Кельтский круг - Карло Шефер

— Никто и не говорит, что нам придется стрелять, — занервничал Штерн. — И вообще, почему мы всегда ездим на моей тачке? У тебя ведь есть своя?

— Моя находится на гарантийном обслуживании, на гарантийном обслуживании, — проревел пьяный. — Автосервис «Гросмюллер», чемпион мира по машинам в Гейдельберге… — Во время риторического коллапса Хафнер курил на удивление мало. Вероятно, ему было плохо. — Да, кстати, как звать того толстяка, нашего сотрудника, который у нас недавно? Как его звать? — переменил он тему.

Штерн ответил, что без понятия.

Запищал мобильный телефон Тойера.

— Кому я понадобился в такую рань? — проворчал гаупткомиссар. — Еще повезло, что я вообще прихватил с собой эту штуку. — Сначала ничего не было слышно, так как они в это время въехали в Гейсбергский тоннель, потом удалось что-то разобрать. — Звонит Лейдиг, — хрипло сообщил он. — Из машины Голлера. Он заложник, понимаете? Они едут в сторону автомагистрали.

После той первой встречи ему пришлось долго ждать. Это казалось ему унизительным. Целые вечера он проводил у большого окна — глядел на ночную реку и ненавидел жену, которая устраивала наверху оргии. Иногда он слышал ее смех, иногда она принимала гостя, иногда уезжала куда-то сама, несмотря на поздний час.

Крис приехала снова лишь после Пасхи. Она взволнованно сообщила ему, что провела Вальпургиеву ночь на Тингштетте. Он годами даже не вспоминал про это странное место.

— Это безумно интересно, там собираются самые разные люди — совершенно нормальные, но также колдуны и друиды. Это силовая точка… — с восторгом сообщила она. В ее голове был мусор, перегнивший навоз, точней, сборная солянка, которая образуется, когда люди просто накапливают знания без разбора, не сознавая, что к чему и что вообще отличает знание от веры, веру от молвы и восприятие от понимания. Так что он угадывал за ее словами почти все, что презирал, и с восторгом воспользовался этим мутным источником.

Она рассказывала про фараонов, тайные общества, заряженные энергией камни, мир по теории «Гея», про физическое намагничивание при тантрическом экстазе. Говорила про третий глаз на лбу каждого человека, который требуется только раскрыть…

Он и прежде подозревал, что она скрывала в себе нечто подобное, позволявшее ей переносить все превратности судьбы. У кого этого не было? У него, к примеру. Теперь все вышло наружу. Материал сырой, но он создаст из него что-нибудь стоящее. Она еще поблагодарит его.

Между тем прошел год, как он познакомился с Крис.

Было уже поздно, он плеснул себе красного вина, дешевого, которое он перелил в графин. Вот только не забыть французское название, которое он с таким трудом придумал.

Они сидели над картой Тингштетте. Идея возникла у него неожиданно. Он давно подыскивал подходящее место, чтобы порекомендовать ей. Название пришло в голову внезапно, при смене катетера. Так бывает с идеями. Ей удалось очертить сносный круг лишь с третьей попытки.

— Наружный круг вокруг треугольника получается, если провести его из точки пересечения медиатрис, — терпеливо повторил он.

— Ой, — пробормотала она, сдувая прядь со лба, — это уже трудно.

В его голосе звучало бесконечное терпение:

— Конечно, трудно. Если твоя потрясающая способность к восприятию не заострится, соприкоснувшись со сложностью методов, присущих тайным учениям, она останется тупой…

Крис кивнула, доверчиво и с какой-то детской радостью. Он снова подумал, что она должна быть благодарной ему. Вероятно, она уже давно это понимала.

— Итак, если мы проведем круг вокруг силового центра, то он окажется наружным кругом равностороннего треугольника. Потом мы разделим окружность на три части… — Она не понимала его, но это ничего не меняло, напротив. Его указания она выполнила, только это было важно. — Равносторонний треугольник связывает силу, — продолжал он со всей серьезностью. — Вспомни про пирамиды.

В первый раз он едва не вышел из роли. Его сотрясал сдавленный хохот, так как он вспомнил о квадратном основании египетских пирамид. Он не должен преувеличивать. Но ведь сейчас речь идет лишь о трех козлищах. Он почти пожалел об этом.

II. Невидимка

13

Лето 2001 года. Она взялась за самообразование. Жадно читала всевозможную эзотерическую дребедень, донимала его вопросами о гнозисе, астрологии, индийском оргазме, в котором участвует все тело, — то есть о вещах, о которых он не имел, да и не желал иметь, ни малейшего представления. Тем не менее ему удавалось сохранять над ней власть, и если даже он временами что-то путал, она этого не замечала — пока еще не замечала. Он должен был продвигаться вперед, чтобы она его не обогнала.

— Я не вижу в этом поступке вообще никакого смысла, — как можно спокойнее сказал Тойер. — Что же ему надо?

— Господин Голлер хочет получить свободный выезд за границу. — Лейдигу вполне удавалось владеть своим голосом.

— Что? Разрешение? Так вот, его у нас нет, его вообще нет. Лейдиг, сейчас мы станем разговаривать на двух уровнях, понятно тебе? Его заявления ты будешь передавать нам, и старайся ему не перечить. Если ты захочешь мне что-то сообщить, кашляни и составляй фразы, в которых смысл имеет каждое третье слово. Итак, третье слово, потом шестое и так далее, о'кей? У тебя получится, ты ведь у нас самый хитрый. Не удивляйся, если я стану повторять твои фразы, остальные ведь тоже должны быть в курсе.

Штерн кивнул. Хафнер отчаянно шарил по карманам, что-то отыскивая.

— Пушку забыл?

— Нет, — прохрипел тот. — Мобилу.

— У меня тоже ее нет, — со стоном сообщил Штерн. — Вот дела.

Тойер слушал и кивал.

— Голлер не дурак, — сообщил он. — Требует, чтобы я оставался на связи, иначе он не гарантирует безопасность Лейдига. А что у нас может оказаться несколько телефонов, об этом он не подумал. Все же глупо. Внимание, Лейдиг кашлянул: «Я полагаю, он способен думать, считает, что тут его никто не преследует или преследуют только при невезении один час»… Ах ты боже мой…

— «Он — считает — его — преследует — только — один», — отчеканил Хафнер. — Классно получается.

Тойер продолжал повторять вслух сообщения Лейдига. Обе машины мчались на огромной скорости в сторону Карлсруэ. Голлер требовал от Лейдига, чтобы преследующая машина постепенно его нагоняла. Тойер все время слышал в трубке приказы, звучавшие с русским акцентом:

— Спроси его, не хочет ли он поговорить со мной. Ладно, не хочет — не надо. Лейдиг, какая вообще у вас машина? Черный «мерседес-190», HD-Z3173?

В ответ Тойер столь же браво сообщил, что они едут на серебристой «шкоде».

— «Ост-Авто», — презрительно добавил с заднего сиденья Хафнер. — По-моему, они скомпрометировали все восточное направление компаса.

Лейдиг сумел ответить еще на несколько вопросов. Тойер передавал информацию коллегам. Запнулся только однажды.

— Что случилось? — спросил Хафнер. Старший гаупткомиссар только вздохнул:

— Плохие дела. Он накинул Лейдигу на шею струну от рояля, примотал к спинке сиденья да еще подсунул кусок деревяшки. Если он повернет деревяшку пару раз, петля затянется и удавит парня. Когда-то так казнили людей гарротой.

— Паршиво. — Штерн даже охрип от волнения.

— Только этот русский хрен тоже долго не проживет, если удавит своего шофера на скорости сто шестьдесят. Либо будет иметь дело со мной… — От злости Хафнер даже протрезвел.

— По-моему, это его не волнует, — предположил Тойер. — Да и вообще, кто сказал, что он сделает это на ста шестидесяти? Возможно, потом он захочет поменять тачку. Скажем, заставит меня ехать за ним, выйти без оружия из машины и лечь на землю. После чего врежет мне по башке и придушит Лейдига. В его распоряжении окажется тачка, пока что не объявленная в розыск. Коли уж этот козел такой умный. Что же передавали по ящику, когда был убит Брехт? Ах, какая разница… Он сам придумал себе такое алиби. Убивать сейчас стало модным.

— Все из-за того, что мы в восьмидесятых пустили в страну всякую шваль, — буркнул Хафнер. — Теперь цыгане осушают на востоке болота. Пожалуйста, приезжайте к нам, все приезжайте, кому не лень!

— Постепенно светает, — прервал Штерн шовинистические излияния коллеги. — По-моему, они недалеко от нас, вон там, впереди. Я быстро заеду на парковку. Шеф, пересядьте назад, к Хафнеру. Оба пригнитесь.

Тойер передал это Лейдигу. Но на парковке между Брухзалем и Карлсруэ — симпатичной площадке с романтичным названием «Серебряный колодец» — он передумал.