Категории
Самые читаемые
onlinekniga.com » Проза » Русская классическая проза » Рахиль - Андрей Геласимов

Рахиль - Андрей Геласимов

Читать онлайн Рахиль - Андрей Геласимов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Перейти на страницу:

А может, я еще не до конца был уверен в подлинности того, что вернулось. Кто мог гарантировать, что вот это и есть реальность? Сигара, а позади нее - борода и Фидель.

Поэтому Гоше-Жорику пришлось отдуваться за нас двоих. Он говорил и говорил без умолку. Наверное, боялся, что нас могут выгнать. Впрочем, Вельма тоже от него не отставала. Скорее всего она старалась использовать наше присутствие в сугубо лингвистических целях. На занятиях в университете ей не хватало практики языка, а кубинцы по-русски говорили совсем плохо. В этом отношении Гоша всегда был к ее услугам. Тем более что, как выяснилось, он мог объяснить ей такие вещи, о которых я понятия не имел.

"Халява" означает что-то бесплатное, - говорил он Вельме и украдкой успевал подмигивать мне. - Происходит от еврейского слова "халеф", что означает "молоко".

"Интересно, - говорила она. - Но почему молоко бесплатно?"

"Потому что его давали в тюрьме. Зэкам. Зэк - это значит "зэка", то есть заключенный. Им давали там бесплатное молоко. Очень давно. Когда был Мишка Япончик. Слышала про Мишку Япончика? Все бандиты в Одессе были евреи. Потом стали красногвардейцами. В гражданскую войну чекисты из них сделали целый полк. Но они разбежались. Налетчика в окоп не посадишь".

"Что такое "налетчик"? Пилот?"

"О-о, милая, да ты вообще ничего не знаешь. Чему вас эти профессора там учат?" - В его голосе звучало явное неодобрение по адресу всей системы высшего образования в СССР.

Гоша вздыхал, как будто собирался взвалить на себя чей-то чужой и, разумеется, непосильный труд, качал головой, пожимал плечами, снова подмигивал мне и начинал свою лекцию. Не знаю, как Вельме, но мне временами было забавно. Я даже забывал иногда, что не говорю. То есть я все-таки продолжал молчать, но скорее не потому, что не говорил, а потому, что слушал. Из-за этого, очевидно, я начал испытывать по отношению к Гоше-Жорику не совсем понятное мне самому чувство благодарности.

"Айсоры приезжают на гастроли в Москву потому что у них в Средней Азии срока большие. Дома у себя за квартирную кражу они мотают по полной, а в Москве кодекс мягче. Трешкой обходятся, вот и едут. Прут, как тараканы из всех щелей".

Вельма уже не спрашивала, что значит "айсоры" или "трешка", потому что Гоша проводил предварительное занятие для введения новой лексики. С точки зрения методики преподавания он отрабатывал наш кров вполне профессионально.

"Прямо с вокзала и прут. Как инженеры с такими тубусами. А в тубусах инструмент. Очень интеллигентно. Вышел из поезда, огляделся. Хоп - и квартирка! Оттуда уже в ресторан".

Скоро на его лекциях стали засиживаться и кубинцы.

"Вот, дорогие товарищи пламенные революционеры, - обращался к ним Гоша. - Нам, конечно, до вашего опыта экспроприации далеко, но и мы кое-чего умеем. Батисты у нас, к сожалению, нет, но кого пощипать - это всегда найдется".

Меня лично больше всего заинтересовала его теория цикличности преступлений. Гоша-Жорик утверждал, что на зоне прибытие новых заключенных имеет сезонный характер. Обитатели тех мест в общих чертах заранее знают, по какой статье осуждены прибывающие в то или иное время года. Цикличность в интерпретации Гоши привязывалась к основным праздникам.

"После Восьмого марта идут за убийство. Причем косяком. Убийства в основном бытовые. На почве ревности. Работяга сидит дома, а жена празднует у себя в коллективе. Профком, местком, тосты, цветы. Восемь часов - ее нет, девять часов - ее нет. А он уже сходил в магазин. Собирается - и к ней на работу. А там не пускают. Вахтер, все дела. А наверху в окнах какие-то мужики курят. Ну и пошло. Одно за другое - чего, кто, куда - или камнем по башке, или пику с собой взял заранее. Но бабы не понимают. Поэтому на Восьмое марта мрут как мухи. Неосторожно".

Перед последним словом он делал паузу, а произнося его, неодобрительно качал головой.

Май, по словам Гоши, был месяцем изнасилований.

"Сначала Первое, потом Девятое. Одни выходные. Люди на пикниках. Компаний в лесу много. Шли мимо, туда-сюда. Она потом смотрит - чулки порвали, конфеты все унесли. Бегом в милицию. Ей за чулки обидно. И денег никто не дал. Сразу писать заявление. А эти - по сто семнадцатой. Или за групповое. Как она там напишет".

Празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической революции вело за собой приговоры по делам об уличном грабеже.

"Холодно становится, - говорил Гоша. - Народу шапки нужны. А дорогую, ну как ты купишь? На нее где-то деньги надо найти. Поэтому - цоп сзади! И побежал".

Слушая его, я попытался применить подобный принцип цикличности к анализу некоторых классических текстов и с удивлением обнаружил, что с его помощью открываются такие детали, о существовании которых я до этого даже не подозревал. Наблюдения Гоши-Жорика вполне могли стать основой для нового метода литературного анализа. Эта мысль удивила меня так сильно, что я встал со своего места и начал ходить по всей комнате от окна до двери.

"Эй, крендель! - сказал Гоша обеспокоенным голосом. - У тебя что, опять началось?"

Но у меня не началось. Просто я снова стал думать о литературе. И это, в общем-то, был хороший знак.

Я размышлял также о том, в какую из Гошиных категорий теперь попадаю я сам, сделавшись, очевидно, преступником, и каким образом вся эта цикличность связана с неизбежностью. Потому что любые ритмические процессы, любое постукивание пальцем по столу в конечном итоге намекает на бесконечность, а уж ее-то избежать никому на свете не суждено. В том виде, во всяком случае, в каком нам ее предлагает смерть. Будь ты хоть самым неритмическим чуваком или чувихой на свете. И никакие персональные качества в счет не идут. Человек, разумеется, может повлиять на исторические сюжеты, но их окончательным ритмом ему не овладеть. Просто не хватит дыхания. Ни в ритмическом, ни в физиологическом смысле. Персональное участие ограничивается постукиванием по столу. Легкой паузой между фразами "раз" и "два" на уроках ритмики в средней школе. В лучшем случае - возможностью увеличить цикл с десяти до двенадцати, назвав июль или август в свою чувацкую честь и отодвинув, скажем, октябрь с восьмой позиции на десятую. Но октябрь ведь от этого все равно не перестанет быть "октябрем", и из него по-прежнему будет настырно выглядывать цифра восемь. Как щупальца из осьминога.

Octopus, октаэдр, Октавиан.

Этот наследник Цезаря, кстати, оказался довольно последовательным чуваком. В приступе тоски по цикличности как средству избежать забвения присмотрел для себя именно восьмой месяц, что и предполагалось его первоначальным именем - Октавиан. Видимо, был восьмым ребенком. Насчет Августа пришло в голову значительно позже. Когда уже предал всех, кого можно было предать, и почувствовал, что заавгустел. Овидий скорее всего идею принес. Все правильно, императорские хлеба надо отрабатывать. Тем более если нацелился на его симпатичную родственницу. После нее, разумеется, - в ссылку. Хвала Юпитеру, что ничего не отрезали. И кропать "Скорбные элегии". "The pangs of dispraised love". Это мы тоже все проходили. Не только у Шекспира, естественно. Хотя какая там ссылка - на Черном море? Сиди на берегу, стишата кропай.

Октава.

У буддистов восьмерка вообще святое число. Срединный путь, бесконечность. Усесться на ее плавную линию и скользить по ней, как по рельсам. Пока в глазах не начнет мелькать. Пока реальность не сольется в обычный пятнистый круг, который всегда бывает вокруг карусели. Во всяком случае, был в детстве. Сейчас точно не знаю - давно не проверял. В общем, пусть сольется. Потому что - кому она нужна, реальность? Да здравствует буддистский слалом. И никаких восклицательных знаков после слова "слалом". Их с карусели не разглядишь. Можно только услышать, как Гоша обучает поэзии Вельму Холькскъяйер - некрасивую норвежку, интересующуюся русским языком.

Ну да, а что ей еще остается?

"Песня называется "Хорошие девчата". Стихи написал поэт Матусовский. Поняла?"

"Мацуповски".

"Да нет! Матусовский. Великий советский поэт. Повтори".

"Мацуповски".

"Ну что ж ты!.. В институте учишься, а ничего запомнить не можешь, кулема! Ладно. Повторяй за мной: "Хорошие девчата, заветные подруги..." Ну давай. Чего молчишь? Я тебе говорю - повторяй!"

"Хорошие девчата, заветные подруги".

"О! Вот молодец. Получилось. Теперь дальше: "Приветливые лица, огоньки веселых глаз..." Чего опять замолчала?"

"Гоша, я не понимаю, что такое "кулема".

"Слушай, знаешь что? Я тебе лучше спою эту песню. Зови своих кубинцев. Пусть подыграют".

Октет.

Из всех циклических и ритмических процессов музыка - самый приятный процесс. Уступает в этом отношении, может быть, только любви. В ее ритмической парадигме. Зато наверстывает количеством наслаждающихся. Впрочем, римляне и этот недостаток преодолевали легко. Стоило Августу умереть, как пустились на эту тему во все тяжкие. Меньше чем в ввосьмером, если верить Петронию, даже не начинали. Тут уже не до музыки. Но, поскольку прошло почти две тысячи лет и Великая Октябрьская революция, мы ведем себя гораздо приличней. Снимаем одежду только в одиночестве или когда вдвоем. И с выключенным светом. В остальных случаях одетые сидим на стульях и слушаем музыку.

1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Рахиль - Андрей Геласимов.
Комментарии