Океан. Выпуск второй - Владимир Алексеев

Вот одна из советских плавбаз. Судя по цифрам на доске показателей, она успешнее всех ведет промысел крабов. И, наверное, поэтому капитан-директор, помполит разрешили молодежи флотилии провести в рабочей столовой танцы. Оттого и бегают по трапам, хлопают дверями кают принарядившиеся девчата и парни, а в столовой комсорг придирчиво перебирает магнитофонные ленты: какую сегодня прокрутить?

— Вася, давай эту. Последняя запись японской музыки, — уговаривает комсорга девчонка с косичками. — Модерн!

— В том-то и дело, что модерн, — бурчит Вася, — а японского нет ничего в этой дурацкой музыке.

Качалась на волнах пузатая, но удивительно устойчивая корейская плавбаза, судно норвежской постройки. От нее все дальше и дальше уходил советский танкер. До этого он был пришвартован к борту «корейца» и перекачивал в его танки горючее. На мостике плавбазы смотрел задумчиво на экран локатора штурман. Он был смуглый, высокий и подтянутый. Он смотрел на экран и видел там маленькую светящуюся точку — «семерку», которая мужественно боролась со штормом. Корейский штурман думал о том, чье это отважное суденышко, почему оно еще в море? Ему было жаль людей, находящихся на его борту, и он, не отрывая глаз от экрана, спросил у радиста, не подает ли кто сигналов SOS. Радист ответил, что нет, не слышно таких сигналов, и тогда штурман решил быть на всякий случай начеку. Они ведь ближе всех к этой скорлупе среди бушующих волн. Но скоро штурман заметил, как к маленькой точке, передвигающейся с юга на север, приближается большая, очевидно траулер. Он выключил локатор и приказал радисту внимательнее следить за эфиром.

Когда завлов по рации сказал, что они с капитаном считают необходимым облегчить бот, выбросить за борт улов и даже сети, то Карпович выслушал это спокойно. Он и сам видел, как быстро усиливается волнение, и понимал: облегченный бот пойдет лучше, скорее они доберутся до «Никитина», но пока особых причин для беспокойства не было. Не первый раз Карпович попадал в такие переделки, и не первый раз он принимал такие приказы — на базе всегда осторожничают, это естественно, ограждаются от вполне возможной беды, с морем не шутят, в море риск гораздо больше, чем на суше. И вот, приняв приказ: улов и сети — за борт, старшина, несмотря на свою аккуратность, дисциплинированность, не кинулся его выполнять, а почесал затылок, поежился и немного поразмыслил. Соображал же он всегда быстро, предпочитал то решение, которое приходит в голову сразу. По опыту он знал, как это особенно хорошо знают шахматисты, что у первых решений есть странное свойство быть наиболее верными, хотя они как-то легко, просто пришли на ум. При некотором колебании эта простота начинает сбивать с толку, пугать, и поиски иных решений затягиваются. В конкретном случае старшина просто не имел права на долгие размышления; а короткие были вот какие: во-первых, жалко улов и особенно сети; во-вторых, сбрасывать груз за борт нелегко и это не сделаешь за пять минут; и, наконец, бот ведет себя хорошо… ну, терпимо, и на подходе вот-вот появится где-то среди волн посланная на помощь «Абаша».

Карповичу не нужно было напрягать свой зычный голос, экипаж был рядом, за рубкой:

— Ребята, кто там крепче себя чувствует, двое или трое идите на нос, кидайте крабов за борт.

Первым подал голос Серега, и этого ожидал старшина:

— Женя, мы с таким трудом их брали, а теперь клади их обратно, да?!

— Сергей, — негромко приказал старшина, — бери еще двоих и командуй парадом, разгрузи нос.

Серега нехотя подчинился, стал бормотать и в то же время оглядывать ловцов: кого брать с собою. А бормотал он вот что:

— Волна так себе. Сильнее будет — сама смоет крабов с носа. Так что займемся мартышкиным трудом.

И это не хуже парня понимал Карпович, но приказа не отменил. Он принял компромиссное решение: пусть пока разгружают нос, а трюм еще успеют. И уж что-что, а сети он велит бросать за борт в последнюю очередь. Крабов жалко, но их можно еще поймать, а сетей больше не дадут, придется работать с теми, которые останутся. Их и так с каждым днем остается все меньше и меньше.

У Карповича однажды была просто дурацкая путина. На той путине, как нарочно, ледяные поля сбивали его вешки, и в конце концов у него осталось меньше половины сетей. А тут хорошо пошел краб, и хоть плачь! Карпович плакать не стал, а поступил так, как поступили бы многие другие старшины. Хотя все знали, откуда у Карповича через неделю появился почти полный набор сетей, но не обижались. Во-первых, Карпович производил заимствование очень умно и никто его за этим делом не застал. Во-вторых, он имел совесть и более десяти — двадцати сетей с каждого порядка не отрезал. Обычно экипажи ботов получают сети сразу, в начале путины, и, пометив их каждый по-своему, обычно краской, работают ими весь сезон.

Из сетей на минуту приподнялся Олег, и увидев, что Батаев и двое других швыряют за борт увесистых крабов, спросил:

— Что, с базы велели?

Старшина промолчал, он держал румпель и внимательно следил за ловцами на носу. Хлопцев там заливало с ног до головы гудящими потоками воды при каждом спуске бота, когда бот, очутившись в ложбине между волнами, врезался носом в очередную волну и начинал медленно, упрямо взбираться наверх, где ветер рвал в клочья пену. Старшина знал, что на носу опаснее, чем на корме или у рубки. Может кто-то поскользнуться на раздавленной лапе краба и подтолкнет его еще полтонны воды, и быть человеку за бортом. Тогда держись, мешкать нельзя. И Карпович знал, что́ он будет делать, случись такое: правой рукой он схватит спасательный круг и кинет его человеку, а левой возьмет аккуратный моток легкого и прочного линя. На одном конце его — тяжелый наплав, другой закреплен за скобу на рубке. Через несколько секунд вслед за кругом рванется стрелой линь — хватайся, бедолага, за веревку, и тебя быстро вытянут на борт друзья.

Нет, когда человек за бортом, медлить нельзя, нельзя считать ворон, иначе отойдет по инерции бот и придется его разворачивать, подставлять борта волнам, а это опасно. Лучше все делать в темпе, заученными движениями, без особых раздумий. Вот днями на плавбазе было происшествие, вечером упал за борт слесарь Мишка Лупатов. Очутился Мишка в воде, стал в отчаянии царапать высоченный стальной борт базы и кричать. Проходивший мимо боцман не стал терять времени, схватил с палубы канат, закрепил один конец за леера и скользнул по канату вниз, зажал Мишку между ног и так держал его минут пятнадцать, до тех пор, пока не смайнали бот и не подошли к нему с «крестником».

Да и Олега на «семерке» тогда вытащили ловко, за какие-то три минуты. Парень не успел даже испугаться. Батаев только крикнул: «Человек за бортом!» — как старшина, работавший около стола, одним прыжком очутился на корме и, оттолкнув Серегу, сорвал с румпеля спасательный круг и тут же схватил вешку, протянул ее Олегу, который уже уцепился за брошенный ему круг. Дальше — раз, два, и взяли! Вытянули дурака на палубу. С шутками вытащили…

— Жень, там крабца больше тонны, — с упреком сказал Костя, подходя к старшине. — Значит, шесть-семь ящиков консервов. Жалко…

— Не ной! — хмуро перебил его старшина.

— Так, Жень, а в ящике девяносто шесть баночек консервов. Вкусных. Жалко!

— Ну! — прохрипел Карпович и почувствовал, что ярость наполняет его, однако, как всегда, он сдержался и подумал, как там в рубке Василий Иванович, проверил ли двигун, установил ли, отчего мелодия у мотора не та.

Костя же вновь принялся за работу. Ему было обидно. Карпович никогда не позволял себе кричать на ловцов. И вот теперь Костя пришел к нехитрому выводу, что Женьке тоже жалко крабца, а потому он и наорал. В то же время обида не покидала бывшего тракториста. Он вспомнил, что тут, на боте, он самый «сухопутный», а работает он не хуже других, и это Карпович знает лучше всех. Вспомнил он и разговор свой с Серегой. Серега как-то легкомысленно упрекнул его, что он редко помогает распутчикам сетей. И верно, на прошлой неделе было так — не вышел он на вешала помогать своим распутчикам, которые тогда замучились с сетями. Такие сети были грязные! Не вышел на вешала, и все по той причине, что немного простудился. Знобило его всю ночь, как и Олега, упавшего в море. Сосед Олега по каюте старшина Смилга готовил чай с малиной, поил парня и все уговаривал пойти в лазарет. Но он не пошел…

— Смилга человек. Человек Смилга и друг настоящий, — громко прошептал Костя и задохнулся от нахлынувшего кашля. А когда он откашлялся, его чуткое ухо сразу уловило перебои в работе мотора.

На палубе плавбазы, которая медленно, как-то громоздко качалась на волнах, было почти пусто. Лишь, как торосы, заполнили ее поникшие, порыжевшие стропа с крабом. Около них ходили, закутавшись в модные японские штормовки, два или три человека — то ли девчонки, то ли парни, не разберешь. Тут все ходят в брюках и в резиновых сапогах. Они придирчиво выбирали самых крупных крабов, отсекали от них ножом мясистые обдомины. Потом они эти обдомины распотрошат и зажарят на сливочном масле и будут есть, нахваливая: «Как курятина, только лучше». На «Никитине» довольно много гурманов, которых не устраивают однообразные меню в рабочей столовке, они готовят сами что-либо по своему вкусу и желанию. Одни — любители рыбы и ловят ее в свободную минуту, а потом жарят, варят уху и вялят, другие предпочитают разные части крабов, третьи особо ценят морскую «ракушку», нечто вроде очень крупной улитки, которая под специальным соусом нежна и ароматна.