Настоящие люди - Лев Власенко

«Пустая надежда, — подумал Омрын. — Если у зайца вырастут волчьи зубы, он не станет хищником».

            — Видел, — кивнул кавралин. — Только этого мало. На вас тоже не с пустыми руками пойдут. Моряне из Улык выгодный обмен с инук провели. Теперь у них брони и оружия больше вашего. Много железа, еще из добычи, которую у Якунина взяли. Не сможете с ними справиться.

            Омрын старался, чтобы его ложь звучала как можно убедительнее. На самом деле, конечно, все обстояло совсем иначе. После сорванного обмена на Имегелине поход чавчу против коряков откладывался не меньше, чем на год. Оленеводы застряли возле Улык, и южные владения настоящих людей не были защищены. Омрын попытался убедить Арепу в том, что коряки могут напасть, но вождь чавчу и слушать не хотел.

            «Без таньги они воевать не могут, — рассудил Арепу. — А таньги после гибели Якунина с нами не ссорятся. Поняли, что с луораветлан лучше торговать, чем воевать!».

            Поскольку спорить было бесполезно, Омрын в тот же день снарядил в долгое путешествие быстроходные сани и пригласил двоих попутчиков, которые засиделись в Улык и хотели повидать иные края. Омрын был кавралином — луораветлан и другие народы ценили его за способность вести переговоры. С началом большой войны торговля замирала, как во время походов Якунина. Поэтому Омрын по мере сил старался предотвращать конфликты между племенами, особенно если они представляли опасность для его соплеменников.

            Милют докурил трубку и высыпал пепел прямо в домашний очаг. Омрын вздрогнул. Для луораветлан домашний огонь был священным, не разрешалось даже использовать на нем чужую посуду. Но Милют слишком долго жил среди таньгу и успел перенять их безразличие к высшим силам.

            — Значит, предлагаешь нам уйти в горы, — хмыкнул предводитель коряков. — Зарыться под землю, выстроить остроги и ждать нападения.

            — Так будет разумнее всего, — кивнул Омрын.

            — Что же ты, Омрын, родичей предаешь? — упрекнул Милют.

            — Чавчу мне не родня, — резко заметил торговец. — И моряне не родня. Меня выгнали из рода.

            — Знаю, знаю, — покивал Милют. — Напрасно выгнали, не твоя вина, что таньги сожгли ваше селение. Даже если ты туда их привел, зря тебя прогнали.

            Омрын зажмурился. Он знал, что разговор непременно коснется его прошлого. Много лет назад, когда таньги только пришли на север, никто не предполагал, что начнется большая война. Что с того, если странные пришельцы покоряют другие народы и требуют их платить дань? Луораветлан не волновали чужих беды, всех соседей они считали ниже себя. Таньгу были другие — у них было чему поучиться. Омрын, тогда не по годам умный и способный юноша, понимал это лучше других. Он быстро изучил язык удивительных пришельцев, перенял их порядки и образ жизни.

            Омрын помнил их предводителя, ужасного Якунина. В сказках его описывали как великана в железной одежде и с копьем толщиной с человека, но настоящий Якунин не внушал ужаса своей внешностью, хотя силы духа у этого человека было больше, чем у всех вождей и старейшин вместе взятых. Омрын прослужил ему три года: водил по стойбищам, переводил слова кавралинов, старейшин и шаманов, рассказывал о жизни луораветлан. Тогда он не подозревал, что начнется война и что его родные погибнут от рук людей Якунина.

            — У меня ни перед кем долгов нет, — отрезал кавралин. — Зла я тоже никому не желаю. Когда луораветлан поймут, что вы к нападению готовы, то не станут воевать.

            Милют задумался. Молодая жена долила в его опустевшую кружку чай. Старый коряк что-то шепнул ей на ухо.

            — Мой отец говорил… — Милют закряхтел и потянулся. — Так вот, мой отец говорил: глупцу верь наполовину, гостю с севера на треть, а кавралину не верь вовсе. Мудрый был человек отец. До ста лет дожил.

            — Како. Разве можно дожить до ста лет? — Омрын улыбнулся.

            — Можно, — покивал коряк. — Мне сказали, ты на легких санях сюда приехал, так спешил меня предупредить. А взамен что хочешь?

            Омрын мысленно выругал себя за то, что совершенно забыл попросить награду за помощь.

            — Разве тебе надо напоминать, Милют? Хочу того, чем коряки богаты. Оленей хочу.

            — Оленей? — протянул Милют. — А зачем тебе олени, Омрын? Сколько у тебя сейчас оленей?

            — Не знаю, — честно признался кавралин.

            Старейшина неторопливо набил трубку.

            — Я тоже не знаю, — сказал коряк. — Может, не много животных с твоей меткой в ухе есть, но не все богатство в оленях измеряется. Знаю, что всюду есть люди, которые у тебя в больших долгах. Всем ты оказываешь услуги, всех выручаешь делом и советом. Хитрый ты человек, Омрын. А я не люблю людей, у которых нет своего места в стойбище и нет своего стада оленей.

            — А ты мне стадо дай за помощь, — предложил Омрын. — Скоро старый стану, не до путешествий будет.

            — Кто же за стадом станет следить? — усмехнулся Милют. — Дети твои или жена?

            Кавралин стиснул зубы. Старейшина коряков знал, что ни одна женщина добровольно не согласится связать себя с изгнанником, от которого отрекся собственный род. Одиночество стало наказанием Омрына за связь с таньгу.

            — Не послушаете меня, значит? — Омрын решил прервать неприятный разговор. — Как хотите. Я вас предупредил, но раз не желаете меня слушать, то и убеждать не стану. Сегодня же от вас уеду.

            — Зачем торопиться? — улыбнулся Милют. — Погости у нас, отдохни. Мы гостям всегда рады. А там, как знать, может, вместе с нами назад на север попадешь?

            Омрын нахмурился. Он догадался, что коряки могли затеять свой поход, но не предполагал, что их планы зайдут так далеко.

            — Снег начал таять, — напомнил кавралин. — На санях скоро не проехать будет. Застрянете по пути на север, будете для чавчу легкой добычей.

            — Мы — коряки, — гордо заметил старейшина. — Можем и без саней обойтись. Можем верхом на оленях ехать в любую погоду. Да и потом, говорил я с шаманом. Он сказал — будет снег.

            Омрын тоже слышал предсказание о скором похолодании от шамана Иныя. Когда кавралин решил отправиться в путешествие на юг, он заглянул в его ярангу крытую белыми шкурами. Старый шаман слег с какой-то хворью. Его лицо блестело от пота, губы дрожали и шевелились, постоянно повторяя: «быть буре, быть снегопаду. Самой большой буре быть».