Лидия. Головная боль академии (СИ) - Лавру Натали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где-то на чердаке завалялись ведьмовские карты.
– Ого! Откуда они у тебя?
– Одна из гувернанток увлекалась ими, а я свиснула. Вот как знала, что сегодня они пригодятся.
Путешествие на чердак вылилось в то ещё приключение. Я словно окунулась в детство.
В закрытых деревянных ящиках под сантиметровым слоем пыли покоились мои детские игрушки, книжки и даже платьица.
В руки мне попался толстенный альбом-гербарий, который мы с папой сами насобирали в ближайшем лесу. Ох, как я гордилась тем, что знаю все произрастающие у нас травки! Это были мои первые шаги к зельеварению.
Эмиль, помню, с нами тоже таскался, но его больше интересовало «общение» с растениями, нежели их сбор.
На чердаке обнаружились и старые вещи Кэт, и всех, кто вырос в замке вместе с нами. Благо, пространство было громадное, и секций под дорогие сердцу безделушки хватало на всех.
Мы же наводили шмон в герцогской секции.
– Кэт, ищи ящик с синей крышкой. Там ещё лежит моя кукла Мария с синими губами на пол лица и тетради-анкеты.
– Да тут у всех ящиков крышки серые от пыли... кхе-кхе...
Что правда то правда. К тому же два ярких светлячка под крышей окрасили пространство в тёмно-жёлтый цвет.
– О, вот твоя ужасная Мария, а это... – тут Кэт всхлипнула и застонала.
Я подбежала, побросав обратно в ящик любимые некогда картонки с аппликациями из страз, и тоже застыла.
Между куклой и деревянной стенкой ящика был небрежно всунут кулёк, из которого торчали искусственные алые волосы и край чёрной маски.
Я вытащила кулёк, повертела в руке красный парик и заметила на нём длинный светлый волос.
И мне тут же всё стало ясно.
– Ли-ди-я... – оторопело посмотрела на меня подруга.
Увы, Кэт, я не расскажу тебе, кто целовался с тобой в тот вечер. Сама ты вряд ли способна даже помыслить о таком, а вот я догадалась.
Н-ну, я кому-то покажу! Тихушник патлатый! Казанова недоделанный! Вот уж чья-то задница будет болеть! И целовальник тебе начищу, чтоб не повадно было!
Не знаю, от чего меня распирало больше: от злости или от смеха. Одна лишь Лорена ведает, чего мне стоило удержать лицо.
К слову, карты обнаружились сразу под свёртком с париком, но гадать мне уже перехотелось.
– Это ведь не твой парик, – Катарина неотрывно смотрела на вещицу. – Кто мог его сюда подбросить?
– Кто угодно из персонала замка, – пожала я плечами. – Увы, мы этого уже не узнаем.
– То есть я могла целоваться с Ронни-конюхом? – сдавленно пропищала она.
– Да не. Он же толстый, – покачала головой.
– Три года назад он был худым...
– Ронни с нами тусил до утра, успокойся, – заверила я, припомнив, как мы с Бренди скрывались от конюха.
Ронни прославился на весь замок своим «убийственным» дыханием. Несколько раз парня лечили городские целители, и даже я пыталась, но Ронни пристрастился к самогонке, от которой его желудок в промышленных масштабах выделял миазмы.
В общем, те, кто знаком с Ронни, стараются не подходить к нему ближе, чем на пять метров. А уж целоваться – не родилась ещё на свете та прекрасная леди без обоняния.
– Тогда кто? – Кэт жалобно посмотрела на меня.
Растерянность – милейшее выражение на её хорошеньком кукольном личике.
– Может, Том? – очередное предположение.
Я пожала плечами. Уж лучше пусть думает, что это Том, сын второй поварихи.
В прошлом году Том утонул, спасая провалившегося под тонкий мартовский лёд мальчишку. Причём ребёнка-то он спас, вытолкнул на льдину, а сам не сумел вылезти, и его унесло течением под лёд.
Но нет, Том (кстати, жгучий брюнет) в тот вечер пытался разнять нас с Бренди и бдел, чтобы наши пьяные поцелуи не переросли в нечто большее. Его лицо мелькало возле нас так часто, что я запомнила, хотя остальные несколько десятков человек остались в памяти размытым пятном.
На Томе мы остановились. Некрасиво, конечно, осквернять светлую память о нём враньём, но, как говорится, ложь во спасение...
Кэт, как и я, перехотела гадать. Карты мы положили обратно в короб и молча ушли с чердака, фыркая чешущимися от пыли носами.
По дороге я фантазировала, каким образом буду проводить экзекуцию виновника Катарининого разбитого сердца. Готовь задницу, дружочек!
Глава 20. Горяченькое на ночь
Лидия
По дороге к себе я краем уха услышала, что папа с мамой направились в погреб за винишком.
Ага, значит, у кого-то сегодня намечается веселье. Ужин при свечах, романтика, потр... кхм! Потрясающая возможность узнать, какими контрацептивами пользуются мои родители.
Нет-нет, мне ни в коем случае не хочется подглядывать за ними, я же не извращенка.
Но придётся. Ради всеобщего блага и размножения.
Ибо в кои-то веки моя работа над зельем плодородия застопорилась из-за внешних помех. Каким бы действенным ни было зелье, противозачаточные артефакты и заклинания сведут на нет его животворящие свойства. А значит, я должна посмотреть, против каких примочек бороться.
Артефакты, на самом деле, не проблема: их всегда можно испортить, и тут Катарина мне в помощь. А вот чтобы обойти действие заклинания, произносимого каждый раз перед сексом, придётся попотеть.
Тут я вспомнила, что для меня нет ничего невозможного, и коварно улыбнулась. Если уж зелье против тьмы сотворила, значит, и зелье плодородия сварганю. Делов-то!
Я, не теряя времени даром, нырнула себе в покои, переоделась в удобный брючный костюм, сменила обувь на мягкую без каблука, нашла мантию-невидимку и надела её. К шпионажу готова!
Дальше дело техники: выждать, пока родители уединятся, наговорятся и перейдут к делу.
А пока я прогуливалась по коридору и прислушалась, не хлопнула ли дверь в мамину спальню. Как только хлопнет, приступлю к взлому папиных покоев, чтобы тайным ходом проникнуть через его спальню в мамину.
Идеальный план.
Папа на постоянной основе жил в маминых бледно-розовых с белым покоях, а у себя оставался исключительно в дни ссор, когда мама лютовала и кидалась вазами. В остальное время его покои стояли запертыми.
Фаза «разговорчики под винишко» продлилась полтора часа. К этому времени я исходила весь коридор и уже расстроилась, что, по ходу, трах-тибидох-тибидох отменяется, но внезапно стулья в гостиной маминых покоев заскрипели ножками по полу, послышался неровный стук высоких каблуков, в которых мама была чуть выше папы, а следом хлопнула дверь в спальню.
Ура!
Я проворно взломала запирающее заклинание на дверях папиных покоев, на цыпочках прокралась через гостиную в спальню, затем ювелирно аккуратно приоткрыла дверцу потайного хода и выглянула через щёлку.
В маминой спальне горел арома светильник с говорящим названием «интим». Свет от него исходил приглушённо-оранжевый, а запах – кофе с ванилью, мамин любимый.
Ну, всё, сейчас я точно увижу разврат.
Не то чтобы меня шокирует сие зрелище, но... как-то малость неловко, ведь эти люди когда-то сделали меня.
О неловкости я забыла, как только услышала мамин блаженный стон – это папа освободил мамину спину от корсетного плена и теперь легонько царапал коготками ей между лопаток.
– Ох-х... Кайф... Ещё повыше, левее. Вот здесь, да-а-а...
– У меня создаётся впечатление, что ты любишь массаж больше, чем секс.
– Секс – это тоже массаж, только внутренний, и я всё жду, когда же ты снимешь с меня остатки одежды, – немножко капризно ответила мама.
В поле моего зрения попала оттоманка, на которую полетели сначала мамины тряпки, а потом папины.
Зашуршало постельное бельё, слегка скрипнул матрас.
– Идём освежимся перед сном, – сказал папа.
– Мне ле-е-ень, – пьяненьким голосом отозвалась мама, но её тут же подхватили на руки и унесли в ванную.
Я проскользнула в спальню.
Пока родители настраивают водичку, я проверю кровать на наличие артефактов.
Ага! Один есть. Стандартный «Гард». Висит под пологом, замаскировавшись под ловец снов.