что-то на уголке тетради. Санду оглядывал всех, как бы приглашая высказаться.
— Попали в переплет! — заговорил Петрикэ.
— Да-а! — со вздохом подхватил Мирча.
— Почему? Какой тут переплёт? — недоумевала Нина.
— Вот что значит молодо-зелено, девушка! — ответил ей Дину. — Говорят люди с опытом. Мы не подготовлены. А битва завтра. Понимаешь — завтра, не через неделю и не через месяц.
— Не примем вызов, и всё! — сказала Родика и выжидающе посмотрела на остальных. — У нас столько дел, к чему нам сражаться? На первый раз мне сошло: мама и слова мне не сказала насчёт того, что я испачкала туфли. А уж в другой раз…
— Ну, девушка, мы же говорим о серьёзных вещах, а ты тут со своими туфлями! — укоризненно сказал Дину. — Разве это допустимо?
— Нужно принять вызов, — твёрдо сказал Санду. — Мы пошлём сейчас на Лягушиное побережье посланника, он им передаст, что мы принимаем вызов, иначе нас поднимут на смех. Выходит, что, хотя их порт существует всего несколько дней и хотя у них новички-моряки, не имеющие понятия о том, что такое битва, они всё-таки могут сражаться, а мы вот уже второй год проводим на Малом пруду — и не можем? Где же наша гордость? И потом, что скажут наши ребята? Скажут, что командиры, которых они выбрали, — трусы… Трусливые зайцы. Хорошо это?
