Богиня весны - Филис Каст

— Ты не согласна с моим решением, Персефона? — Гадес повернулся на троне так, чтобы очутиться лицом к лицу с богиней.

Лина выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Ты богиня... ты богиня... никакая ты не богиня. Она заставила себя прекратить это мысленное бормотание. Куда более важно, что она женщина — женщина, которая в своей настоящей жизни любила, и была отвергнута, и совершенно точно знала, что должна чувствовать Дидона.

— Нет. Я не согласна с твоим решением.

Удивленный ее ответом, Гадес спросил:

— И ты можешь это объяснить?

— Для Дидоны дело не в Аяксе. Она слишком копается в себе, страдая и обвиняя себя. Она все еще остается жертвой. И какие бы уроки ни должна она была получить у реки плача, Дидона их не усвоила.

Гадес почувствовал, как в нем разгорается гнев. Да что эта Персефона может знать о любви и утратах? Эта юная богиня привыкла получать все, чего ей только захочется.

— И откуда ты это знаешь?

Лина сердито прищурилась в ответ на снисходительный тон Гадеса, но успела остановиться, прежде чем выложить все, что подумала. Ведь для Гадеса она была всего-навсего молодой богиней. Откуда ему было знать о ее настоящем прошлом, о ее сердечных ранах? Лина медленно, глубоко вздохнула и, крепко взяв себя в руки, приступила к объяснению.

— Видишь ли, тут была парочка важных моментов. Во-первых, ее выдало то, как она отводила глаза и всхлипывала. Во-вторых, ты внимательно слушал, что она говорила? — быстро продолжила Лина, не дав Гадесу возможности ответить. — Вся ее коротенькая речь состояла из одного большого «Я»: я, я, я, бедная я, бедная я, несчастная я... Добавь сюда еще и «это не его вина, это моя вина», и ты получишь один здоровенный комплекс вины. Ей совершенно не нужен рай, ей необходимо отправиться в гимнастический зал или, может быть, к психиатру и постараться избавиться от ненависти к себе. — Лина внезапно замолчала, соображая, знает ли вообще Гадес, кто такой психиатр.

Гадес склонил голову набок и озадаченно посмотрел на Лину. А потом сделал нечто такое, что по-настоящему ошарашило ее. Он улыбнулся. И хихикнул.

Лина захлопнула рот и глубоко вздохнула, пытаясь где-то в глубине нежной юности Персефоны отыскать свой собственный голос, и наконец была вознаграждена; она заговорила со стальной решимостью и откровенным сарказмом:

— Проверь-ка ты вот что, Гадес. Проверь этого парня, Аякса. Могу поставить золотую корону Деметры против твоей бриллиантовой люстры — Аякс сейчас находится в Элизиуме. И ради того чтобы оказаться в полях Элизиума рядом с ним, Дидона и заставила тебя отправить ее туда. Могу поспорить, Аякс очутился там совсем недавно, и это объясняет внезапное желание Дидоны переместиться в Элизиум.

Смех Гадеса утих, глаза потемнели.

— Ну хорошо. Следующее решение вынесешь ты, Персефона. Суди как следует, и посмотрим, насколько ты с этим справишься.

Лина напряженно кивнула. В ее уме пронеслись всего три слова:

«Ох!» и «Вот дерьмо...».

Япис ударил копьем бога о мраморный пол, и мрачный звон показался Лине вестью герольда о конце света.

На этот раз не одна, а сразу несколько призрачных фигур появились в арочной двери и приблизились к тронному возвышению. Лина насчитала с десяток духов. Ее сердце бешено колотилось, а вспотевшие ладони крепко сжимали подлокотники кресла. Ей достались не один-два просителя, а целая толпа! Это были женщины разного возраста, и их призрачные тела выглядели по-разному. Некоторые были такими же материальными, как Эвридика, а другие оказались настолько прозрачными, что были почти невидимы. Они шли все вместе, как стадо перепуганных овец, и сначала казались очень неуверенными, но потом заметили Лину, сидевшую рядом с Гадесом, и их поведение сразу изменилось. Они куда более смело двинулись вперед, и их шаги становились тверже по мере того, как они приближались к тронному возвышению. Достигнув подножия трона, они остановились и молча, с откровенным восхищением уставились на Лину. Потом самая старшая женщина опустилась на колени и склонила голову. Остальные последовали ее примеру. Очень долго, как показалось Лине, все молчали, пока наконец голос Гадеса не нарушил тишину.

— Что привело вас сегодня сюда?

Старшая женщина подняла голову. Она заговорила, отвечая Гадесу, но ее сияющие глаза не отрывались от Лины.

— Мы пришли, чтобы поблагодарить богиню весны за то, что она откликнулась на наши мольбы. Мы слишком долго были лишены присутствия богини.

Старшая женщина махнула рукой, и несколько более молодых спутниц встали и шагнули вперед. В подолах юбок они несли свежие цветы, которые и положили к ногам Лины.

Гадес наблюдал за Линой, вскинув бровь. Он хранил молчание, держа свое слово и предоставляя Лине самой разбираться с ситуацией.

Лина откашлялась и заставила себя держать руки на подлокотниках, хотя ей отчаянно хотелось запустить пальцы в волосы. Ты богиня, напомнила она себе в миллионный, наверное, раз, а богини не склонны нервно дергать себя за волосы... по крайней мере, публично.

— Должна сказать, для меня это настоящий сюрприз. Я рада, что вы пришли; а эти цветы просто чудесны. — Лина чуть повернула голову к маленькой призрачной девушке, стоявшей рядом с ней. — Эвридика поставит их в воду в моих покоях, и я буду о них заботиться.

Женщины заулыбались и радостно загомонили. Лина чуть-чуть расслабилась. Похоже, им не нужно было ничего, кроме благопожеланий. С этим нетрудно было справиться даже владелице пекарни из Талсы.

— Ты ведь не скоро покинешь Подземный мир, да, Персефона? — спросила старшая женщина.

— Нет, — твердо ответила Лина. — Не скоро.

Шесть месяцев — это уж точно «не скоро».

Призраки облегченно зашептались.

— Мы так рады, богиня... — начала было старшая женщина, но ее перебила мелодия, внезапно поплывшая по залу.

Лина удивленно моргнула. Музыка. Звуки музыки окутали ее. И это была невообразимо прекрасная музыка. Лина как зачарованная вслушивалась в мелодию, которая возвышалась и падала, словно невероятно сложная песня соловья. Музыка приближалась, превращаясь в настоящий поток звуков. Они легко бежали по каменистому дну чистого ручья, бились о низкий берег... и рушились, как водопад...

— Япис?.. — Голос Гадеса ворвался в мелодию.

Лина нахмурилась и мысленно пожелала богу заткнуться.

— Мой господин, я не...

Даймон умолк, когда сам музыкант вошел в зал. Он решительно зашагал к тронному возвышению, и призрачные женщины расступились, давая ему пройти. Лина внимательно посмотрела на музыканта, изумляясь, как прекрасно он играл. Это был вполне обычный молодой человек, он на ходу продолжал играть на маленькой деревянной лире, сверкавшей позолотой. Золото повторялось в его волосах и в нарядной ткани, обернутой вокруг тела так, что одно загорелое мускулистое плечо оставалось открытым. Он приблизился к трону, и мелодия изменилась, стала негромкой, ровной... и Лина с изумлением, заметила, что юноша смотрит не на Гадеса и не на нее. Его пылающий взгляд был устремлен на Эвридику.