Железный шип - Кэтлин Киттредж

— Дин?

Он пошевелился во сне, откинув голову на спинку. Прядка волос выбилась из зачеса и упала ему на глаза. Я потянулась, чтобы убрать ее, но, уже ощутив пальцами тепло его кожи, отдернула руку. Он наверняка проснется, и придется объяснять, почему я встала, и благодарить за то, что он спас мне жизнь, и признать тем самым, что теперь я должна ему нечто большее, чем деньги. В жизни своей я никому, кроме Конрада, не была ничем обязана, и мне не очень-то хотелось это менять.

Откуда-то снизу донеслось громкое тиканье — словно биение гигантского сердца. Меня мучила жажда, и я еще не проснулась как следует, но секунду назад никакого звука определенно не было. Сознание больше не подводило меня, я чувствовала полную ясность и незамутненность рассудка, так что на галлюцинацию не похоже.

Дом принадлежал моему отцу, и, хотя он пока так и не появился, я была здесь незваной гостьей. Только воришки и бродяги шныряют по чужому жилищу без спросу. Благовоспитанная девушка не стала бы так поступать. Тем более — дочь хозяина. Я закусила губу в раздумье, потом подняла стоявшую у кровати масляную лампу. Коптящий огонек отбросил причудливые тени на розоватые бархатные шторы и стенные панели, испещренные потеками. Если приглядеться, все в комнате было таким же потрепанным и ветхим, как журнал на груди Дина, — от изъеденного молью ковра до скрипевших на разные голоса покоробившихся, искривленных половиц. Оглянувшись напоследок и убедившись, что Дин не проснулся и не остановит меня в моем исследовании, я выскользнула через высокую и узкую дверь в высокий и узкий коридор и пошла на звук бьющегося сердца Грейстоуна.

11

Механическое сердце

Я шла, чуть слышно ступая в такт невидимому маятнику. Старинная лампа отбрасывала пятно желтоватого света, в котором все выглядело каким-то таинственным — не то что при резком голубом сиянии эфира. Коридоры Грейстоуна расходились в разные стороны настоящим лабиринтом, так что проход, по которому я шагала, поворачивал в обратном направлении. Вскоре я оказалась в незнакомой галерее, откуда могла двигаться только вперед, пока не достигла лестницы. Звук доносился снизу, из темной пустоты, где исчезали ступени и вытертая ковровая дорожка. Никто так и не появился, лишь пылинки вились перед лампой призрачными светлячками. Единственным моим спутником оставался все тот же тикающий звук.

Спустившись по лестнице, я через маленькую прихожую попала в такую же небольшую гостиную. Мебель здесь, как и везде в Грейстоуне, была обтянута чехлами от пыли, и только ножки в форме львиных лап выглядывали из-под белых кромок. Непокрытым оставалось лишь старинное радио — судя по тусклым, помутневшим эфирным трубкам, его не включали уже довольно давно.

За гостиной оказался очередной безликий коридор, где со стен, из затянутых паутиной рам, на меня сурово хмурились портреты прежних Грейсонов. Я остановилась и подняла лампу, вглядываясь в каждое лицо, пытаясь уловить хоть малейшее сходство с собой. Среди этих фигур в накрахмаленных нарядах меня напоминали очень немногие, да и то отдаленно, но вот строгие глаза, точнее, их ярко-зеленый цвет, не оставляли ни тени сомнения.

Повернувшись к портретам спиной и по очереди перебирая холодное железо ручек, я толкнула несколько дверей, но все они были заперты, и я оставила их в покое. Отец ведь не знает, кто я — и так страшно подумать, что будет, если меня поймают вломившейся в дом и шныряющей по комнатам. Вот бы встретиться с ним по-хорошему, чтобы он принял меня как свою дочь и одобрительно кивнул мне… Но чем дальше я шла, тем большее разочарование охватывало меня. За каждым новым поворотом ждали лишь пыль и запустение. И мерное тиканье, не прерывавшееся ни на секунду. Грейстоун лежал передо мной голым остовом мертвого животного. Похоже, отец не появлялся здесь давным-давно — да и вообще никто сюда не заглядывал.

Я вышла в большой зал, в котором, по обрывочным воспоминаниям, узнала главный холл сразу за входной дверью. На мраморном полу мерзли ноги — я была в одних чулках. Окровавленный джемпер и порванная блузка, которые вновь оказались на мне, когда я проснулась, тоже плохо спасали от холода.

Напротив главной лестницы на второй этаж я заметила пару сдвижных дверей, украшенных резьбой. Под сенью усыпанных плодами деревьев там резвились и играли невиданные существа — наполовину люди, наполовину козлы. Я вытянула руку и коснулась пальцами едва заметных контуров — неизвестный мастер проработал фигурки тончайшими движениями резца. Существа были чарующими и странными. Вне всякого сомнения, прокторы бы их не одобрили.

Я отдернула ладонь — из-за двери доносился безошибочный звук раскручивающихся пружин и покачивающихся маятниками грузов. Тик. Ток. Тик. Тик. Ток. Ну, ни Конрада, ни отца я пока так и не нашла, зато хотя бы обнаружила источник тиканья.

Латунные ручки дверей были выполнены в виде фигурок северного и восточного ветров, с клубами облаков вместо волос и носами-молниями. Я потрогала кольца у них в зубах, потом сунула палец в рот восточного и, нервно хихикнув, отдернула, как будто он и правда мог меня укусить.

Тик. Ток. Звук стал громче. Или мне показалось? Одна, в темном доме. Даже если отец покинул его, отправившись в какое-то другое, менее сырое и зловещее, место, все равно я чувствовала себя нарушительницей.

Когда я решилась наконец потянуть за кольца, двери оказались заперты. От облегчения я чуть не села прямо на пол. Вот и отлично, можно больше не играть в одинокую искательницу приключений, а потихоньку прокрасться обратно наверх и нырнуть в кровать — Дин и знать не будет, что я из нее вылезала. И все же подспудно мне ужасно хотелось выяснить, что же это за часы, тиканье которых проникает сквозь дерево и кирпич и доносится до слуха спящих через весь дом. Я взялась за ручки и для верности подергала двери еще раз.

К моему удивлению, раздался громкий щелчок, и замок открылся. Створки дверей залязгали, под действием какого-то механизма разъезжаясь в специальные ниши по сторонам, и дуновение застоявшегося воздуха коснулось моего лица.

Я резко обернулась, ища глазами, что могло привести механизм дверей в действие. О вирусотварях я и не подумала, скорее ожидала увидеть разъяренного Арчибальда Грейсона, заставшего вора на месте преступления, или своего безумного братца с одним из его трюков. Лампа в моей руке колыхнулась, и по холлу призрачными фигурами запрыгали тени.

И все же я была совсем одна. Когда я осознала это, по коже у меня пробежал холодок. Стены Академии и Лавкрафта остались далеко позади, и теперь уже ничто не защищало меня от рыщущих во тьме существ, высасывавших из жертвы кровь и рассудок.