Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Она покачала головой.

— Спасибо за старания, Иэн. Могу поспорить, речь шла об Орланде.

— Думаю, вы ошибаетесь. Снова молчание.

— Может быть. Друзьями? — Она посмотрела на него. — Вы станете друзьями с Квилланом?

— Нет. Никогда. Но это не одно и то же. Орланда — человек неплохой. Правда.

— Наверное. — Кейси смотрела на свой бокал, пила из него, но никакого вкуса не ощущала. — А что Квиллан? Что было сегодня? Боюсь, я ничего не слышала. Что вы предприняли в отношении него? Я видела, что ваша цена при закрытии была тридцать долларов один цент, но я... я на самом деле мало что ещё заметила.

Данросс вдруг ощутил волнение. Из-за катастрофы на Коутуолл губернатор распорядился не открывать торги на фондовой бирже весь понедельник. В знак траура были закрыты и банки. К десяти часам сегодня утром наличные из Банка Китая имелись в каждом филиале каждого банка по всей колонии. Банковская паника кончилась. К трем часам многие клиенты выстраивались в очереди, чтобы снова сделать вклады наличными.

Перед самым открытием рынка утром позвонил Горнт. «Я согласен». — «Не хочешь поторговаться?» — «Я не хочу от тебя никакого снисхождения, как и ты не ждешь его от меня. Документы отправлены». И телефон умолк.

— Так что же Квиллан? — снова спросила она.

— Мы заключили сделку. Цена наших акций в начале торгов составляла двадцать восемь долларов, но я разрешил ему выкупить их по восемнадцать.

Она удивленно уставилась на Данросса. И бессознательно сделала быстрый подсчет.

— Он в пролете почти на два миллиона. Но это два миллиона Линка. Значит, Квиллан уже не на крючке!

— Я сказал Линку, что соглашение с Горнтом будет стоить ему два миллиона, и он посмеялся. Я отметил, что эта потеря будет восполнена прибылью от сделок с «Дженерал сторз» и «Струанз», которая составит двадцать миллионов или даже больше. — Данросс не сводил с Кейси глаз, проверяя её. — Думаю, только справедливо, что два миллиона стали расплатой.

— Вы же не хотите сказать, что позволили Горнту сорваться с крючка за здорово живешь?

— Нет. Я вернул свою авиалинию. Контрольный пакет «Ол Эйша эруэйз».

— Ага. — Кейси поежилась, вспомнив рассказ о той рождественской ночи, когда Горнт с отцом неожиданно явились в Большой Дом. Её переполняла грусть. — Можно попросить вас об одной услуге?

— Конечно. При условии, что она не для Квиллана.

Она хотела, чтобы Данросс позволил Горнту стать распорядителем и получить ложу. Но не стала об этом просить. Зачем? Пустая трата времени.

— Что я могу для вас сделать?

— Ничего. Теперь ничего. Я пойду, Иэн.

Устало, очень устало она поднялась. Колени дрожали. Всю её переполняла чудовищная боль. Кейси протянула руку. Данросс взял её и поцеловал так же грациозно, как в ту ночь в Долгой галерее, когда она, помнится, испугалась, увидев нож, всаженный в сердце человека на портрете. Тут же волной нахлынуло страдание, ей захотелось выплеснуть в крике всю ненависть к Гонконгу и людям Гонконга, которые, так или иначе, стали причиной гибели её Линка. Но она молчала.

Позже, уже держась из последних сил, она приказала себе: «Не смей срываться! Крепись. Будь сдержанной. Теперь у тебя нет иного выхода. Линк ушел навсегда».

— До скорой встречи, Кейси.

— Пока, Иэн, — попрощалась она и вышла.

Он долго смотрел на закрывшуюся дверь, потом вздохнул и нажал кнопку интеркома.

Через секунду появилась Клаудиа.

— Добрый вечер, тайбань, — с огромной теплотой произнесла она. — Тут несколько звонков, с которыми нужно разобраться. Самый важный: мастер Дункан хочет занять тысячу гонконгских долларов.

— За каким дьяволом?

— Похоже, хочет купить кольцо с бриллиантом для «дамы». Я пыталась выведать, как её зовут, но он не говорит.

«О боже, та самая шейла. — Данросс мгновенно припомнил слова сына о его „девушке". — Шейла Скрэггер, медсестра из Англии, была вместе с Дунканом на австралийском ранчо под названием Палдун».

— Ну, за тысячу он ничего путного не купит. Скажите, чтобы обратился ко мне. Нет, подождите! — Он подумал. — Дайте ему тысячу из денег на мелкие расходы. Под три процента в месяц против письменной гарантии, что вы сможете вычитать их из его карманных денег — по сто долларов ежемесячно. Если он согласится, это послужит ему хорошим уроком. Если нет, я дам ему эту тысячу, но только к следующей Пасхе.

Кивнув, она печально добавила:

— Бедная мисс Кейси. В душе она умирает.

— Да.

— Вот список звонивших, тайбань. Мастер Линбар из Сиднея просил перезвонить, когда будет свободная минутка. Он считает, что ему удалось договориться с «Вулара».

Данросс широко открыл глаза.

— Черт меня возьми!

— Звонил мистер Аластэр с поздравлениями, и ваш отец, и большая часть членов семьи. Пожалуйста, позвоните мастеру Трасслеру в Йоханнесбург, это насчет тория. — Она хмыкнула. — Звонила миссис Грессерхофф, чтобы попрощаться.

— Когда она улетает? — якобы рассеянно спросил Данросс, хотя прекрасно знал время рейса.

— Завтра утром, рейсом «Джапан эрлайнз». Как ужасно все получилось с Травкиным, верно? Ох как жаль его.

— Да. — Травкин умер ночью. Данросс несколько раз был у него в госпитале Матильды, но с тех пор, как в субботу случилось несчастье, тренер так и не пришел в сознание. — Удалось найти кого-нибудь из ближайших родственников?

— Нет. У него не было ни подружки, ни кого-то ещё. Организацией похорон занимался мастер Жак.

— Хорошо. Да. Это то немногое, что мы можем сделать для Алексея.

— Вы собираетесь принять участие в скачках в субботу?

— Не знаю. — Данросс помолчал. — Напомните мне поговорить с распорядителями о том, чтобы разыграть в пятом заезде приз памяти Травкина. Это будет чем-то вроде благодарности ему.

— Да. Ох, это замечательно. Мне он на самом деле очень нравился, да, это замечательно.

Данросс бросил взгляд на часы.

— Мой следующий посетитель уже внизу?

— Да.

— Хорошо, — сказал тайбань, и лицо его замкнулось. Он спустился на следующий этаж, в свой офис.

— Добрый день, мистер Чой, чем могу быть полезен? — Он уже послал соболезнования в связи со смертью Четырехпалого У.

Когда дверь закрылась, Пол Чой, сам того не замечая, потер ладони.

— Я насчет этапа номер один, сэр. Извините, пришлось перенести его со вчерашнего дня на сегодня, но... э-э... восковые отпечатки — они подошли к одной из двух оставшихся у вас половинок?

— Сначала я хотел бы спросить, у кого теперь, когда Четырехпалый отправился к предкам, другая половинка?

— У семьи У, сэр.

— У кого в семье У? — резко и нарочито грубо спросил Данросс. — Монету получил конкретный человек, который передает её другому конкретному человеку. У кого?

— У меня, сэр. — Пол Чой безбоязненно смотрел тайбаню в глаза, хотя сердце колотилось, как никогда раньше, сильнее даже, чем тогда, на джонке. Казалось, прошла целая жизнь с той ночи, когда на него навалилось полумертвое обезображенное тело юнца Вервольфа, и руки были в крови, и он слышал крик отца, приказывавшего сбросить этого человека за борт.

— Вам придется доказать, что Четырехпалый передал её вам.

— Извините, тайбань, но ничего доказывать я не должен, — уверенно заявил Пол Чой. — Я лишь должен представить монету и попросить об услуге. Втайне. Все делается втайне, таков уговор. Если монета настоящая, то на карту будет поставлена ваша честь, и репутация Благородного Дома, и ре...

— Я знаю, что поставлено на карту. — В голосе Данросса зазвенел металл. — А вы знаете?

— Простите, сэр?

— Это Китай. В Китае случается много чего любопытного. Вы считаете, меня можно одурачить какой-то древней легендой?

Молодой человек покачал головой, горло у него сжалось.

— Нет. Я так не считаю, тайбань. Но если я представлю монету, вы окажете услугу.

— В чем она должна заключаться, эта услуга?

— Сначала я хотел бы узнать... Уверены ли вы, что это и есть одна из четырех? Я уверен.

— И сейчас уверены?

— Да, сэр.

— А вы знаете, что половинка монеты украдена у Филлипа Чэня? Пол Чой уставился на него, широко раскрыв глаза, но быстро пришел в себя.

— Эта половинка монеты была у Четырехпалого У. Я не знаю ни о какой краже. Она была у моего отца, это все, что я знаю. Она принадлежала моему отцу.

— Вы должны вернуть её Филлипу Чэню.

— Вы когда-нибудь видели её у него, именно эту половинку монеты, сэр?

Данросс уже говорил о монете с Филлипом Чэнем. «Можно ли как-нибудь доказать, что она твоя, Филлип?» «Нет, тайбань, это никак не доказать», — ответил старик, ломая руки.

Данросс не сводил с молодого человека пронизывающего взгляда.

— Она принадлежит Филлипу Чэню. Пол Чой беспокойно заерзал.

— Всего монет было четыре, тайбань. Должно быть, половинка мистера Чэня — одна из остальных. Эта же принадлежит... принадлежала моему отцу. Вы же помните, что он говорил в Абердине?