Аль-Амин и аль-Мамун - Джирджи Зейдан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка поднялась. Сердце ее было переполнено счастьем. На миг она забыла о предстоящей разлуке, которая надолго отодвинет срок их женитьбы. Ведь Бехзад обещал отомстить за смерть отца! Кто же ее возлюбленный на самом деле, как понять его слова, что он больше, чем просто посланец общины хуррамитов?
Маймуна хотела спросить об этом, но не решилась, — нужно было повиноваться и идти спать.
Бехзад указал на дверь, которая вела в спальню, и, взяв светильник, пошел вперед, освещая дорогу. Девушка послушно двинулась вслед за ним. В мыслях ее царило смятение.
В комнате, куда они вошли, стояла низкая тахта, обтянутая воловьей кожей, на которой лежали подушка и покрывало.
— Ты здесь будешь спать сегодня, доброй ночи! — с этими словами Бехзад ушел, забрав с собой светильник. Едва исчез последний отблеск его огонька, Маймуна сбросила накидку, и, забравшись под покрывало, с наслаждением вытянулась на мягкой тахте.
Глава 39. Тайна дворцового сада
Прошел час, но Маймуне не спалось. Она поправила подушку и плотнее закуталась в покрывало. В доме царила глубокая тишина, нарушаемая только храпом Аббады. Комната тонула во мраке. Теперь, когда Маймуна осталась одна, ее вновь охватили тревоги и сомнения. Вспоминалось все перенесенное ею за день.
Бехзад любит ее! При одной мысли об этом на душе у нее стало радостно. Жаль только, не удалось узнать, что прячет милый в своем ларце; ей так этого хотелось, но случай был неподходящий. Девушка утешила себя, что в следующий раз она непременно доберется до истины.
Прошел еще один час, в течение которого Маймуна ни на минуту не сомкнула глаз, несмотря на то, что тело и душа ее жаждали покоя. Она металась на своем ложе — в мыслях то и дело возникали подробности разговора с Бехзадом…
Когда бессонница вконец измучила ее, она попробовала встать, но тут же передумала: двигаться в этой кромешной тьме было невозможно. Придется терпеть — лежать и ждать наступления утра.
Тишина, стоявшая в доме, лишь усугубляла страдания девушки. Внезапно ей почудилось какое-то движение снаружи, за стеной; она прислушалась: где-то ударяли мотыгой в землю. Маймуна вздрогнула.
«Наверно, показалось», — подумала она, приподнимаясь с постели, и тут услышала чей-то шепот. Девушка проворно вскочила, озираясь по сторонам. Несмотря на темноту, она разглядела над своим ложем крохотное оконце, сквозь которое сейчас пробивался слабый луч света. Вскочив на тахту, Маймуна просунула голову в окно. Оно выходило на пустырь между домом и оградой. Свет исходил от масляного светильника, стоявшего прямо на земле, в котором она признала тот, что унес Бехзад. Какой-то высокий человек с непокрытой головой, с засученными рукавами, подобрав полы одежды, с ожесточением копал мотыгой землю. Перед ним уже чернела глубокая свежевырытая яма. Рядом стоял другой человек, в котором Маймуна сразу узнала Бехзада. Девушка вгляделась в того, кто копал, конечно же, это был Сельман! Ей вдруг стало страшно, — что делают они здесь, в такую пору? В тишине, казалось, были слышны частые удары ее сердца. Ноги вдруг подогнулись, и она чуть не упала. Но, уцепившись за край окна, девушка преодолела охватившую ее слабость и решила подождать, что будет дальше, хотя и опасалась, что Бехзад ее заметит.
— Он должен быть здесь! — донесся до нее голос Бехзада. — Копай еще!
— Боюсь, ошибаешься ты, господин, — отозвался Сельман. — Глянь, сколько земли уж выбросили, и никаких следов трупа.
— Нет. Я не мог ошибиться! — тряхнул головой Бехзад. — Здесь был дворец Шапура или нет?
— Ну, конечно, здесь, — пробормотал Сельман.
— Тот старец убеждал меня, что аль-Мансур сидел тогда в приемной зале дворца, как раз на том месте, где сейчас стоит дом. А труп, как он говорил, схоронили в дворцовом саду, который мог располагаться только на этом пустыре. Мы перерыли здесь каждый клочок, осталось только это место! Копай еще!
— Ах, если бы этот старец был сейчас с нами! — вздохнул Сельман, с трудом разгибая спину. — Он указал бы нам точное место.
— Разве я не говорил тебе, что он умер? Возблагодарим господа, что тот продлил его жизнь и свел с нами, чтобы он успел рассказать всю историю. На его сведения можно положиться: во времена аль-Мансура он был совсем юн. Оказавшись случайным свидетелем убийства, он не мог потом забыть об этом до конца своих дней. Копай! Мы на верном пути!
Сельман вновь принялся бить мотыгой в землю, выкидывая разрыхленный грунт на поверхность.
— Не вижу никаких останков, господин! — через некоторое время опять подал он голос.
Бехзад молчал, внимательно разглядывая землю, которую тот выбрасывал. Внезапно он нагнулся и поднял нечто, отдаленно напоминающее обрывок ткани.
— Смотри, — он отряхнул его и протянул Сельману. — Не похоже ли это на кусок ковра, в который завернули тело?
Сельман выскочил из ямы и схватил полуистлевший клочок.
— Он, точно, он! Часть того ковра!
На глазах удивленной и ничего не понимающей Маймуны слуга бросился к яме, и оттуда вновь полетели комья земли. Но вскоре Сельмана охватила такая усталость, что он начал задыхаться и наконец остановился, в изнеможении опершись на рукоятку мотыги. Пот градом катился с его лица и плеч, тяжелое дыхание вздымало грудь.
— Ты как будто устал, — заметил Бехзад. — Но работа должна быть закончена этой ночью. Дай-ка сюда мотыгу!
Он вырвал инструмент у Сельмана и, оттеснив его в сторону, принялся копать сам, энергично и быстро.
Почти сразу же Маймуна услышала глухой звук, словно мотыга наткнулась на что-то твердое. Бехзад перестал копать, нагнулся и извлек из ямы какой-то длинный предмет.
— Похоже на берцовую кость. Радуйся, Сельман!
Слуга бросился к нему и, спрыгнув в яму, начал разгребать землю руками в поисках чего-то, только им известного. Вскоре он разогнулся, держа двумя пальцами какой-то мелкий предмет, и подал его хозяину.
— Перстень!
Бехзад бережно взял вещь и поднес к светильнику, чтобы лучше рассмотреть.
— Да это его перстень!
— Откуда тебе известно, господин?
— Разве ты не помнишь, что несчастный, когда его потребовал к себе аль-Мансур, оставил наказ своему верному слуге в Хорасане не верить ни одной грамоте, которая придет от него, пусть даже скрепленная его личной печатью, но действовать сообразно той, на которой будет только половина печати?
— Припоминаю, кажется, так…
— Смотри, вот перстень с печаткой, — здесь его имя, — половина печати отогнута в сторону. Значит, это его перстень и его кости! Ищи черен!
Сельман уже разгребал землю обеими руками. Через несколько минут он вытащил еще один кусок истлевшей ткани, три кости и наконец извлек и передал господину тронутый тленом череп. Бехзад бережно счистил с него налипшие комья грязи. Сейчас он был очень бледен, на губах его играла горькая улыбка.
— Да, это его голова! — тихо промолвил он. — Голова невинно убитого. За нее можно отдать полцарства! А отомстить за нее — значит сотрясти основы халифата!
Охваченный внезапным порывом, он поднес череп к губам и поцеловал его. Почтительно склонившись, Сельман последовал его примеру и принялся обтирать череп краем своей одежды. Бехзад не отрываясь смотрел в пустые глазницы. Выражение печали исчезло с его лица, уступив место гневу, который пылал в его темных глазах.
Сельман решился прервать молчание:
— Можно поздравить тебя, господин, с драгоценной находкой. Вот твоя заветная мечта и сбылась. Но с твоего позволения, хватит нам трудов на сегодня. Пора и отдохнуть, — пошли в дом, поспим. Эта ночь была для тебя нелегкой.
Не дожидаясь ответа, Сельман поднял с земли светильник и, забрав у господина череп, направился к дому. Бехзад все так же молча последовал за ним; за его внешним спокойствием угадывался едва сдерживаемый гнев.
Увидев, что они повернули к дому, Маймуна отпрянула от окна и села на тахту. Еще сильнее чувствовала она теперь, как устала, новые мысли и догадки роились в голове. Она подавила в себе желание тотчас же бежать к Бехзаду, чтоб расспросить его об увиденном, — решила подождать до утра.
Весь остаток ночи девушке грезилось, что она одна среди бурного моря, где огромные волны бросают ее из стороны в сторону. Лишь под утро она погрузилась в глубокий сон без сновидений. Ее разбудила Аббада. Маймуна открыла глаза и увидела бабушку, склонившуюся над ее изголовьем.
— Вставай, внученька, — сказала старуха. — Пора отправляться в путь.
Глава 40. Расставание
Перепуганная, Маймуна вскочила с тахты. Она набросила на себя покрывало, обулась и, досадуя в душе, что позволила сну одолеть ее, поспешила следом за Аббадой. Когда они выходили из галереи, послышалось конское ржание. Маймуна обернулась и увидела Бехзада, сидевшего верхом на коне. Он был уже в плаще и приторочивал ларец к луке седла. При виде женщин он сделал прощальный знак рукою и сказал, указав на Сельмана:
