Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что из этого следует? – спросил Торвин.
Соломон вежливо пожал плечами:
– Это трудный текст.
– Ты сказал: во всех священных книгах есть то, чего не собирались говорить их авторы, – гнул свою линию Шеф, – и я понимаю, что ты имеешь в виду. Ну а вот эта книга, которую мы читаем, что в ней такого, о чем не собирался поведать ее автор?
– По моему мнению, – ответил Соломон, – это рассказ человека, который испытал величайшие страдания и поэтому не может думать ни о чем другом. Возможно, ты встречал таких людей. – (Шеф вспомнил о бывшем своем богатыре, кастрированном берсерке Катреде, и кивнул.) – От таких людей нельзя ждать ясного изложения. Они безумны, и автор этой книги тоже был в каком-то смысле безумен. Но ведь возможно, что безумен он был из-за ясности своего понимания.
– Я кое-что расскажу вам об этом, – с внезапной решимостью сказала Свандис. – О том, чего не поняли тупые горцы. Дураки вроде Тьерри, который меня похитил, но не изнасиловал.
Все взгляды обратились на нее. К своему удивлению, Шеф обнаружил на загорелом лице женщины стыдливый румянец. Свандис смущенно глянула на Толмана и все-таки решилась:
– Когда мужчина лежит с женщиной – по крайней мере, у нас, на Севере; я слышала, что арабы в этом отношении мудрее, – он думает только о том, как бы излить в ее чрево свое семя. Но есть другой способ…
Шеф с изумлением уставился на нее. Что она имеет в виду и откуда ей об этом известно?
– Дойти почти до самого конца, а потом… ну… отступить. Излить семя не в лоно. Женщине от этого ничуть не хуже, для нее чем дольше, тем лучше. И для мужчины это тоже хорошо. От этого не заводятся дети, лишние голодные рты. Жалко, что слишком мало мужчин умеют так делать. Но само собой, это подразумевает, что мужчина должен позаботиться и о женщине, а уж на такое ни один мужик не способен, когда он думает только о своем удовольствии! Но во всяком случае, в книге говорится именно об этом. Тот, кто ее написал, кое-что понимал. Тьерри, Ансельм и Ришье, они-то считают, будто автор заставляет их отказаться от женщин, жить как монахи! А ведь книга все время учит нас получать от жизни удовольствие. Если нельзя получать удовольствие от женщин – или от мужчин, – то что же остается? Как все-таки мужчины глупы!
Шеф с кислым удовлетворением увидел, что Торвин и Соломон озадачены не меньше его самого.
– Итак, эта книга – руководство по брачным утехам, – заметил он. – А мы-то считали ее утерянным Евангелием.
– А почему не то и другое сразу? – фыркнула Свандис.
Глава 22
Император мало надеялся на успех штурмовых лестниц, но прибегнул к ним, потому что людей у него было в избытке. К тому же никогда ведь не знаешь, где у врага слабое место. Таран представлялся более надежным средством. Наблюдая за штурмом издалека, Бруно заметил на крепостных стенах легко узнаваемую фигуру Бранда, который однажды был его союзником, но никогда не был его другом. Обидно было проиграть ему.
Теперь пришла пора задуматься всерьез, решил Бруно, и тех немногих своих командиров, которых считал к тому пригодными, собрал на военный совет. Здесь был Агилульф, заместитель главнокомандующего, опытнейший полководец. Греческий наварх Георгиос, в полной мере наделенный присущим его нации и вошедшим в поговорки коварством. И дьякон Эркенберт; на него император больше всего и рассчитывал. Как только совет выработает план, тот будет передан для исполнения множеству военачальников среднего звена, составляющих костяк армии, но ни один из них, по искреннему убеждению Бруно, не годился ни для чего более сложного, чем атаки и засады.
– Эти парни в городе совсем не дураки, – закончил он свою речь, – и оборона у них крепкая. Опять же, мы знаем о присутствии одноглазого, а там, где он, происходят странные вещи. Так вот, как бы нам перехитрить противника?
Отозвался Георгиос, медленно выговаривая латинские слова:
– Гавань остается его слабым местом. Я не рискну подойти на своих галерах туда, куда долетают камни их мулов, но и они боятся выйти в море из-за бронированного плота, сделанного нашим уважаемым дьяконом. Кстати, я рад, что имел возможность познакомиться с этим замечательным изобретением, и обязательно сообщу о нем своему базилевсу. Однако каменные молы возвышаются над водой всего лишь на шесть футов, и они довольно длинные. Здесь есть шанс прорваться, если мы сумеем подойти достаточно близко.
– Множество мелких судов вместо нескольких крупных? – спросил император.
– И притом, осмелюсь предложить, ночью.
– А как насчет греческого огня? Не сможете ли вы подобраться с ним поближе к молам и сжечь всех защитников, как вы делали с арабскими галерами? – спросил Агилульф.
Наварх замялся. Он не мог солгать Агилульфу, который уже несколько раз видел греческий огонь в деле. Но вся политика Византии основывалась на необходимости сохранить в тайне величайший военный секрет. Ни одного варвара – а к варварам, с точки зрения греков, относились и подданные римского императора – нельзя слишком близко подпускать к огнеметам и бакам с горючим. Боевым расчетам этих машин платили больше, чем всем остальным морякам, больше, чем самому наварху, а их семьи на родине содержались в качестве заложников их преданности. Георгиос понимал, что за время нынешней кампании он узнал очень многое, в том числе устройство римских и английских катапульт. Он бы предпочел не раскрывать взамен никаких секретов. Однако сейчас придется что-то ответить.
– У греческого огня есть определенные ограничения, – сдержанно начал он. – Нести его может только большой корабль. Я не могу установить машины на рыбачьих лодках. И не могу рисковать, что одно из орудий достанется врагам, которые, как заметил император, с радостью изучают все новые хитроумные устройства. Однако ночью я могу пойти на риск и распорядиться, чтобы одна галера приблизилась к гавани.
«С верными людьми на борту, чтобы в случае чего разрушить и сжечь всю технику», – добавил он про себя.
– Попробуем так и сделать, – решительно сказал Бруно. – Послезавтра ночью – луна тогда будет на ущербе. А теперь, Эркенберт, скажи, как там наш «Волк войны»?
«Волком войны» называли огромную машину, сконструированную дьяконом, тот самый требушет, который во время триумфального похода императора вдоль побережья к Пигпуньенту разбивал ворота одной крепости за другой. По сути дела, требушет представлял собой увеличенный вариант простейших ручных катапульт,
