Богиня весны - Филис Каст

— Что-то не так, Персефона? — спросила Эвридика.

Лина глубоко вздохнула. Ты богиня, напомнила она себе. Да, всего лишь временно, но тем не менее богиня.

— Нет, милая, ничего не случилось. Я просто восхищаюсь этим залом. — Лина улыбнулась маленькому призраку.

— Гадес идет! — воскликнул Япис.

Гадес вошел в зал через другую дверь. Его золотые сандалии со звоном ступали по гладкому мраморному полу, и Лина, глядя на него, чувствовала, как с каждым шагом бога ускоряется ее сердцебиение. Он снова был в плаще. Плащ развевался за его спиной, подчеркивая четкие, мощные линии тела. Его похожее на тогу одеяние поначалу казалось черным, однако, когда на него упал свет канделябров, ткань вспыхнула, словно крылья ворона, заиграв оттенками пурпура и ультрамарина. Волосы Гадеса свободно падали на плечи черным водопадом. Скульптурный подбородок напряжен, выражение темного лица хмурое. Бог источал грубую мужскую силу.

В животе у Лины разлилась горячая волна. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не ухватиться за прядь волос и не начать наматывать ее на палец.

Гадес поднялся на тронное возвышение. И, повернувшись, собирался уже сесть, когда заметил три фигуры, замершие у входа в другом конце зала. Его глаза поймали взгляд Лины и замерли.

— Персефона, — произнес он, слегка наклонив голову. — Я рад приветствовать саму весну в моем тронном зале.

Лина сглотнула, пытаясь как-то справиться с сухостью во рту.

— Благодарю тебя, Гадес, — сказала она, обрадовавшись, что голос прозвучал неожиданно сильно и чисто. — Я рада была принять твое приглашение.

— Прошу, подойди сюда, — предложил Гадес. Потом, оторвавшись наконец от лица Лины, он посмотрел на даймона, — Япис, распорядись, чтобы для богини принесли кресло.

— Разумеется, мой лорд.

Япис что-то негромко сказал через плечо, и тут же в огромном зале возникло движение. Через несколько мгновений призрачные слуги принесли и поставили на возвышении рядом с Гадесом изысканное серебряное кресло.

Лина пошла через зал. Она почувствовала взгляд темного бога и горделиво вскинула голову. Одеваться ей помогала Эвридика, и Лина порадовалась, что фиолетовый шелк, выбранный ею, отлично сочетается не только с цветом ее глаз, но и с аметистовыми люстрами, сияющими под потолком. Но она прекрасно понимала, что чудесная ткань, укрывавшая ее тело, не имела ровно никакого значения. Утром, одеваясь, она снова была поражена бессмертной красотой Персефоны. Лина знала — несмотря на суматоху, что царила сейчас в ее мыслях, она пересекала Великий зал с истинной грацией настоящей богини.

Когда она подошла к возвышению, Гадес сначала заколебался, но потом покосился на Яписа и встал навстречу Лине. Он предложил ей руку, точно так же, как накануне, когда помогал подняться в колесницу. Лина вложила пальцы в его ладонь, и темный бог медленно поднес руку богини к губам.

— Надеюсь, ты хорошо отдохнула ночью, богиня.

— Да, спасибо, — ответила Лина, стараясь не обращать внимания на мурашки, побежавшие по коже от прикосновения Гадеса.

— Рад это слышать, — сказал Гадес.

Лина довольно глупо улыбнулась и кивнула. Гадес сегодня опять был другим — более могущественным и более уверенным в себе, И было в нем что-то еще... обаяние, которое он, казалось, сознательно сосредоточил на гостье. Стоя рядом с Гадесом, Лина буквально физически ощущала силу его присутствия и нашла это немножко пугающим и при этом очень, очень сексуальным.

Надо признать, ей давненько не приходилось общаться с таким вот человеком — высоким, мужественным. Лина осторожно поглядывала на него, пока он помогал ей подняться по ступеням и подводил к креслу. Ладно, ей, пожалуй, вообще никогда не приходилось встречать мужчин, похожих на него. Да, Гадес воистину выглядел как бог.

— Эвридика, тебе незачем прятаться там, у двери. Ты можешь встать рядом со своей богиней, — сказал Гадес, обращаясь к девушке, все еще топтавшейся в дверях.

Лина, устыдившись, что забыла о маленькой призрачной подружке, шепотом поблагодарила Гадеса, пока Эвридика почти бегом пересекала зал и, быстро поднимаясь на возвышение, становилась рядом с креслом Лины.

— Все как обычно, Япис, — сказал Гадес.

Япис кивнул и исчез.

— Япис сейчас выйдет ко входу во дворец. Там он возвестит, что я выслушаю прошения. Первые души явятся очень скоро, — пояснил он, повернувшись к Лине.

— И ты этим занимаешься каждый день? — спросила Лина.

— Нет. — Гадес покачал головой.

— Ох... А как часто ты позволяешь душам умерших обратиться с просьбой? — спросила Лина.

— Каждый раз, когда чувствую, что это необходимо.

— Ох... — снова произнесла Лина, ощутив странную неловкость от этого краткого ответа.

Гадес увидел, как Персефона неуверенно провела рукой по волосам, и понял, что снова ведет себя так, будто высечен из холодного камня. «Дай этой богине шанс». Слова друга вспыхнули в памяти. Гадес откашлялся и склонился к Персефоне.

— Я чувствую потребности умерших. То есть не то чтобы я ощущаю их желания... скорее я ощущаю, когда у них нарастает беспокойство. Я знаю, когда они нуждаются во мне, и тогда открываю большой зал и выслушиваю ходатайства.

— Но это просто изумительный дар — отзываться на потребности душ смертных.

Гадес повернул голову, чтобы посмотреть в фиолетовые глаза богини. Их лица были так близко друг к другу... Гадес ощущал нежный, женственный аромат, исходивший от Персефоны.

— И у тебя не вызывает неприязни, что я так сильно связан с умершими?

— Конечно нет, — ответила Лина.

Гадес внезапно показался ей таким ранимым, что ей отчаянно захотелось протянуть руку и погладить его по щеке, разгладить морщины, пересекавшие красивый лоб... Но вместо этого она потянулась к Эвридике и коснулась руки девушки. Сжав пальцы Эвридики, Лина улыбнулась маленькому духу, и Эвридика улыбнулась в ответ.

— Кое-кто из моих лучших друзей тоже умер...

Гадес посмотрел на бледную девушку, на богиню... и вдруг в его груди зародилась надежда, и сладкая горечь этого чувства захлестнула Гадеса. Он приказал принести вина — иначе ему не скрыть было, что его сердце готово разорваться.

Слуги поставили рядом с ним маленький столик, и Гадес собрался с духом, наливая золотистый напиток в кубки.

Лина кивнула в знак благодарности, отпила глоток — и ее лицо расплылось в блаженной улыбке.

— О, это амброзия! Как вкусно! Спасибо, что подумал об этом.

Гадес наблюдал за ней как зачарованный. Почему она так отличается от других богинь? У нее не вызывают отвращения умершие. Она так откровенно заботится об Эвридике, даже называет ее подругой. Все, что большинство бессмертных воспринимает как нечто само собой разумеющееся, вроде амброзии и богатства, восхищает Персефону, как будто для нее такие вещи внове и ужасно интересны. Она была головоломкой, и весьма загадочной головоломкой, и Гадесу уже отчаянно хотелось разгадать ее.