Наследники Борджиа - Виктория Дьякова

— Я говорил Вам, госпожа, что не нужно отдавать гелиотроп принцу де Ухтом! — отчаянно воскликнул Гарсиа.

— Тсс, — остановила его герцогиня, оглянувшись вокруг. — Не говори излишне громко. Не исключено, что нас слушают. Что же касается гелиотропа, то принцу Никите против Ридфора придется еще потрудней, чем мне, — возразила она почти шепотом капитану, — Командор Пустыни действует очень жестоко и безжалостно и не остановится ни перед чем. У меня есть ты, есть черный пифон, есть зеркало Храма. У принца же де Ухтом против Ридфора нет ничего, только гелиотроп. А принц Никита теперь как никогда нужен нам с тобой живым и здоровым. Так что поторопимся на галеру, Гарсиа. Нам необходимо тайно поговорить с Маршалом.

— А кто такие эти ассасины? — задумчиво поинтересовался капитан, — я никогда не слышал о них.

— О, это очень древняя история, — ответила Джованна. — Ассасины — страшная мусульманская каста. Каждый воин — живой кинжал, нацеленный на свою жертву, от которого еще никому не удавалось уйти в течение столетий. Они настигают своего врага, чего бы это им ни стоило. Их небольшое королевство когда-то находилось в горах Сирии. «Старцы Горы» — так назывались мусульманские имамы, которые веками сменяли друг друга и вели свой род по преданию от Али, зятя Магомета. Внук Али, жестокий Аль Хасан захватил в восьмом веке замок Аламут, «Орлиное Гнездо», который и стал впоследствии резиденцией вождей ассасинов. По легендам, в замке росли чудесные сады, где приверженцы Старца Горы, его гвардейцы-сеиды, проводили время в изощренных удовольствиях, вдыхая редкостные благовония, то есть гашиш, «ассасин» на местном наречии. Отсюда и название касты — ассасины. Коварные благовония превращали людей в послушных рабов, они воображали себя в раю и воспевали Коран в отстроенной позднее величественной горной мечети Аль-Азар, неподалеку от замка. Главной обязанностью воина, согласно их религии, считалось убийство, убийство того, на кого указывал ему Старец Горы, и самого себя после исполнения приказа. Только исполнив повеление господина и уничтожив при этом самого себя, такой рыцарь-шахид мог рассчитывать на дорогу в рай. Последователями этой касты в одиннадцатом-тринадцатом веках была полным полна Сирия. Они отстроили свои замки до Междуречья и Персии. Старца Горы побаивались турецкие и египетские султаны, и даже сам Саладин почитал за честь дружить с ним, хотя знал наверняка, что ассасины дважды пытались убить его.

Среди мусульман эта каста всегда держалась обособленно. Ради своих интересов имамы не брезговали тайными связями с «неверными», то есть с христианами. Это Старец Горы открыл в свое время Великому Магистру ордена тамплиеров Эду де Сент-Аману тайну чудотворной слезы пифона и указал место, где можно найти это почти уже исчезнувшее с лица земли животное. На поросших дикими розами скалах в окрестностях замка Аламут аббатисса монастыря святой Бернардины, графиня Алинор де Тулуз д'Аргон, отыскала последних уцелевших от истребления священных особей Карфагена и сотворила из их «слезинок» эликсир по древнему персидскому рецепту, спасший позднее жизнь самому Эду де Сент-Аману и многим его воинам. По мусульманским канонам, ассасины принадлежат к шиитам, хотя и проповедуют свое особое колдовское учение, прозванное исмаэлитским. Среди них встречались и чрезвычайно образованные, просвещенные люди. Короли Иерусалима Балдуин Второй и Генрих Шампанский нередко посещали замок Аламут. Тогда Старцы Горы стремились вступить в союз с христианами и развлекали своих гостей, приказывая своим гвардейцам совершить самоубийство на их глазах. Но когда коварные имамы вновь обращались к союзу со своими единоверцами, от кинжалов их шахидов лишались жизни Раймунд Второй, король Триполи, заколотый у ворот собственного дома, мужественный защитник Тира Конрад де Монферрат, князь Антиохии и многие другие. С середины тринадцатого века ассасины почти исчезли с территории Сирии. Монголы захватили Аламут и выгнали имамов в Персию, а затем и в Индию. Великие Магистры храмовников всегда чурались особой приязни со стороны мусульман, а тем более от столь опасной и коварной касты, как ассасины. Они не доверяли их неверной дружбе. За исключением разве что Эда де Сент-Амана и нашего друга Ридфора, который, став Великим Магистром ордена, до самой Тивериадской катастрофы, да и после отречения своего — тем более, плел совместно с ассасинами серьезные тайные интриги. Вот и теперь он притащил их из Индии за собой.

— Чего же нам ждать от них? — спросил весьма озадаченный Гарсиа.

— Всего, что угодно. С них станется, — ответила ему Джованна. — Но более всего нам необходимо теперь беречь пкфона. Они все знают о нем. Безусловно, они станут следить за нами, если уже не следят, и, конечно, попытаются похитить его также как и гелиотроп, чтобы лишить нас силы.

— Как вы считаете, госпожа, — осторожно поинтересовался де Армес, — мы намного опередили принца де Ухтом?

— Думаю, что нет. По счастью. Так как теперь для нас с тобой, как это ни смешно, чем скорее приедет Никита со своими людьми — тем лучше.

— Ибрагим! Ибрагимка! Погодь, ты никак помирать, что ли, собрался?! — Никита отчаянно тряс за плечи своего друга, посеревшего и корчившегося в муках на широкой лавке у тусклого затянутого промасленной холстиной оконца в покосившейся от времени крестьяской курной избе где-то на полпути между Москвой и Белозерском. Едва отряд под предводительством князя Ухтомского и Ибрагим-бея подъехал к этой деревушке, не имеющей даже и названия, татарский принц, до того чувствовавший себя великолепно и полный решимости отомстить за гибель отца, вдруг ощутил приступ необъяснимой слабости, тошноты, и не успел Никита послать Фрола к хозяевам самой крайней от проезжего шляха избушки спросить, нельзя ли остановиться ненадолго, как Ибрагим-бей, потеряв сознание, рухнул наземь с коня, а вслед за ним завертелся, закружился в диком припадке бешенства его любимец-аргамак.

Татары перенесли своего князя в избу, где хозяева, пожилые уже крестьяне, предоставили для больного лучшую лавку поближе к окну. Старуха предложила покормить государя пропаренной овсяной кашей — может, подустал с дороги-то, авось, полегчает. Но не тут-то было. Все, что принимал Ибрагим в рот, тут же и выходило из него обратно в мучительных приступах рвоты с кровью. Испарина покрывала его широкоскулое лицо крупными желтоватыми каплями, то и дело стекавшими вниз по щекам. Озноб охватывал все тело, переходя в судороги. На растерянные вопросы Никиты, что болит-то, Ибрагим жаловался то на страшную ломоту в спине и ногах, то на свинцовую тяжесть в голове и желудке.