Океан. Выпуск второй - Владимир Алексеев

Мастер глаза выпучил от восторга.

— Комингс драй, дура, — ласково повторил молодой мастер. — Если не знаешь, что это такое, спроси у капитана, он на клотике[11] чай пьет. Видел?

Обилие морских слов не смутило, а разозлило Костю. Он понял, что над ним посмеиваются, а насмешки он всегда переносил плохо. Свирепея, Костя оглянулся. Нет никого поблизости. Тогда он сунул молодому мастеру под нос свой тяжелый колхозный кулак и негромко сказал:

— Были бы мы в лесу, галю бы сообразил, а тут, в море, эта штука сойдет за милую душу.

— Галю? — переспросил мастер, словно споткнулся.

— Да, — ласково сказал Костя, — это по-нашему, по-деревенски, значит ветка, дрын. Уразумел? А теперь отвечай по-человечески, что такое это проклятое «шпи-шпи», которое нужно чистить, и остальное!

Таким образом, Костя был не таким уж простаком и за полтора месяца пребывания в море усвоил и морской язык и рыбацкие законы. И он был старше, опытнее Сереги, да и умнее тоже. Он сознательно употреблял сухопутные словечки в присутствии Сереги, подыгрывая Сереге, страстно желающему, чтобы в нем видели бывалого моряка.

— Ну, идем, — миролюбиво сказал Костя, — какая разница! У нас добрая лодка.

— Бот, а не лодка, — сурово поправил его Серега. — Нет, не получится из тебя, Костя, морского человека. Не родился ты им.

— Может. У нас в Белоруссии хоть воды и много, да все болота, озера, а море я, брат, только тут увидел.

— А я, Костя, родился в море, — похвастался Серега, — у меня мать в загранку полжизни ходила. И родила меня около островов Фиджи. Слышал, может?

— Брешешь.

— Чтоб меня раки слопали, не вру! Вот придем на базу, я у кадровика паспорт возьму. Там написано.

— А чего мать в море ходила?

— Отец у меня кандей, повар, значит, а мать фельдшер. Вдвоем и ходили.

Серега небрежно махнул рукой. Он чувствовал себя в своей стихии. И даже то, что бот стало качать сильнее и побледнел плохо переносящий качку Олег, ему нравилось. В море, в общем, неплохо, работа вот только тяжелая. И он стал думать, а что получится, если они не придут к «Никитину» дотемна. Тогда их будет носить по бушующему морю всю ночь, тогда старшина велит открыть аварийный запас.

А шторм усиливался. Уже не посвистывал ветер, а выл, гудел и бросал в лица ловцов снежную крупу, перемешанную с брызгами воды. Бот, как утка, нырял по волнам, взлетал вверх, падал вниз. Иногда, взбираясь на водяной вал и покачавшись немного на его вершине, он носом зарывался в воду и стремительно скользил вниз, задрав менее нагруженную корму. В такие моменты оголялся винт и начинал быстро набирать обороты мотор, работая вхолостую. Но старшина спокойно сбрасывал газ, оглядывался, крепко держась за румпель. Там, позади внизу, выступало, как плавник у рыбы, перо руля, и по нему били волны.

— Баллов восемь, а то и девять, — сказал Серега, — дает!

— Смотри, смотри, — воскликнул Костя, — вон еще лодки, да чудные!

Все ловцы стали всматриваться в даль. И верно, там, вдали, качались небольшие пузатые суденышки. Они шли от берега в море.

— Японские кавасаки, — уверенно сказал Вася, — тоже тикают к своей базе.

— А какая у них база? — спросил Костя. — Как наша?

— Что ты! Меньше и старье, едва на воде держится. Наши базы лучшие в мире, специальные краболовы! Это до шестидесятых годов у нас краболовы делали из других судов. Переоборудуют какой-нибудь сухогруз, и всё. А потом спроектировали крабовые плавзаводы типа «Андрей Захаров».

Но этого Серега уже не слышал. Он, выполняя приказ старшины, снова сделал попытку связаться с базой, и на этот раз удачную.

— Жень, ура! База на проводе!

— Становись на руль, я сам поговорю.

Они поменялись местами. Взявшись за румпель, Серега почувствовал, что сейчас управлять ботом не то, что в тихую погоду. Румпель вырывало из рук, на него надо было наваливаться боком, чтобы держать суденышко в повиновении. А тут еще оно стало рыскать, разворачиваться к волне бортом.

— Эй, эй, — встревоженно закричал Вася, — держи, Серега, а то нас перевернет!

— У раков гостями будем, — засмеялся Серега, которому удалось быстро справиться с непослушным ботом и положить его по верному курсу.

Когда его заменил Карпович, он возвратился к рубке и, испытывая сильное возбуждение, радость от того, что вот он какой бесстрашный, стал говорить:

— Парни, хороший шторм для человека — проверка. Вон Олег скоро травить начнет. Да и ты, Костя, что-то побледнел. Не дрейфь, парни!

— Пошел ты!.. — сказал Костя. Он не укачивался, просто чувствовал себя не в своей тарелке, ощущал непонятную слабость от непрерывных взлетов и падений. — Олег не родился, как ты, в море.

А Олега и вправду совсем развезло.

Серега отвернулся, а Вася схватил парня за плечи:

— Ничего, теперь легче будет. Иди ложись прямо на сети.

Он провел Олега к трюму, заваленному сетями. Тут и ребята помогли, сделали в грудах сетей нечто вроде ниши. Туда и прилег Олег, полный благодарности, любви к Васе. Он подумал: «Вот у меня появился настоящий друг. Да и остальные ребята — ничего». И так он лежал на мокрых сетях, которые казались ему лучше перины, преодолевал в себе тошноту, то и дело подступавшую к горлу. Сети защищали его от ветра, а волны захлестывали. Они уже свободно перекатывались через палубу, но ловцов защищали рыбацкие непромокаемые комбинезоны. Хуже было старшине, который быстро промок до нитки и теперь ругал себя за то, что не взял плащ. Ведь подумал взять, когда капитан сказал о возможном шторме, и не взял. Однако от этой мысли его отвлекла все возрастающая тревога: на глазах шторм усиливался, разыгрывался не на шутку, а до базы оставалось еще миль пять.

— Хлопцы, будьте осторожны! — крикнул Карпович. — Держитесь друг за друга, смотрите, чтобы никого не смыло за борт!

Но ловцам можно было бы это и не говорить. Все знали: за бортом почти ледяная вода. Утонуть, конечно, не утонешь, спасательный пояс не даст утонуть, а вот окоченеть можно быстро, в считанные минуты. Старшина передвинул руку по румпелю, пощупал висевшие на нем два спасательных круга и мысленно представил себе, как он будет действовать, если за бортом окажется человек. Он сразу сбросит газ, не глядя рванет с румпеля круг и бросит его освободившейся от рукояти газа левой рукой. Около компаса, закрепленного на крыше рубки, лежит наготове добрый моток японского линя. Тоже пригодится, если его кинуть, как лассо. С его помощью на прошлой неделе вытащили из моря упавшего за борт Олега. Олег упал в тихую погоду и по своей вине.

Олега вытащили сразу. Он был, как кутенок, мокрый, жалкий и весь дрожал. Старшина ограничился тем, что отчитал его, а докладывать о случившемся не стал.

И вот сейчас Карпович, промокший до нитки, мечтал, что придут на базу, поднимут их на «балыки», то есть на мотобалки, и первое, что он сделает, — это пойдет в баню. В бане он хорошо попарится, надо бы с веником, но нет веника, придется у кого-нибудь попросить.

И так он мечтал о бане, вспоминал сына, и оттого становилось ему теплее.

Чуть закрывал старшина уставшие глаза, как перед ним появлялся Федька, с пухлыми губами, которые он измазал чернилами. Мальчик только что закончил свое первое письмо из одной фразы и теперь спрашивал у отца: «Папа, а где вы бываете с мамой каждый год и так подолгу?»

«Далеко, сынище», — кратко отвечал старшина и чувствовал, что мальчику нужны объяснения. А как все объяснить? Не просто ведь рассказать семилетнему человеку о работе на воде, посреди морей и океанов.

И неожиданно пришел в голову ответ:

«Мы, сынище, бываем там, где зимуют раки!»

Горделиво оглядел старшина просторы Охотского моря — именно здесь зимуют крабы, которых он ловит добрую половину своей жизни. Знакомо тут все, одним словом, — привычное место работы. И он обязан интересно рассказать сыну о месте своей работы. Кто знает, может, Федор изберет себе профессию краболова, как отец и мать?

Но Евгений Карпович не любил много говорить, не умел он и на бумаге складывать слова.

Старшина оглянулся. Экипаж «семерки» у рубки — совсем молодые ребята. Каждый из них вдвое моложе его, если не считать моториста Василия Ивановича, и за каждого он в ответе.

— Хлопцы, — крикнул Карпович бодрым голосом, — как настроение, дела?

За всех ответил неунывающий остряк Серега:

— Чего спрашиваешь, Женя? Дела как корабль: качает, мутит, а деваться некуда — кругом вода!

— Вот именно, — пробурчал Василий Иванович, высовываясь из рубки, затем пальцем поманил старшину.

Старшина наклонился, и моторист заговорил тихо, но внятно. Никто не слышал их разговора, даже Серега. Серега ответил на вопрос Карповича и снова начал фантазировать, выдумывать ситуации одна нелепее другой.

Он решил, что завтра он предложит экипажу «семерки» назвать бот не цифрой, а именем, достойным их славного суденышка. Смотри, как штормит, как кидает его, а оно хоть бы хны! Сильнейшее судно. И почему бы его так и не назвать — «Сильнейшее» или лучше «Сильнейших». И тогда он, Серега, будет помстаршины «Сильнейших». Экипаж сильнейших!