Волчья хватка-2 - Сергей Алексеев

Он не надеялся догнать неведомую деву, а шёл лишь потому, что не мог сдержать желания не идти при виде этого манящего следа. Кое-где он замечал на снегу иные, смазанные земные следы: несколько странные, без протектора подошв ботинок и совсем не девичьего размера! Он приглядывался к ним и ждал рассвета, чтобы рассмотреть получше, но в этот день почти не посветлело, ибо повалил густой снег, в несколько минут выровнял землю, сделал пространство по-зимнему глухим и сумеречным. Ражный хотел уж повернуть назад, однако напоследок взлетев летучей мышью, снова увидел акварельно-свежий намыв красок в серой пелене и только прибавил шагу.

Дева была где-то совсем близко, может, всего в километре от него, поскольку сильный снежный заряд если и не остановил её, то заставил идти медленно, к тому же она не подозревала погони.

Увлёкшись, Ражный не следил ни за временем, ни за расстоянием и не уловил момента, когда перешагнул линию запретной зоны; вдруг ощутил лёгкость и в тот же миг оторвался от земли и завис в полуметре, едва удерживая равновесие. Охваченный внезапным и уже знакомым приливом восторга, он непроизвольно засмеялся, словно младенец, сделавший несколько самостоятельных шагов: покровительница-дева скрылась в Сиром Урочище, ибо розово-синий след уходил вперёд и исчезал в снежном мареве!

На сей раз полет длился секунд пятнадцать, после чего закололо в пальцах вытянутых рук, от незримого ветра заслезились глаза, а затем резкий скачок земного притяжения опрокинул его навзничь.

Снежный обвал, повинуясь этим же законам, разом опал, притянулся к земле, и вокруг мгновенно просветлело. Преодолевая тяжесть в теле, Ражный встал на ноги и огляделся — ничего подобного! Ни призрачного озера, ни острова с градом Китежем и вообще никаких признаков близости Урочища. Совсем другое место — только кривые косогоры, ёлки, берёзы да край синюшной снежной тучи в сером небе…

Лишь с третьей попытки, и то тяжело, будто старый ворон, Ражный поднялся чувствами над землёй и узрел снежное поле вокруг. Ни единого следа, ни даже самой мелкой, невзрачной мышиной строчки не было ещё в стерильном пространстве, будто этот вышибающий слезы сиюминутный ветер смел, выдул и вычистил его до первозданной белизны.

Ражный возвращался с оглядкой и ощущением, будто его только что обманули, и всю дорогу твердил себе, что больше не поддастся наваждению, не станет бегать за призраком, ибо так недолго и с ума сойти. А что если эта опека, помощь и дары всего-навсего искушение, замысленное хитроумным и непредсказуемым бренкой? Испытание, способ определения манеры поведения, изучение психологических качеств личности, чтобы потом, по окончании послушания, было ясно, на что сирый годен и к какому делу его приставить.

За дорогу он почти убедил себя, но едва подошёл к своей новой, стылой и потому ещё не жилой избе, как вспомнил недавно испытанное состояние Правила и пожалел, что отвлёкся на свои восторженные чувства и не сумел вовремя прервать полет, чтоб совершить холостой выхлоп, подпалив, например, любую ёлку.

Сейчас бы был с огнём!

Теперь даже окна не вставить, пока не прокалишь замазку…

Ражный обошёл разрубленную поляну, попинал свежий снег с пней и отправился в сторону берлоги Калюжного, за горящими угольками.

До железнодорожной сторожки Вяхиря было намного ближе, если идти напрямую, но сейчас Ражному не хотелось встречаться с нравоучительным и прижимистым бульбашом. Угольков, конечно, даст и посудину, чтобы принести, да придётся сидеть и слушать его наставления и, самое отвратительное, придётся просить огня, а потом ещё всякий раз вспоминать, чьим теплом греется. Как и в миру, в Засадном Полку были араксы с виду вроде бы прямодушные, честные, справедливые, однако при этом настолько занудливые, что было лучше никогда от них ничего не принимать. Даже даров, которые приносили вотчинникам, поскольку они потом ещё лет десять кряду так или иначе станут напоминать о своей щедрости и всячески её выпячивать.

У дерзкого аракса Калюжного можно просто выкатить головню из кострища и пойти — слова не скажет; скорее, наоборот, поможет донести или сам выберет и вручит ту, что не потухнет за дорогу…

Уже в сумерках Ражный добрался до берлоги в крутом берегу и тут обнаружил, что утренний снег вокруг неё свежий, нетоптаный — неужто хозяин за день ни разу не вышел, хотя бы воздухом подышать?.. Приблизившись, Ражный постучал в маленькую дверь, набитую мхом и обтянутую берестой:

— Богом хранимые, рощеньями прирастаемые!.. Ты здесь, аракс казачьего рода?

Можно было и не звать: бесцветным дымком курилась из берлоги пустота…

Ражный отгрёб снег ногой и отворил дверь. Чёрные от копоти глиняные стенки, моховая лежанка, покрытая знакомым, из горницы сороки, половичком, холодное кострище в углу и стылый, прогорклый, как на пожарище, воздух…

Оставил жилище и удалился в место, более уютное? Ушёл в мир, по горло насытившись романтикой осуждённого засадника? Или так скоро закончилось послушание Калюжного?

От его лежбища до деревни, где обитала сорока, было всего несколько километров, однако Ражный не рискнул являться перед строгой вдовой. Лучше уж терпеть холод, чем греться от огня, излучающего глубокую вдовью тоску и обиду. Он пошёл назад, по пути приглядывая хоть что-нибудь сухое — дерево, смолевой пень, клок мха, но в предзимнюю слякотную пору все давно пропиталось влагой, промёрзло не один раз и не годилось для простого и древнего способа добычи огня трением. Оставалась последняя надежда: дождаться утра и на рассвете пойти в глубь Вещерского леса, дабы, как сегодня, внезапно пересечь некую черту и, войдя в состояние Правила, уловить мгновение да поджечь любое дерево.

От холостого выхлопа энергии горело все, в том числе и земля…

Чтобы не проспать зари в предательски теплом тулупе, Ражный спустился по речке вниз, к глубокому плёсу, присмотренному заранее, и взялся рубить баню. Если завтра удастся добыть огонь, то можно попариться, отмыться за многие дни в первый раз и наконец-то переодеться в чистую, дарёную рубаху…

Он мог бы научить калика, как оборачиваться волком, и не собирался скрывать от бренки свою наследственную тайну, но вряд ли бы кто-то из них в тот же час вздумал испытать это. Слишком сложно и одновременно просто, хотя трудоёмко и необычно достигалась способность входить в раж, ибо здесь не существовало ни волшебного слова, ни страшного заклятья, ни какого-то другого действия, с помощью которого происходило чудесное перевоплощение. Насельники русских монастырей, а чаще уединившиеся скитники иногда обретали раж через великое постничество, крайний аскетизм и круглосуточные молитвы в течение целого года, стоя на коленях под открытым небом на каком-нибудь камне, как Серафим Саровский.