Джип, ноутбук, прошлое - Константин Костинов

– Меня, – девица облизнула губы и поправила пшеничный локон, – зовут Жюли.

– Нам пора идти, – с нажимом произнесла Юля и потащила Руслана в глубь толпы.

– Еще увидимся, – прозвенел за спиной голосок.

– Ну и что это за крыса?

– Почему же крыса? – усмехнулся Руслан, – Вполне симпатичная девушка.

– Крыса, потому что нацелилась на чужое.

– Юля, меня никогда не тянуло на малолеток.

– Зато малолеток почему-то всегда тянуло на тебя. Вспомнить хотя бы ту Алену на практике в школе…

– Юля! Алена была ребенком!

– А записки она тебе тогда писала совсем не детские.

– Ну, я же на них не обращал внимания. К тому же уже был женат на тебе.

– Алена на это тоже особого внимания не обращала.

– Папа, – громко спросила Аня, – А зачем у того летчика шарф на шее?

– Во-первых, – обрадовался возможности сменить тему Руслан – на высоте холодно. А во-вторых, шарф шелковый, потому что летчику нужно постоянно крутить головой и он может натереть шею о воротник куртки, если не будет шарфа.

– Кстати, откуда ты этого летчика знаешь? – глаза Юля говорили, что Жюли не забыта и обязательно будет припомнена при случае.

– мы вчера с ним познакомились, – вмешалась Аня.

Руслан оглянулся. Они уже вышли из толпы и стояли на краю поля, неподалеку от ангаров, рядом с лотками, где продавался лимонад.

– Это не просто летчик, Юля. Это – живая легенда, капитан Мациевич.

– И чем же славна эта легенда?

Помнил о капитане Руслан не очень много, в основном то, что было написано о его судьбе в старой книжке в зеленой ледериновой обложке "Иван Заикин. В воздухе и на арене".

– Один из пионеров отечественной авиации, смелый человек, отважный пилот, по слухам… – Руслан оглянулся – эсер. Правда, в историю он попал из-за своей гибели.

– Он погибнет?! – хором охнули Юля и Аня.

– Да. В один из полетов его самолет рассыплется, он выпадет из сиденья и разобьется насмерть.

– Парашют не раскроется?

– Нет сейчас парашютов. Они без них летают.

Юля посмотрела вверх, на ажурные этажерки, стрекотавшие в воздухе. Поежилась:

– Самоубийцы… Руслан! А что если он погибнет сегодня?!

Аня вскрикнула и закрыла рот руками.

– Да нет. Насколько я помню, он сначала должен будет прокатить Столыпина и погибнуть только через несколько дней. А Столыпин… – Руслан припомнил заметку, которую он вчера прочитал в одной из купленных Юлей газет, – только-только прибыл в Петербург. Навряд ли он так сразу бросится кататься на самолетах.

– Руслан, мы должны его предупредить.

– Столыпина?

– Летчика, дурак!

– Юля, а нужно ли? Мы ведь не знаем, к каким последствиям это приведет…

– Человек останется жив!

– Юля, во-первых, они тут и так над собственной смертью ходят. Не разобьется сегодня, разобьется завтра. Во-вторых, может оказаться хуже, к примеру, он спасется в этот раз, зато в следующий он упадет вместе с самолетом на зрителей и погибнет больше людей. В-третьих, рассказать ему, откуда я знаю будущее и не спалиться – невозможно…

– То есть, ты ему ничего говорить не будешь?

– Нет.

– Ладно, – пожала плечами Юля, – нет, так нет. Куда теперь?

– Ого, господин Лазаревич, – хмыкнул капитан, – Какая интересная емкость.

Руслан взял для бензина одну из своих канистр, которая, пока они гуляли, ждала в повозке извозчика. Втридорога содрал, пользуясь тем, что в Коломяги рвались многие.

– Да, – кусочек рекламы, – на фабрике Фрезе такие начинают выпускать.

Мациевич покачал канистру в руках:

– Удобно, – признал он, – А этот крест что значит?

– Для усиления жесткости боковых стенок.

– Честно говоря, Петр Александрович, не знаю, – повторил он утром, когда забирал канистру с фабрики, – не знаю. Возможно, для усиления жесткости боковых стенок.

Они стояли у УАЗА, покрытого капельками конденсата от утреннего тумана.

– Жесткость стенок? Хм… Это первое, что пришло мне в голову, но ответ почему-то показался излишне простым. Да, воистину, не нужно усложнять…

Если Мациевича поразила канистра, то Руслана – бочки с бензином. Обычные такие бочки. Деревянные, с обручами.

Мациевич распорядился, чтобы Лазаревичу отпустили бензина в размере емкости, и откланялся, куда-то торопясь.

– Руслан, – выдохнула через нос Юля, – я подожду тебя снаружи. Мне дурно.

Она с Аней остались возле ангара, Руслан вошел внутрь.

– Анечка, – Юля высыпала в ладонь дочери горсть мелочи, – Постой вот здесь у лотка, попей лимонада. Присмотрите, пожалуйста, за моей дочкой, – обратилась она к продавщице, крупной женщине с серым пуховым платком на плечах, – Мне отлучиться нужно.

– Конечно, – улыбнулась женщина, – отчего ж не присмотреть?

Юля погладила Аню по голове и заторопилась в сторону самолетов. Возле которых мелькнула куртка Мациевича.

– К аэропланам нельзя, дамочка, – выставил руку вперед хмурый охранник.

– Господин капитан! – крикнула Юля.

Повезло, Мациевич оглянулся.

– Я – жена Лазаревича!

Несколько усталое выражение лица – похоже, поклонницы капитана, мягко говоря, достали – сменилось на заинтересованное:

– Госпожа Лазаревич? Вашего мужа не устроил бензин?

– Дело не в бензине. Дело в вас. Мы можем отойти?

Капитан не двинулся с места:

– А в чем собственно дело?

Юля оглянулась. Сейчас муж закончит переливать бензин, выйдет из ангара, увидит ее и выйдет уже из себя.

– Скажите, капитан, вы уже катали Столыпина?

– Премьера?

Перед мысленным взглядом Юли предстал Дмитрий Медведев на здешней этажерке: кожаная куртка, летный шлем, глаза больше очков.

– Ну да, премьера.

– Нет. Его же не было в столице.

Юля выдохнула:

– Видите ли, в чем дело… – начала она, затем понизила голос, – дело в том, что мой муж страдает приступами ясновидения. Иногда, очень редко, по неизвестной причине, он видит будущее. Человека или же предмета.

Мациевич слушал внимательно.

– Когда он увидел вас, у него случился такой приступ. Мой муж видел вашу смерть.

По спине капитана пробежал холодок. Как все пилоты, он не боялся смерти и как все пилоты, был суеверен.

Странная женщина, жена странного американца, была серьезна.

– Я погибну? – навряд ли она прибежала для того, чтобы сообщить, что он умрет в девяносто пять лет в постели, окруженный внуками и правнуками.

– Да, – просто сказала Юля, – ваш самолет рассыплется, вы выпадете и разобьетесь.

Мациевич даже не обратил внимание на странное словцо "самолет".

– А премьер тут при чем?

– Вы покатаете его и через три дня погибнете. Нет, сам Столыпин тут не при чем и если вы откажетесь его возить – погибнете все равно. Он не причина, а всего лишь отметка срока, которую увидел мой муж.

Мациевич вспомнил. Вчера. Американец уже уходил, как вдруг вздрогнул и оглянулся с оч-чень странным выражением лица. Уж не тогда ли и случился его приступ?

– Как я должен поступить?

Юля развела руками:

– Это ваша жизнь. Можете отказаться от полетов, можете быть внимательнее и осторожнее, тщательнее проверяйте свою технику. Вам решать.

Она развернулась и торопливо зашагала к лотку, возле которого оставила дочку.

Мациевич задумчиво смотрел ей вслед.

Угроза? Были, были люди, которые могли бы ему угрожать… Но не так… Нет, не так.

Сумасшедшая? Безумцы часто бывают убедительны. Вот именно, убедительны. Сложно представить безумца, который настолько безразлично отнесется к собственным откровениям. Они, скорее, навязчивы и требуют обратить внимания на свои слова. А тут "Это ваша жизнь".

Капитан думал, уже зная, что не сможет не обратить внимания на слова американки.

– Прошу прощения, мадемуазель.

Юлю чуть не сбил с ног молодой человек в военной форме: мундир с золотистыми погонами, синие шаровары, желтая фуражка, шашка на боку. Черные сапоги с розетками на краю голенища.

– Между прочим, мадам, – хихикнула Юля.

– Не может быть! – засветились лукавством глаза офицера, – Такая юная девушка и уже замужем! Жестокие родители!

– Увы, увы…

– Если позволите, – офицер демонстративно схватился за шашку, – Я сражу вашего мужа, этого, без сомнения, толстого, мерзкого старикашку, и освобожу вас для жизни!

Юля пробежала взглядом по офицеру. Молодой, на вид лет двадцати, на погонах три звездочки и цифры "13". "Старший лейтенант, мальчик молодой…"

– И, может быть, после этого подвига, – "мальчик молодой" подкрутил усы и без того залихватски торчащие, – юная дева подарит рыцарю невинный поцелуй…

– А вам не кажется, безымянный рыцарь, что вы торопитесь?

– Мэа кульпа, мэе кульпа! Это проклятие нашего рода! Позвольте представиться: поручик Торопецкий, тринадцатый гусарский Нарвский, его императорского королевского величества императора германского короля прусского Вильгельма Второго полк!