Кошка, которая умела плакать… - Аникина Наталия

Большая часть тех, кто не пожелал добровольно заточить себя в стенах Руала, нашла свой дом в бескрайних песках пустыни Приина. За прошедшую тысячу лет они почти полностью растворились в коренных народах пустыни. Единственным напоминанием о прошлом, о жизни по соседству с изумрудными руалскими лесами, остались измененные под влиянием культуры пустынников орнаменты на тканях и посуде… Алаи же отправились в Бриаэллар, где и остаются по сей день, основав дом ан Руал, один из Великих домов города.

Алвиан Анлиморский, «Таинственные пределы нашей родины», Линдорг, пятнадцать тысяч какой-то год, – широко улыбнувшись, закончила Аниаллу, ну точь-в-точь хорошая ученица, великолепно ответившая на билет выпускного экзамена.

– Никогда не слышал о том, что звери стали… такими из-за Барьера, – поделился с ней своим удивлением Анар.

– А откуда же таким красавцам тогда взяться? – хмыкнула девушка. – У нас в Бриаэлларе есть такая шутка: Агира прозвали Освободителем за то, что он освободил от населения всю огромную равнину Жёлтых Цветов.

– Так значит у людей и эльфов всё же была причина стать рабами… – едва слышно прошептал алай.

– Причина была, – согласилась девушка, – но несмотря на это, начало добровольного рабства в Руале – самый непонятный для меня момент в вашей истории, – сказала она, подворачивая ноги и поудобнее устраиваясь на спальном мешке. – Нет, я, конечно, вижу целый ряд причин, по которым можно решиться на такое. Во-первых, многие свободные существа за пределами Руала живут гораздо хуже ваших рабов и не имеют полной уверенности, что завтра у них не отберут и эти крохи. Достаток и спокойствие при минимальных затратах труда и должном почтении к хозяевам, которые не тиранят своих рабов попусту, – это не самая плохая из судеб, – разглагольствовала Алу, вспоминая благостные рассказы Анарова раба. – А если прибавить к этому красоту вашего города, пышную прелесть лесов, богатых дичью, чистые озера, в которых не переводится рыба, поля, приносящие не один урожай в год, то получится просто сказка. Да, ведь, кажется, ваши маги лечат рабов, и для них построены отдельные храмы, в которых служат настоящие алайские жрецы?

Но всё-таки, становиться ради этого рабом, да и своих детей и детей их детей обрекать на такую же участь без их на то согласия – для алая это как-то дико, и я не могу до конца понять…

– Вот и я, Аниаллу. Очень долго не мог понять. И даже, более того, придумал закон, позволяющий потомкам рабов выбирать свою судьбу. Положил его к стопам своего дяди…

– И он, конечно, чуть не убил тебя?

– Нет, – горько усмехнулся Анар, – он милостиво согласился принять моё предложение.

– Ты шутишь?

– Кор издал указ, что каждый, кто недоволен своей жизнью, волен беспрепятственно покинуть Руал…

– Но это «беспрепятственно» было не указ для «милых» обитателей окружающих город лесов, – подхватила Аниаллу, за последние дни научившаяся хорошо понимать психологию своих руалских собратьев.

– Именно так, – подтвердил Анар, грустно кивнув. – Пятеро рабов покинули наш город на следующий же день. Все погибли в течение трёх часов ужасной смертью. И я видел это, благодаря магии слуг моего дяди.

– Неужели они не знали о том, что ждёт их за стенами?

– Знали, конечно. Но все они были молоды и амбициозны. Слово «свобода» значило для них вовсе не то, что для нас с тобой. Но я тогда этого не понимал. Хотя должен был понимать. Они видели, что все свободные живут в Руале намного лучше рабов, им казалось, что едва они обретут свободу, как заживут с таким же великолепием, что там, за пределами нашего города, они станут такими же господами, как алаи здесь.

В результате, как и всегда, мои действия только упрочили существующую систему.

– Я мог бы убить Кора, – равнодушно сказал Анар, а Алу подумала: «Как же это он решил справиться с Правосудием Души»?»

– Мог бы расправиться с царицей и её сыном, – всё тем же ровным тоном продолжил алай. – И меня удерживала от этого вовсе не кара богини, которую сулили жрецы за убийство членов царской семьи. Уже много лет назад я мог бы взойти на престол и в корне поменять весь уклад жизни руалцев. Но я вовремя одумался и не сделал этого.

– Ты понял, что поступил бы со своим народом так же, как жрецы поступали с тобой: ты стал бы тираном, клыком и когтем насаждающим новые порядки и законы.

– Да, я бы многое отдал за то, чтобы найти хоть какой-то реальный повод, помимо моего личного недовольства жизнью, чтобы возненавидеть руалскую власть и начать с ней бороться. Но я видел, что мои реформы не нужны никому, кроме меня самого. И, если вдуматься, даже мне по-настоящему не нужны.

Нет, мне очень хотелось переделать этот лесной мирок, подогнать его под мои собственные представления о счастье. Но всё больше убеждался, что многим, если не сказать всем, нравится так жить. Всем: и рабам, и их хозяевам. И если мне наша жизнь казалась неправильной, то остальным такой же показалась бы та жизнь, о которой я всегда мечтал.

Я очень много думал об этом. И, если ты позволишь, вот к чему я пришёл.

Никто и не запрещал уходить из Руала.

Ты удивлена? Те, кто хотел уйти до появления «чудного» Агирова зверинца, – ушли сразу. Те, кто остались, – остались по доброй воле, это была особая порода существ, независимо от их расы, из тех, кто предпочел зарегламентированную, но сытую и спокойную жизнь. Они передавали это свойство по наследству своим детям, внукам и правнукам. А тех, кто все-таки рождался свободолюбивым, никто не держал – пожалуйста, иди. Половину съедят, а тем, кто выживет, никогда уже не придет в голову вернуться обратно, и мутить воду они будут где-нибудь в другом месте, но не в Руале!

Аниаллу долго молчала, задумчиво покалывая щёку острым ноготком, а затем подняла на Анара глаза и сказала:

– Ты поступил мудро, – и чувствуя, что надо переменить тяжелую для него тему, добавила: – Но мы отвлеклись от истории Барьера…

– Эта история уже почти закончилась. Мы закрылись в своём городе, защищенные от окружающего мира. А его святейшество Агир Освободитель, проживя со своим народом еще долгие четыреста лет, покинул нас и вознёсся в Бриаэллар, дабы занять достойное такого великого алая, как он, место у подножия трона богини.

– А как именно он вознёсся? – пряча улыбку, спросила Алу.

– Спустился в это самое подземелье, на нижние его уровни, где располагаются гробницы властителей прошлого, возлёг в свой гроб и оставил этот мир. По собственной воле, как и подобает мудрейшему и достойнейшему из алаев, – ответил Анар с присущим ему грустным сарказмом. – Это всё, что я знаю. Если хочешь услышать более полную версию – лучше спроси у Амиалис, отец призвал её перед смертью, дабы дать ей наставления.

– Наставления? – навострила уши девушка.

– Да. Никто в Руале точно не знает, сколько мудрости он вложил в её голову в тот день, но мать говорила, что самым главным его пожеланием было наложение запрета на это подземелье.

– И больше нет никаких упоминаний? Может быть, какие-то молитвы, тексты или что-нибудь вроде того? Сплетни, наконец.

Анар отрицательно покачал головой. Ему уже самому стало интересно разобраться в этой истории. Но никакого способа сделать это он не видел – жрецы и властители Руала были слишком умны, хитры И предусмотрительны, чтобы оставить хоть какие-то свидетельства своих действий, за которые их можно было бы упрекнуть или осудить.

– Жаль, что я ничем не смог помочь тебе.

– Быть может, тебе удастся найти что-нибудь в библиотеках там, наверху? Ведь ты, как наследник престола, имеешь доступ к любой информации: и к архивам храмов, и к Царской библиотеке?

– Имею, – подтвердил Анар и, хитро улыбнувшись, добавил: – Вот только не всегда потому, что я наследник престола.

– Ну так, может быть, тебе всё-таки удастся обнаружить там хоть что-то ценное.

– Я постараюсь, – ответил Анар без особой надежды в голосе…

…В Царской библиотеке искать не имело смысла. Если какие-то из интересующих его документов и сохранились, то найти их можно было только в библиотеке Храма Спящих – храма памяти о великих свершениях алаев прошлого. Там были собраны книги и свитки, повествующие о жизни древних царей и цариц, святейших жрецов и самых выдающихся деятелей Руала.