Игра Джералда - Кинг Стивен

«Не так далеко, Джесси: та женщина тоже на тропе затмения».

Одним духом она убежала по лестнице на второй этаж. Она видела кусты смородины без признаков тени под потемневшим от затмения небом: ее преследовал отчетливый запах морской соли. Джесси увидела загорелую женщину в простом платье с выгоревшими волосами, собранными в пучок. Она стояла на коленях перед рассыпавшимися щепками; рядом лежала белая ткань. Джесси была уверена, что она оступилась.

– Кто вы? – спросила она женщину, но та исчезла.., если вообще тут когда-либо появлялась.

Джесси оглянулась, чтобы убедиться, что загорелой женщины нет сзади; ее там не было. Джесси была одна.

Она перевела взгляд на свои руки и увидела, что они покрыты гусиной кожей.

«Не надо было терять головы, – прошептал голос, который потом будет принадлежать Хорошей Жене Бюлингейм, – ты вела себя ужасно, ужасно и теперь будешь расплачиваться за то, что потеряла голову».

«Я не потеряла. – ответила Джесси. Она посмотрела на свое бледное, безжизненное лицо в зеркале ванной. – Нет!» Она стояла минуту в напряжении, как вкопанная, ожидая услышать голоса или увидеть эту женщину, которая оступилась, рассыпав охапку щепок по земле, но ничего больше не услышала и не увидела. Этот страшный некто, который сказал ей, что какая-то она толкнула кого-то его в какой-то там колодец, тоже, видимо, исчез.

«Очнись, милая, – посоветовал голос, который в будущем окажется голосом Рут, и Джесси ясно осознала, что голос советовал ей идти. – У тебя в голове сегодня сумбур. Я не стала бы думать ни о чем, вот и все».

Это был очень нужный совет. Джесси быстро сунула майку под кран, намочила ее, отжала, потом ступила под душ и обдалась водой. Наскоро вытеревшись, быстро вышла из ванной. Обычно она не надевала халат, чтобы пробежать в комнату, но теперь запахнула его, не застегивая.

Она замедлила шаг в дверях, закусив губу и прося Всевышнего, чтобы эти смутные голоса не вернулись. Чтобы у нее снова не возникло этих образов или галлюцинаций. Все было пока спокойно. Она сбросила халат на кровать и достала свежие шорты и майку из шкафа.

«У нее тот же самый запах, – подумала она. – Кто бы ни была эта женщина, у нее тот же запах, идущий из колодца, куда она столкнула мужчину, и это все от затмения. Я увере…» Она повернулась со свежей майкой в руке и остановилась. Отец стоял в дверях, глядя на нее.

Глава 19

Джесси проснулась при бледном свете зари; в ее сознании еще маячил образ женщины с волосами, собранными в обычный пучок, как это делают крестьянки, женщины, споткнувшейся у кустов смородины и растерянно глядевшей на рассыпанные щепки. То ли во сне, то ли наяву стоял тот же ужасный запах. Джесси не вспоминала об этой женщине уже давно, и теперь, вынырнув из своих переживаний почти тридцатилетней давности, она подумала, что ей сегодня дано сверхъестественное видение событий того дня.

Сейчас все это не имело значения – ни то, что случилось с ней на веранде, ни случившееся позже, когда она обернулась и увидела отца, стоящего в дверях спальни. Все это произошло очень давно, а вот сегодня…

Она лежала на подушке и смотрела на свои скованные руки. Она чувствовала себя такой же бессильной и беспомощной, как муха в паутине, до которой уже добрался паук, и она ничего не хотела – только снова заснуть, заснуть навсегда и без снов.

Но такого счастья она не заслужила.

Где-то рядом с ней раздавалось жужжание. Ее первая мысль была о будильнике. Вторая, после двух или трех минут настороженного вслушивания с широко раскрытыми от страха глазами, – сработал детектор дыма. Эта вновь пробудило в ней надежду, что помогло окончательно проснуться. Нет, это не будильник и не детектор дыма, этот звук больше похож на.., этих…

«Это мухи, милая, и ничего больше, – раздался голос, который не шутил, только теперь он звучал устало и безнадежно. – Осенние мухи, которым ничего уже не светило, кроме зимней спячки, а теперь они получили неожиданный подарок в виде бывшего Джералда Бюлингейма, в прошлом адвоката и любителя наручников».

– Господи, когда же кончится этот кошмар, – пробормотала Джесси. Она с трудом узнала свой голос.

Джесси посмотрела на правую руку, перевела взгляд на плечо (которое она чувствовала), а затем на левую руку. С внезапным ужасом она поняла, что смотрит на свои руки теперь совершенно иначе – как на мебель, выставленную в витрине магазина. Казалось, что они не имеют ничего общего с Джесси Мэхаут Бюлингейм, и в этом, в сущности, не было ничего странного: она совершенно их не чувствовала. Ощущения появлялись ближе к плечам.

Джесси попыталась подтянуться в постели повыше и обнаружила, что атрофия рук зашла дальше, чем она предполагала: они не только отказывались подтянуть ее, но и сами не шевелились. Они совершенно игнорировали все приказы ее разума. Она взглянула еще раз на свои руки, и теперь они уже не показались ей мебелью. Теперь они казались безжизненными кусками мяса, которые висят на крючьях в магазине. Это вызвало у нее пронзительный вопль отчаяния.

Не следует так себя вести. Руки не действуют, во всяком случае пока, но кричать и сходить с ума по этому поводу нет смысла: не поможет. А как пальцы? Если она сможет обхватить пальцами стойки кровати, тогда…

Увы. Пальцы оказались столь же беспомощны, как и руки в целом. После минуты усилий Джесси была вознаграждена лишь слабым движением мизинца.

– Господи, – произнесла она еле слышно дрожащим голосом. В нем ничего не было, кроме безнадежности и страха.

Конечно, люди часто гибнут. Она видела за свою жизнь сотни, может быть, даже тысячи раз смерть в теленовостях. Тела, вытаскиваемые из смятых в лепешку машин, из развалин, торчащие из-под покрывал ноги и горящие здания на заднем плане, очевидцы с бледными лицами, рассказывающие обо всем этом ужасе… Она видела бесформенную массу Джона Белуши, выброшенного из отеля «Шато Мормон» в Лос-Анджелесе: видела гибель гимнаста Карла Валенды, когда он потерял равновесие и упал на трос, по которому пытался пройти над улицей между двумя курортными отелями: ему удалось на какой-то миг ухватиться за трос, но потом он нырнул к своей смерти. Телевизионные станции показывали этот эпизод снова и снова, как будто смаковали страшную гибель человека.

Поэтому Джесси знала, как умирают люди в несчастных случаях, но до последних суток она не могла постичь, что происходит в душе у таких людей, когда они вдруг осознают, что больше никогда не выпьют стакан сока, не примут участие ни в одной телевйкторине, не позовут друзей на покер и не восхитятся идеей провести вечер четверга в магазинах. Никогда больше ни вина, ни поцелуев, ни морского купания. Любой час в жизни может быть последним.

«И вот это утро, по всей вероятности, окажется таковым, – подумала Джесси. – И наш милый домик в лесу на берегу озера вполне может появиться в пятничных или субботних новостях. И телекомментатор Дуг Роу в своем отвратительном белом плаще будет вещать в микрофон: „М-да, это вот тот самый дом, где так ужасно закончили жизнь известный портлендский адвокат Джералд Бюлингейм и его жена Джесси“. А потом он передаст эфир студии, и Билл Грин как ни в чем не бывало станет рассказывать о спорте. И все это не враки Рут или болтовня милашки – Хорошей Жены. Это…» Джесси понимала, что именно так и будет. Это нелепый несчастный случай, в который трудно поверить, когда читаешь такое сообщение утренней газеты мужу, жующему грейпфрут. Просто глупый несчастный случай, только сегодня он произошел с ней. И постоянные вопли ее рассудка, что это была беспечность, случайность, нелепая ошибка, совершенно неуместны. На том свете нет отдела жалоб, где она могла бы объяснить, что это Джералд придумал наручники, так что было несправедливо оставлять ее в них. Надеяться ей не на кого. Спасение ниоткуда не придет. Она должна рассчитывать только на себя.

Джесси откашлялась, закрыла глаза и заговорила в потолок:

– Боже, дай мне спокойствие принять вещи, которых я не могу изменить, мужество изменить то, что я могу, и мудрость понять разницу между ними. Аминь.