Осенний мост - Такаси Мацуока

Госпожа Ханако спросила:

— Почему вы решили отослать этот сундучок прямо госпоже Эмилии?

— Я не осмелился бы принять подобное решение, — сказал Цуда. — Поскольку, судя по размеру и весу сундучка, можно было предположить, что в нем содержатся скорее рукописи, нежели какие-то вещи, и зная, что князь Гэндзи повелел перевести историю клана на английский язык…

— Тихо! — прикрикнул на него Таро. — Отвечай на вопрос. Почему ты отослал сундучок госпоже Эмилии?

— Я этого не делал, господин Таро. — Цудо невольно принялся дрожать, так, что его одежда затрепетала, словно на ветру. — Я совершенно четко приказал моему гонцу доставить сундучок непосредственно князю Гэндзи. Если он поступил иначе, я должен…

Таро пришел в ярость.

— Ты послал сундучок князю Гэндзи?! Почему ты не отдал его начальнику стражи замка? Исполнить следующий шаг было его обязанностью, а вовсе не твоей!

Цуда с такой силой вжался лбом в гряды стройплощадки, что у него чуть не свело судорогой мышцы спины.

— Князь Гэндзи лично повелел мне связываться непосредственно с ним по всем вопросам, сопряженным с постройкой молельни.

— Ты меня что, за дурака считаешь? — Рука Таро потянулась к мечу. — С каких это пор князья позволяют простолюдинам обращаться к ним напрямую?

— Прошу прощения, господин Таро, — вмешалась госпожа Эмилия. — Мистер Цуда совершенно прав. Я сама присутствовала при том разговоре.

Слова госпожи Эмилии прозвучали для ушей Цуды сладчайшей музыкой, наилучшим японским языком, каким он только слыхал — и демон с ним, с американским акцентом! Эта женщина только что спасла ему жизнь! Он отныне обязан ей по гроб жизни.

— Не мог же он нарушить прямой приказ князя, — добавила госпожа Эмилия.

Таро что-то проворчал, убрал ладонь с рукояти меча и сказал:

— Где этот гонец? Пошли за ним.

Через несколько минут гонец рухнул в грязь перед Таро; он успел обильно вспотеть — так он мчался сюда на вызов.

— Почему ты отнес сундучок в покои госпожи Эмилии? — спросил его Таро.

— Я этого не делал, господин Таро, — сказал гонец. — Я отдал его князю Гэндзи, как мне и приказал мистер Цуда. Князь Гэндзи открыл сундучок, посмотрел, что в нем лежит, и велел мне отнести его в кабинет госпожи Эмилии.

— А что в нем лежало? — спросил Таро.

— Я не знаю, господин Таро, — ответил гонец. — Я лежал ниц все то время, пока находился в присутствии князя Гэндзи. Я слышал, как он поднял крышку сундучка. Князь Гэндзи сказал, что там свитки, и я услышал, как крышка захлопнулась. Князь Гэндзи приказал мне отнести сундучок в кабинет госпожи Эмилии. Я повиновался. Это все.

— Можешь идти, — бросил ему Таро. Повернувшись к госпоже Эмилии, он сказал: — У вас будут еще какие-нибудь вопросы к Цуде?

— Нет, — сказала Эмилия. — К мистеру Цуде — никаких.

Цуда перевел дыхание — неслышно, естественно, — и решил, что он и вправду очень удачливый человек.

Часть II

Наверху и внизу

Глава 4

Настоятельница Мусиндо

Верность, ведущая к самопожертвованию, считается наивысшим идеалом самураев. Причины этого нетрудно понять. Великодушные могли бы сказать, что это происходит из-за того, что желаемое принимают за действительное. Другие могли бы выразиться и более резко.

Подлинная история кланов империи написана кровью предательств. Однако же, если прочесть то, что было увековечено, то можно подумать, будто великие герои легенд вновь и вновь возвращаются к жизни.

Так стоит ли удивляться тому, что те, кто взрастает на лжи, сами становятся лжецами?

1882 год, монастырь Мусиндо в горах к западу от Эдо.

Преподобная настоятельница Мусиндо, Дзинтоку, уселась на возвышении в главном зале для медитаций. Она низко поклонилась гостям, которых ввели в зал две молодые женщины, одетые как буддийские монахини давних времен; головы их были покрыты капюшонами из грубой коричневой ткани, такой же, из которой были пошиты рясы. Преподобная настоятельница была одета точно так же; она отвергала наряды из более дорогого и более удобного шелка, который полагался бы ей по рангу. Она и ее помощницы носили капюшоны потому, что не брили голову налысо, как это обычно было принято у буддийских монахинь. Преподобная настоятельница обнаружила, что монахини с длинными, блестящими, красивыми волосами получали куда меньше пожертвований, чем те, которые выглядели более бедными и смиренными. Поскольку настоятельница не желала брить голову, то она не могла требовать этого и от остальных. Вся ее методика сводилась к тому, чтобы вдохновлять последовательниц своим примером. Это был единственный способ добиться нравственной подлинности, а ее авторитет в монастыре Мусиндо базировался главным образом именно на нравственной достоверности.

Сегодня у них было сорок гостей, вчера — сорок один, позавчера — тридцать семь. Женские наряды представляли собою, как ныне было принято в городах, смесь западных и японских деталей: кимоно в сочетании с английскими шляпками и французскими туфельками, и время от времени — еще и жакет американского покроя в качестве верхней одежды. Мужчины склонны были придерживаться одной тенденции, либо одеваться чисто по-западному, от шляпы до ботинок, либо исключительно по-японски, в кимоно и деревянные сандалии. Никто больше не забирал волосы в хвост, и никто не ходил с мечами. И то, и другое находилось под запретом. А если бы и не запрет, кто стал бы их носить? Самураев больше не было, а носить мечи прежде дозволялось лишь самураям.

Поток посетителей неуклонно возрастал последние три года, с того момента, как настоятельнице пришло в голову устраивать экскурсии в храм. За это ей следовало поблагодарить новое императорское правительство. Посетителей становилось все больше благодаря увеличивающемуся интересу к древним японским традициям; увеличение интереса шло параллельно с интенсивной правительственной кампанией модернизации. Это было не настолько странным, как казалось на первый взгляд. Хотя модернизация означала принятие западных методов и образа действия в промышленности, науке, войне, политике и одежде, она сопровождалась не менее энергичной кампанией по сохранению старинных культурных традиций. «Западная наука, восточная добродетель». Таков был официальный лозунг. Но кто мог точно сказать, что именно из себя представляет восточная добродетель?

Преподобная настоятельница испытывала на этот счет определенные сомнения. Традиции, навязанные режимом сёгунов Токугава, ныне лишившимся доверия и свергнутым, никак не могли быть подлинными. Если верить новому правительству, сёгуны на двести пятьдесят лет остановили развитие общества и внедряли разнообразные двуличные выдумки, дабы утвердить свою власть и грабить, бросать в тюрьму, мучать, порабощать, ссылать, убивать и всячески угнетать и запугивать всех, кто им противостоял — тактика, от которой нынешнее правительство, если верить его утверждениям, целиком и полностью отказалось. Конечно же, не следовало бездумно отвергать все обычаи и манеры той эпохи, поскольку некоторые из них были подлинными и глубоко чтимыми традициями, идущими из прошлого — сёгуны лишь присвоили и использовали их. Так что новое правительство не только заключало договоры, создавало армию и флот, конфисковывало земли и имущество клана Токугава и лихорадочно писало новые законы, которые соответствовали бы представлению западных стран о реформах, но еще и определяло, что традиционно, а что нет. И в официальных заявлениях регулярно повторялись две формулировки.