Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После первых попыток штурма, предпринятых с разведывательными и демонстративными, целями – хотя каждый раз на земле перед крепостными стенами оставались лежать убитые и раненые, – стало ясно, что дальнейший ход борьбы будет определяться характером местности.
Подобно многим прибрежным городам, Септимания выросла из поселения близ калы, устья реки, которая несла свои воды в море меж высоких утесов. Город располагался на двух холмах и на крутых берегах потока, однако с ростом населения строилось все больше мостов, и местами речка полностью скрывалась под их каменными пролетами. Вдобавок в пору летнего зноя она пересыхала. Близ городской стены ее русло было перегорожено массивной железной решеткой, упиравшейся в сухое каменистое дно.
Тем не менее русло оставалось слабым участком обороны, здесь штурмующие могли пробираться под стенами, а не лезть через них. Бранд, обходя защитные сооружения в сопровождении Малаки, начальника княжеской гвардии, увидев это, ничего не сказал, но сразу велел Квикке устроить за железной решеткой окоп для дротикометов и приставить к машинам самых лучших стрелков.
Вдоль всего полукружия городской черты шли каменные стены, прочно построенные и, как убедился Шеф, содержащиеся в должном порядке. Их штурм дорого обошелся бы противнику. На обеих окраинах Септимании, где стены примыкали к морю, вьющаяся вдоль побережья дорога вела внутрь города, чтобы торговым гостям приходилось платить за въезд. Ворота на том и другом концах были чрезвычайно прочные, из обитого железом дуба, а с защищавших их башен простреливались все подступы. Однако эти двое ворот тоже были слабыми местами в обороне.
И наконец, сама гавань. Средиземное море не знает приливов, поэтому здесь отсутствовала затопляемая береговая полоса и стены окунались в воду. Однако море было мелким, сюда можно было подобраться даже вброд. Там, где атакующих ожидали стены, такие же неприступные, как на суше, беспокоиться было не о чем. А вот гавань была с севера и юга огорожена длинными каменными молами; северный тянулся на добрую сотню ярдов, южный был в два раза короче. Они закрывали устье реки от свирепых штормов Внутреннего моря и строились в течение многих лет, по мере того как развивалась торговля и увеличивался размер судов. Оба мола возвышались над водой на шесть футов – удобно перебираться с палубы корабля. Необходимость защищать их сильно тревожила Бранда.
– Они длинные и низкие, и, чтобы оборонять их мечами и копьями, нам понадобится пятьсот, даже шестьсот человек, – прикинул Бранд. – И это должны быть силачи, отборные воины, – добавил он.
– Угу, – ответил Квикка. – Значит, мы не будем оборонять их мечами и копьями – равно как и топорами. Они длинные и низкие, на них негде укрыться, и к ним нет подходов. Арбалеты на малых дистанциях и мулы на больших. Мы размажем нападающих как дерьмо.
– А ночью? – спросил Бранд, поглаживая бороду.
Они с Малаки принялись обсуждать, сколько у защитников людей и как их лучше всего расставить.
Самой последней проблемой было море. Вход в гавань, шириной в сотню футов от мола до мола, сейчас пересекало плавучее заграждение из бревен, соединенных массивными бронзовыми цепями и кольцами. Прорывающаяся в гавань галера разбила бы себе форштевень и повредила днище. Однако то, что сделано одним человеком, может быть переделано другим. Любой опытный воин знает, что никакое заграждение не способно надолго задержать атакующих, если его не обороняют вооруженные люди, притом находящиеся в более выгодном положении, чем противник.
Бранд аккуратно расставил семь парусников флота Пути так, чтобы им не грозили камни, летящие с бронированного плота, но чтобы они одновременно могли простреливать морские подходы из своих мулов. Любой корабль или лодка, которые попытаются высадить десант, будут немедленно потоплены. Если все пойдет как должно. Если никто не ошибется. Если противник не придумает какую-нибудь хитрость.
Бранд и сам усиленно пытался изобрести что-нибудь умное, глядя из укрытия на бронированный плот и силуэты красных галер за ним. Но в голову ничего не приходило. Он уже отказался от идеи снять стальные пластины, загруженные в качестве балласта на все парусники, навесить их на «Победителя Фафнира» или «Хаген», уподобив судно «Неустрашимому», и послать его против бронированного плота. Но даже броня не защитит от греческого огня: Беовульф, в честь которого назван «Победитель Грендаля», имел для защиты от дракона железный щит, однако, как возразил выслушавший эту историю Бранд, у героя не было деревянного корпуса. Разумеется, обшитый сталью катапультоносец потопит с большой дистанции красную галеру – если будет нужный ветер, – но ведь он не может одновременно сражаться с бронированной и притом непотопляемой крепостью. «Возможно, наступит день, когда нам придется так и сделать, – решил про себя великан, – но не раньше чем ситуация на суше станет по-настоящему скверной». Все-таки одно дело умереть от удара копьем и совсем другое – сгореть заживо, как Суммарфугль. Занозой сидело воспоминание о том, как греки демонстративно сожгли маленькие торговые суда.
– Положение сложное, – пробасил Бранд своему шкиперу и родичу Стирру, которого жрецы Пути тоже позвали на свой неофициальный совет. – Но ведь никогда не знаешь, насколько оно сложно для противника. Все, что нам остается, – не совершать ошибок и ждать, пока врагам не надоест. В конце концов, они должны на что-то решиться: или штурмовать, или убираться прочь. А мы будем просто сидеть сиднем.
– Пока что-нибудь не произойдет, – скептически сказал Хагбарт.
– Да.
– Что, например?
– Может быть, халиф придет со стотысячной армией. Может быть, кто-то отдаст императору эту проклятую лесенку или что ему еще нужно. Может быть, боги заступятся за нас.
Последнее предположение было встречено крайне холодно.
– Скажу вам одну вещь. – Бранд попытался внести некоторое оживление.
– Говори.
– В данный момент император облегчает нам задачу.
Действительно, осаждающие будто нарочно все делали, чтобы придать защитникам крепости уверенности в себе, не подвергая их серьезной опасности. Дня через два после того, как на окружающих холмах появились ночные костры конного авангарда и был переброшен мешок с головами парламентеров, император – если там был император – пошел в лоб на крепостные стены, одновременно на суше и там, где город граничил с морем. На рассвете на каждом из этих участков по тысяче человек покинули укрытия и ринулись вперед со штурмовыми лестницами и крючьями.
Во время подготовки
