Сивилла - Флора Шрайбер

Вики ничего не ответила.

Неумолимо продолжая логические рассуждения, доктор потребовала ответа:

— Ну же, Вики, скажите мне, являются ли они сестрами или одним и тем же лицом?

Вынужденная отвечать, Вики высказалась весьма осторожно.

— Доктор, — начала она, — когда вы ставите вопрос таким образом, мне приходится признать, что они обязательно должны быть сестрами. Они должны быть сестрами, потому что они не могут быть одним и тем же лицом!

И Вики закрыла тему, достав из сумочки губную помаду и затем захлопнув сумочку и сунув ее под мышку.

— Mon Dieu, — сказала она, вставая, — как абсурдно думать, что все эти индивидуальные личности являются одним и тем же человеком. Мэриен Ладлов и я больше похожи друг на друга, чем любые две-три из упомянутых вами персон.

— Послушайте, Вики, — твердо произнесла доктор, — наш час не закончился, и я бы хотела, чтобы вы выслушали то, что я собираюсь сказать вам.

— Наша дискуссия, — заявила Вики безапелляционным тоном, — достигла своего логического завершения. Что еще можно сказать?

— Много чего, Вики. А теперь не будете ли вы добры присесть?

Вики вновь села, но с явной неохотой.

— Вы говорите, — безжалостно продолжала доктор, — что Пегги Лу, Пегги Энн, Мэри и остальные не могут быть одной и той же личностью. Но они могут быть ею. Вики, неужели вы не понимаете, что они могут быть разными аспектами одной и той же личности?

— Нет, доктор Уилбур, — сказала Вики, задумчиво покачивая головой. — Я не понимаю. Вы являетесь лишь собой. Вы — это доктор Уилбур, и никто иной.

— И что? — спросила доктор.

— А я — только Вики. Здесь нет никого другого. Смотрите. — Вики встала с кушетки, прошлась по кабинету и спро сила: — Теперь вы мне верите? — Она вновь уселась, улыбнулась доктору и заметила: — Это снимает ваш вопрос. Здесь никого больше нет. Вы всего лишь доктор Уилбур, а я — всего лишь Вики.

— Вики, — ответила доктор, — мы не решили никакого вопроса. Давайте будем честны друг с другом.

— Мы уже все решили, доктор Уилбур, — возразила Вики. — Мы решили большой философский вопрос: кто есть я? Я есть я. Вы есть вы. Я мыслю, следовательно, я существую. Есть такая латинская фраза: сogito ergo sum. Именно так и обстоят дела.

— Мы не решили никакого вопроса, — напомнила ей доктор. — Мы не выяснили взаимоотношения между Сивиллой, Пегги Лу, Пегги Энн, Мэри и остальными личностями. Какие…

— Вопросы, вопросы, вопросы… — прервала ее Вики. — Я бы тоже хотела задать один вопрос. Зачем вам нужно задавать все эти вопросы?

Отвергнув логическое заключение, к которому старалась подвести ее доктор Уилбур, Вики стала противоречить своему предыдущему утверждению о том, что доктор и она находятся наедине друг с другом, сказав:

— А сейчас, доктор Уилбур, с вами хотела бы познакомиться Мэри. Она желает принять участие в нашем анализе, и я считаю, что мы должны позволить ей это.

— В нашем анализе? — эхом откликнулась доктор Уилбур. — Как он может быть «ваш», если вы, девушки, не являетесь одним и тем же лицом?

Вики фыркнула.

— Полагаю, — сказала она с некоторой двусмысленностью, — вы можете назвать это групповой терапией.

— Вы согласились с тем, что все вы сестры.

Реакция Вики была мгновенной:

— В таком случае, если вы настаиваете, назовите это семейной терапией. Благодарю за поправку.

Затем Вики исчезла, оставив такое впечатление, будто она действительно физически покинула помещение. Голос, явно принадлежавший не Вики, вежливо произнес:

— Очень рада познакомиться с вами, доктор Уилбур.

— Вы Мэри? — спросила доктор.

— Мэри Люсинда Сондерс Дорсетт, — ответил голос.

Это не был голос светской женщины, такой как Вики. Но это не был и сердитый детский голосок Пегги Лу. Акцент, без сомнения, юго-западный, мягкий, глубокий, голос приглушенный. Доктор раньше не слышала этого голоса и знала о Мэри только по рассказам Вики об учебе в шестом классе.

Посадив Мэри на кушетку, доктор стала ждать. Мэри молчала. Сдержанность нового пациента, предположила доктор. Нового пациента?

— Чем вам нравится заниматься, Мэри? — спросила доктор.

— Я слежу за порядком в доме, — ответила Мэри, — но трудно со всем этим справляться.

— Что вам приходится делать? — спросила доктор.

— Следовать за Сивиллой.

— А что вы делаете, когда следуете за Сивиллой?

— Иду туда, куда идет она.

— Что еще вы делаете?

— Помогаю Сивилле.

— Как вы ей помогаете?

— Практически. Тонкими способами.

— Например?

— Ну, вот сейчас, доктор Уилбур, у меня есть практические заботы. Вы, наверное, знаете, что Сивилла и Тедди Ривз, ее подруга из Уиттер-холла, только что сняли на двоих квартирку на Морнингсайд-драйв. Вы понимаете, что значит — новая квартира. Вчера в восемь сорок пять утра я должна была встретиться с рабочими, которые вставляют новые окна. Мне пришлось опять выходить из дома в семь пятнадцать вечера, потому что я не хотела, чтобы новыми шторами занималась Сивилла. Я чувствую, что это мое дело — поддерживать в доме порядок. Из-за всех этих хлопот в последние дни мы не можем с утра выспаться. Поэтому мне пришлось прикрепить объявление «Не беспокоить» у дверного колокольчика. Сивилла и Тедди сняли квартиру. А все дела, связанные с ней, падают на меня.

— А чем еще вы занимаетесь?

— Трудно чем-то заниматься в этом сарае на Морнингсайд-драйв, который называют старинным домом. Как я хотела бы, чтобы у нас было побольше свободного места! Я бы тогда разбила цветник, выделила бы помещение для животных. У нас ведь только Капри.

— Вам не нравится Нью-Йорк?

— Не очень. Но вообще-то, я мало где бываю. Иногда я захожу в какой-нибудь музей или библиотеку. Это практически все. Я не покидаю жилища.

— А чем вы там занимаетесь?

— Делаю работу по дому, читаю, слушаю музыку. Немножко рисую. Пишу стихи. Поэзия облегчает боль.

— Какую боль, Мэри?

— О, я молилась о том, что мы переживаем.

— Какая боль, Мэри?

— Разве они вам не говорили? Вики, Сивилла, Пегги Лу?

— Не впрямую. Они говорили о том, что боятся близости с людьми, музыки, рук, боятся оказаться в ловушке, а отвергая свою мать, Вики и Пегги Лу свидетельствуют о том, что боятся ее. Вы ее боитесь?

— Я никогда не ощущала мать Сивиллы своей, — доверительно призналась Мэри.

— А что за боль, Мэри?

— В свое время вы узнаете. Вот почему я и сказала Вики, что хотела бы прийти сегодня. Мне хотелось бы помочь проводить наш анализ. Но я чувствую себя виноватой за то, что пришла. Возможно, это грех — ходить к психиатру.

— Итак, Мэри, — доктор говорила очень медленно, очень отчетливо, — вам известно, что Сивилла, Вики и Пегги Лу приходили сюда в течение девяти месяцев. По вашему мнению, что-то сказанное или сделанное ими здесь является грешным?

— Я не знаю, — задумчиво ответила Мэри. — Действительно не знаю.

— Так почему вы пришли?

— Тогда, в прошлом месяце, среди цветущего кизила и диких яблонь, вы были не психиатром, — задумчиво ответила Мэри. — Вы были другом. Мы нуждаемся в друзьях.

— У Сивиллы есть друзья. Разве ее друзья не являются и вашими?

— Наверное, — ответила Мэри, — но только некоторым образом. Тедди Ривз знает меня по имени и может отличить меня от других, но Лора Хочкинс считает, что я — это Сивилла. И так считает большинство людей, знаете ли. Иногда я бываю очень одинока.

— Тогда почему бы вам не пойти и не поискать себе собственных друзей, как это делает Вики?

— Ну вы же знаете, как это бывает, — стала объяснять Мэри. — Во-первых, у меня нет для этого одежды. Я просто надеваю то, что нахожу в нашем шкафу. Но то, что хорошо выглядит на других, не обязательно идет мне. — Мэри сделала паузу, склонила голову и добавила с легкой усталой улыбкой: — Да и вообще, я не так привлекательна, как Вики, и не столь величественна, как Ванесса. Мне с ними не сравниться. Я такая, какая я есть.

Только позже доктор Уилбур узнала, что Мэри видела себя дамой несколько старообразного типа, доброй пухлой матушкой, не слишком изящной. Мэри возникла как хранитель дома, вечная домохозяйка, интересующаяся только Kinder, Küche, Kirche [6]. И хотя никаких детей не было, хотя трудно было готовить в этих, как выразилась Мэри, «городских квартирках с кухоньками размером с пенал для карандашей», доктору Уилбур становилось все яснее, что трудности у Мэри возникали не из-за отсутствия Kinder, не из-за сложностей с Küche, но главным образом из-за проблем, вращавшихся вокруг Kirche. Со временем доктор узнала, что фраза «возможно, это грех — ходить к психиатру», окрашенная в темные тона, отражала конфликты, связанные с вопросом о вере.

В темных тонах был выдержан и рассказ Мэри о бабушке Дорсетт.

— Бабушка умерла, — сказала доктору Мэри во время сеанса 15 июня 1955 года. — Ее место занять было некому. Сивилла бабушку не оплакивала. Сивилла пропала. Пегги Лу оплакивала ее втихомолку, когда оставалась одна. Все мы, за исключением Вики, оплакивали бабушку, но я убивалась больше всех. После смерти бабушки я появилась, чтобы оплакивать ее.