Сахарный немец - Сергей Клычков

А теперь... страшно... так страшно!

Страшно открыть глаза, еще страшнее закрыть.

Закроешь, и вот летишь, но только не кверху, а вниз, куда и лететь-то нельзя, куда можно лишь провалиться: пусто под притаившимся осенним небом, страшно в черной, бездонной утробе земли!

Кажется Зайчику, что это не лавка под ним и на нем, а Колыгинская полуторасаженная свинья, вскочившая с ним и за ним в вагонный сундук. Только закроет глаза, а пятачок у самого носа, у ссохшихся губ нижняя свиная губа, и на губе висят ниточки от бардового пойла и хлебные крошки. В руках Зайчик чувствует ноги, холодные копытца крепко жмут ему пальцы, а на животе такая черная тяжесть, что лучше умереть, чем шевельнуться.

Плюнет Зайчик в губу и все пропадет на минуту, откроет глаза, потолок завертится внизу, как карусель, а пол кверху привскочит, и вагонные лавки на нем все кверху свиные ножки поднимут.

- Крышка,- думает Зайчик, пришедши в себя на минуту.

И снова сами слипаются веки... гонит ветер мир перед глазами, как всадник коня.

У коня такая ж метельная грива, как на Клашиной шторе, только на коне теперь сидит моло-дой Колыгин, на нем золоченый камзол, в руке сияет у него на ладони, как амулет, неразменный рубль, за который можно какое хочешь счастье купить, от любой беды откупиться, потому-то со всех концов и сторон стаями летят лебедицы и крыльями машут и, клювы раскрывши, кричат:

- Слава! Слава! Слава!

...И среди лебедиц быстрее всех несется белая лебедь, на маковке с белой короной,- теперь похожа она на прежнюю Клашу.

Замирает у Зайчика сердце, заходится дух, а рядом сидит большая свинья, чешет брюхо копытом и умно так глядит ему прямо в лицо, оскаливши зубы.

- Нет, не уснешь... не уснешь!..

Зайчик привстал и прижался к окошку...

Так кончилось у Зайчика с Клашей венчание в свете и духе!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ОБРАЩЕННЫЙ МИР

За окном ветреная листопадная ночь.

То ли гремят под вагоном колеса, то ли ветер, согнавши опавшие листья к дороге, крутит и вертит их и загибает в листвяные колеса и катит за колесом колесо по дороге, наполняя осеннюю темь шипом, гуком и приглушенным звоном.

И Зайчику жутко, что сейчас нет около него никого, и хорошо, что никто не увидит и не узнает, как больно ему и как ему сейчас тяжело.

Уселся Зайчик половчее на лавку, по телу мурашки ползут, свесил он ноги, и показалось ему, что сапогом он за что-то задел и в чем-то запутался шпорой.

Нагнулся Зайчик, руку вниз протянул и со шпоры отдел - не поймешь в темноте - то ли хвост, то ли клин от люстриновой юбки. Похолодела с испуга сначала рука, а потом показалось занятно, кто это под лавку, где Зайчику казалось, что нет никого, забился и так присмирел, что ни разу не чихнет от подлавочной пыли и не шелохнется, чтоб на другой бок перелечь...

Потащил Зайчик за полу или подол, казалось, тащил его долго, а ему все не видно конца.

Пощупал Зайчик на руку и к окну поднес, чтоб на звездном свету разглядеть, видно поповский люстрин, и по всему тоже видно, что это не юбка, а ряса...

- Дьякон,- подумал Зайчик,- никто, кроме него, сюда не забьется.

- Дьякон! - Зайчик шепнул и крепко дернул за рясу.

В ответ кто-то чуть-чуть шевельнулся.

- Разве не вы это здесь, отец, дьякон? - громче Зайчик сказал.

- Нет, это... я!

- Ну, так и есть: дьякон с Николы-на-Ходче!..

- А вы... это кто?..

- Я,- говорит Зайчик, хотелось ему соврать, да самому страшновато, я-то... я Зайцев, Микалай Митрич, чертухинский эауряд...

- Эвона,- радостно вскрикнул дьякон под лавкой,- гора, значит, с горой!

Зайчик от этого вскрикнул, выпустил полу, а дьякон зашевелился, застучал затылком под лавкой, рукой заскребся по полу, как мышь под сусеком, и скоро села рядом с Зайчиком большая оглобля, головы на четыре Зайчика выше, на верхушке широкая шляпа, под шляпой висит борода, которая даже и в темени кажется рыжей, и на ноге большенный, как окоренок, сапог...

- Гора, значит, с горой,- дьякон гудит, запахнувши рясные полы,- в Питер, значит, все же решили...

- Пожалуй... а вы, отец дьякон... как попали сюда?

- Кондуктор упрятал, сказал, что этот вагон будет в составе.

- В составе?..

- Да, питерский поезд... Я ведь вам говорил, что вместе поедем?!

- Да: я компании рад,- хмуро Зайчик ему отвечает...

- Ну, господин охвицер, много я здесь под лавкой продумал: решил, что об этом таком даже и думать больше не стоит... голову зря забивать!..

- О чем?..

- Да все о том же: есть Бог или нет, и почему я в бога не верю...

- Да это вы, отец дьякон, больше все спьяна ..

- Пьян, да умен, знаешь... почему дьякон водо-святный крест пропил на самую Пасху?.. Что он жулик какой или вор?.. Что он не мог бы пропить свою рясу... Почему именно крест - первый вопрос?..

- Почему?..- улыбаясь, Зайчик спросил.

- Да оченно просто: потому что он больше не нужен... а ряса... у меня старые рясы супруга режет на юбки...

- Выходит: все в пользе?

- Да нет: в соответствии... Бога-то нет?..

- Мелешь ты мелево, дьякон: бога нет, что же тогда остается?

- Эна, о чем ты грустишь: остаться есть кое-чему - мир забит, как трехклассный вагон на большом перегоне... Рассуди: Петр Еремеич что говорил... Бог, де, от земли отвернулся, сел на облачную колесницу и значит поминай, как звали... Тю-тю...

- Бог забыл о земле...

- Так... остался, значит, во-первых: чорт?..

- Чорт!

- Чорт! Только рога он подтесал терпугом у кузнеца Поликарпа, оделся в спинжак и гаврилки... Служит... пользу приносит.. и получает чины!

- Мели, отец дьякон!

- Нет, не мелю: чорт иногда даже не брезгует дьяконским чином...

Зайчик взглянул на оглоблю, волосы у него зашевелились и сами зачесались назад, а у дьякона шляпа будто немного поднялась на воздух, и на минуту над рыжею гривой мелькнули два развилкой расставленных пальца, просунутой как-то сзади тощей руки... Пальцы были похожи, как дважды два, на рога или рожки.

- Только и это не важно,- дьякон, близко нагнувшись, шепнул Зайчику в самое ухо.

- Как же это не важно - ведь, чорт?..

- Просто, понятно: без Бога чорту нечего делать... это он со скуки идет в пристава или земские, а то в дьякона или попы... соборный наш протопоп... чортушок!..

Дьякон подвинулся ближе. Зайчик отсел.

- Разве ты это не знаешь?

- В первый раз слышать...

- А отчего у него тогда впереди высокий зачес?.. не иначе... потому только и можно узнать: на копытах - щиблеты, хвост подвязан на брюхо, а рожки - в зачёс!

- Полно тебе, отец дьякон: у протопопа крест на груди весит три фунта...

- Да это не крест, а подкова... ты думаешь, все как бывало: все по-старинке живешь... бабка на кринку покстит, положит крест-на-крест лучинки, и в молоке бесенок купаться не будет, креста лучинного побоится... теперь, брат, все пошло по-другому... бог, ведь, не видит... он отвернулся... а человек, где крест ни положит, там для чорта и щель.

- Стыдно, дьякон!..

- Ничуть даже: за что купил, за то и продаю!.. Жизнь, брат... ох, она умнее нас с тобою раз в десять!..

Зайчик хотел было сложить крестное знамение, да дьякон его за руку схватил.

- Подожди-ка... ты к баптистам сходи... они те про крест растолкуют!..

- Не пойду я никуда,- Зайчик ему говорит,- ты, отец дьякон, лучше прилег бы да немного проспался: перехлебнул!

- А ты меня много поил?

- Тебя, отец дьякон, споить - надо скупить весь самогон во всем Чагодуе...

- И то, брат, не хватит!..

Дьякон залился в козлиную бороду мелким дробным смешком, сложивши на животике руки и смотря Зайчику прямо в глаза...

- Что он мне мерещится снова, - думает Зайчик,- тогда надо крест положить... отчего он мне не дал?

- Да крестись, крестись, если хочешь: вижу, что и меня принял за чорта! Нет, брат, у меня рога отросли совсем от инакой причины.

- По семейной?..- тихо Зайчик спросил.

- Должно быть,- дьякон вздохнул,- да чорт с ней, великая важность... Ты вот что скажи: мы о чем говорили?.. у меня память девушкина стала!

- Говорили... говорили... мы, дьякон...

- Так?..

- ... о чорте...

- Это не суть важно.. важно вот что: ты, да я, да мы с тобой... да весь род человечий.

- А как же иначе?..

- Вот в том-то и дело, что род сей должен был бы... того...

- Исчезнуть?

- Аки дым... На наше счастье, ты говори, остались еще боженята!

- Это, дьякон, что такое?..

- Самое главное: с чего свинья сыта бывает... крошки после обеда...

- Крошки?..

- Ну, да... не в точности, а что-то вроде... вроде Володи... понимаешь: бог создавал землю, как на пиру сидел.- пир, хмель отошел, бог от стола отвернулся, и на столе остались одни только крошки...

- Боженята?

- Ну, да, китайцы, малайцы, болгары, татары... всякому даден свой божененок... и заметь: у всякого свой поп и свой дьякон...

- Пожалуй, это и верно.

- А как же: нету в мире единого бога... вот тут-то дьякон и прав пьян да умен...