Тихая квартирантка - Клеменс Мишальон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Морковь с розмарином. Пальчиковый картофель. Клюквенный соус из банки. Все как любит Сесилия. Он старается ради своей девочки. Ради ее любви, послушания и слепого обожания. Ему нужно, чтобы она видела его усилия сделать ее счастливой.
После ужина – кино. Сесилия не очень любит праздничную классику.
Как и ты. Ни у кого из вас нет настроения наблюдать за большими счастливыми семьями.
Пролистав рекомендации, Сесилия останавливается на рождественской романтической комедии. Молодая английская актриса играет женщину, чья жизнь летит под откос. Она застряла на бесперспективной работе, отдалилась от сестры. И тут на горизонте появляется парень, ангел, восставший из мертвых, чтобы ее спасти. Они пускаются в приключения по Лондону, и он показывает, сколько удовольствий в жизни она упустила.
«Тебе говорили, что ты чем-то напоминаешь маньяка-убийцу?» – спрашивает молодая актриса, следуя за ангелом по темному переулку. Прекрасный ангел отвечает: «Нет. Во всяком случае, никто об этом не упоминал дважды». Фраза вызывает у Сесилии смешок. Ее отец не реагирует. Возможно, он даже не слышал. Наверное, пишет. Ты не знаешь. Твой взгляд прикован к экрану.
Ты мысленно возвращаешься к первому Дню благодарения после похищения. Примерно тогда ты поняла, что застряла тут надолго. Что время в сарае будет исчисляться годами, а не месяцами. Ты старалась не представлять родителей за обеденным столом. Интересно, брат приехал из Мэна или пропустил праздники?
Раньше ты была частью целого. Удерживала их вместе: отца, мать, брата. Поднимала настроение после ссор, приносила домой хорошие оценки, радостные новости, материалы для семейной рождественской открытки. Без тебя они по-прежнему вместе? Или семейные узы распались, как это зачастую бывает после тяжелой утраты?
– Черт… – Он отрывается от телефона, его глаза сужены. – Мне надо выбежать на минутку. Оставайся здесь.
Он обращается к Сесилии, но, конечно, имеет в виду тебя. Мобильник гудит. Он вновь опускает и вскидывает глаза.
– Скоро вернусь. Просто заберу кое-что.
Затем что-то быстро печатает, кладет телефон на подлокотник кресла и засовывает ноги в ботинки. Сесилия нажимает на паузу.
– Что случилось?
Он поднимает голову. Один ботинок надет, второй в руке.
– Ничего. Друг хочет мне кое-что отдать.
Выражение его лица напоминает тебе о первой ночи в доме, когда с другого конца коридора донесся голос дочери. Ты редко видишь его таким. Он застигнут врасплох. Изо всех сил пытается избежать столкновения двух своих жизней.
– Я мигом. – Схватив ключи от дома, медленно, с нажимом добавляет, специально для тебя: – Тут недалеко, буквально за углом. – Делает жест в западном направлении. – Меня не будет всего несколько минут.
Сесилия отпускает его взмахом руки, желая вернуться к просмотру фильма. Ты слегка киваешь.
Он скорее кидается, чем идет, к двери и, оглянувшись в последний раз, выходит. Снаружи щелкает замок – бесполезная мера предосторожности: он удержит незваных гостей, но – ты прекрасно понимаешь – не помешает выйти из дома.
У тебя в голове хаос. Мысли мельтешат, словно комары, назойливые, слишком быстрые. Ты пытаешься вычленить их, вылавливаешь по одной.
Он ушел. Сказал, что ненадолго. Тем не менее вы только вдвоем. Ты и Сесилия. Ты ерзаешь на диване, ощущая груз в животе, и в этот момент замечаешь…
Его мобильник.
Он так торопился, что оставил телефон на подлокотнике.
Ты озираешься. Ключ от машины висит у двери. Но что насчет него? Где он?
Если ты выйдешь и побежишь, он увидит?
Сесилия прильнула к тебе. Ты изо всех сил пытаешься собраться с мыслями, однако в голове каша, сахарный сироп. Сможешь ли ты бросить девочку?
В груди сжимается кулак.
Ты осталась ради нее. В тот день, когда он не застегнул наручники. Ты сказала себе, что остаешься из-за камер. Потому что не была уверена. Потому что испугалась. Но ты могла себя переубедить. Могла найти в себе мужество.
Все из-за девочки. Теперь ты знаешь, что осталась ради нее.
Каким бы образом ты ни выкрутилась, ее нельзя бросать. Нельзя выпускать Сесилию из виду.
Перед тем как уйти, ее отец махнул на запад. В первую ночь вы приехали с противоположной стороны. Ты прикидываешь. Полагаешься на свои воспоминания о дороге, о следах шин, о той стороне, откуда, по твоим расчетам, вы прибыли. Ты могла бы отправиться на восток по тем же дорогам. Он заставил тебя закрыть глаза, но ты чувствовала плавные движения пикапа по асфальту.
Ты ждала, пока он допустит промах. Была начеку. Чтобы действовать наверняка.
И вот момент настал.
Если не сбежишь сейчас – пока его нет, а телефон и ключи от машины в твоем распоряжении, – то когда?
У тебя гудит в ушах. Сколько времени ты уже потратила на обдумывание? Две, три минуты?
Пора. Сейчас.
Возможно, к Рождеству ты будешь дома. Эта мысль решает все. Последняя капля, толкающая тебя к краю. Ты берешь пульт и ставишь фильм на паузу. Сесилия поднимает брови в немом вопросе: «Что-то не так?»
Ты не знаешь, как начать. Как сказать, что вам обеим нужно уйти. Что тебе кое-что известно, в отличие от нее, и она должна тебе доверять.
Ты должна убедить саму себя.
– Я хочу выйти. Проехаться.
Она хмурит брови.
– Сейчас?
– Ага. – Ты сглатываешь. Пытаешься говорить ясным, ровным тоном человека, который частенько выходит проехаться, чья машина стоит прямо за углом. – Я тут вспомнила… кое-что. Мне нужно уйти.
Звучит так реально: мне нужно уйти, мне нужно уйти, мне нужно уйти.
– Совсем ненадолго.
Сесилия пожимает плечами. Она привыкла к тому, что взрослые ускользают в любое время, исчезают по неизвестным причинам, и возвращаются, как будто так и надо.
Тогда ты говоришь:
– Тебе нужно поехать со мной.
Она хмурит лоб, в точности как он в минуты раздражения. Когда ты подаешь голос, спрашиваешь его о чем угодно. Сесилия. Дочь своего отца.
– Просто пойдем со мной.
Она поворачивается лицом к экрану.
– Вообще-то я не могу. Я должна предупредить папу. И… я хочу досмотреть фильм.
Такая милая, такая вежливая. Ходит вокруг да около, щадя твои чувства. Придумывает оправдания вместо того, чтобы констатировать очевидное: она никуда не пойдет ночью с чужой женщиной.
– Ничего страшного. Твой папа не будет возражать.
Она хмурится. Ей известно, что ты лжешь.
Ты не сдаешься:
– Всё в порядке. – У тебя нет аргументов, чтобы убедить ее, и нет времени думать. Он может вернуться в любую минуту.
