Подвал с секретом - Алексей Макеев

Что верх, что низ – одного цвета. Да я вам его показать могу, вон он на лоджии валяется. Выкинуть рука не поднимается, а на место ставить там уже нечего. Восстановлению не подлежит, так мне жестянщик сказал. Выбрось это барахло или на память оставь, будет тебе напоминать о том, к чему бесшабашные гулянки приводят.

– О том, что случилось с бампером, вы и ему рассказали?

– Зачем мне утруждаться, когда его брат вместе со мной в поселок ездил. Он ему все и выложил, когда меня обслужить без очереди уговаривал, – пояснил Алмазов.

Проверять историю Алмазова Гуров не стал, на слово поверил. Слишком много свидетелей подкупать бы пришлось, будь история выдумкой. Вычеркнув Алмазова из списка подозреваемых, он двинулся дальше.

Олешкина дома опять не оказалось, но недовольная жена на этот раз защищать мужа не стала. Сказала, где найти, и дверью хлопнула. Оно и понятно, какой жене понравится, когда в свободный вечер муж вместо семейного досуга зависает в кабачке? И неважно, что располагается тот в двух кварталах от дома.

Кабачок представлял собой спортбар, где на большом экране круглыми сутками транслируются спортивные передачи. Этот продвигал боксерскую линию. В душном помещении сидели мужчины всех возрастов, пили пиво и таращились на экран, где мужики в трусах лупили друг друга кожаными перчатками. Олешкин сидел в одиночестве, пива не пил, хрустел бесплатными сухарями, попутно проглядывая программу передач на неделю.

С ним Гуров решил действовать официально. Предъявил удостоверение, сообщил, что имеет к нему ряд вопросов, и заявил, что тот должен проехать с ним в управление для дачи показаний. Олешкин, привыкший иметь дело с сотрудниками ГИБДД, но никак не с «уголовкой», растерялся и от этого даже возражать не стал. Молча встал, стряхнул крошки с футболки и проследовал за полковником в машину.

В кабинете Гуров усадил Олешкина на стул для посетителей, велел ждать, а сам вышел. Дошел до дежурного, узнал, нет ли новостей от Крячко, потом минут десять бродил по коридорам, ожидая, пока клиент дозреет. Расчет оказался верным. За время его отсутствия Олешкин изрядно вспотел, гадая, что же такого криминального он натворил, что его в половине восьмого вечера притащили на Петровку. Когда Лев вошел, он подскочил на месте и зачастил:

– Товарищ, не помню, как вас зовут, меня что, арестовали? Если так, я имею право на один звонок. Я ведь имею право? Не понимаю, за что вы меня взяли? В жизни уголовщиной не занимался. Правила на дороге нарушать приходилось, но ведь это к уголовному розыску не относится. Если бы я человека сбил, я бы помнил, а то ведь не было такого. Да я собаки ни одной колесами не переехал, не то что человека. Так за что же меня загребли? И где мой адвокат? Я ведь знаю, адвокат мне положен. Слушайте, скажите хоть что-нибудь, не молчите. И дайте позвонить жене! Она и так злится, что я в бар ушел, а если я к полуночи не вернусь, всех собак на меня спустит. А может, и на вас, она у меня женщина боевая, ее погонами и решетками на окнах не напугаешь.

– Все сказали? – Гуров дождался, пока словесный поток иссякнет, раскрыл первую попавшуюся папку с надписью «Дело №», взял ручку, вложил в папку чистый лист и крупным почерком написал имя и фамилию Олешкина.

Тот замолчал, внимательно следя за его манипуляциями. То, что делал полковник, его не успокоило. Он заерзал на стуле, открыл было рот, чтобы что-то произнести, но так ничего и не сказал.

– Отлично! – продолжил Гуров, будто не заметил паузы. – Начнем, пожалуй. Итак, назовите свои имя и фамилию.

– Олешкин Михаил. Да вы ведь сами знаете, зачем спрашиваете? – Олешкин нервничал все сильнее. – И что это за папка? Учтите, подписывать я ничего не стану. И в суде от своих показаний откажусь.

– Еще один фильмов насмотрелся, – вздохнул Лев. – Да остыньте, Олешкин, будет вам и адвокат, и палата с клетчатыми окнами.

– Какая еще палата? Я совершенно здоров, и физически, и умственно. Так и запишите в своей папке.

– Вижу, что здоровы.

– А в чем тогда проблема? Я неправильно припарковался? На красный свет проскочил? Пешеходу дорогу не уступил? – начал гадать Олешкин, перечисляя все возможные дорожные нарушения. – Ведь за это на Петровку не таскают, верно? Тогда что?

– Я вижу, супруга с вами новостями не делится, – издалека начал Гуров. – Странно.

– Какими новостями? Закон новый вышел, а я пропустил?

– Насчет закона не скажу, а вот вопрос, где вы были в конкретный день и в конкретное время, выяснить хотелось бы.

– Меня в чем-то подозревают? Хотите сказать, жена знала, но промолчала? – Олешкин расстроился. – Вообще-то она может. Хрен их разберет, этих баб, чего от них ожидать. Утром поет соловьем, котлетки в тарелку подкладывает, а к вечеру мы уже в контрах, причем произошло это в мое отсутствие.

– С вашей супругой действительно общались мои коллеги, – сообщил Гуров. – Ждали вас, да не дождались. Много работы?

– Хватает, – уклонился от прямого ответа Олешкин. – У вас, я вижу, работенки тоже не убавляется.

– Благодаря вам – нет, – сухо произнес Лев и перешел в наступление: – Меня интересует ваше местопребывание в определенные периоды. Советую не юлить, иначе разговор пойдет в другом русле.

Он назвал дату, когда был найден Струбалин, и тут Олешкин поплыл. Он и до этого чувствовал себя не в своей тарелке, а тут и вовсе размяк. Начал мямлить что-то о тяжелой денежной ситуации, о том, как сложно сейчас найти стоящий заказ и какие высокие запросы у его благоверной. Гуров слушал и понимал, что впустую теряет время. Перед ним сидел обычный пройдоха, не более того. На какие-то серьезные правонарушения Олешкин просто не тянул.

Он не ошибся, ему и давить не пришлось, Олешкин сам все выложил. Дата смерти Струбалина пугала супругов не потому, что муж кого-то убил или совершил иное преступление, а потому, что в тот день он впервые решил надуть своего шефа и отхватить небольшой кусок от его пирога в пользу семьи. Сделать это он решил своеобразным способом. Сын его шефа увлекался игрой в карты, разумеется, на деньги. Олешкин подумал: если уж он все равно проматывает состояние отца, почему бы