Безумный поклонник Бодлера - Мария Спасская

В тот день Шарль получил небольшую подачку от матери и торопился к своей бедной девочке, желая порадовать Жанну шоколадными конфетами и фруктами. Он подходил к обшарпанной двери ее скромного жилища, которое, опять же, оплачивал из своего кармана, когда услышал истошные крики Жанны:

– Тупоголовый ублюдок! Как ты посмел заложить браслет? Мало тебе того, что Шарль нас кормит и поит? Тебе все мало, рожа твоя ненасытная! Теперь Шарль ни за что не станет нас содержать!

– Не ори, – хмыкнул брат. – Черт с ним, с браслетом, твой поэт тебе еще подарит. Лучше вспомни, как мы с тобой кутили на его денежки. Лихие были деньки! Ну же, Жанна! Приласкай меня, крошка…

Волнуясь за Жанну и не понимая, о чем идет речь, Шарль торопливо распахнул дверь и почти вбежал в жалкую комнатенку, освещенную лишь падающим из оконца под потолком светом. Он с тревогой смотрел на кровать, но там, на месте его Жанны, которую Бодлер оставил только вчера, лежала высохшая старая ведьма, в которой смутно угадывались черты его девочки. Непередаваемый ужас охватил Бодлера. Неужели это Жанна, которую он любил всю свою жизнь? Где были его глаза? Не в одну же ночь она стала хитрой пронырой с жадным взглядом и цепкими пальцами? И братец этот из бывших ее любовников, это же очевидно! Наивный слепец, он дал провести себя шайке мошенников!

Шарль дико глянул на потрепанную пьянчужку, которой посвятил свои лучшие годы, на ее приятеля-альфонса, тянувшего из него соки, и выскочил из комнаты вон. С поэта точно упали шоры. Все эти годы, прожитые бок о бок с Жанной, он стремился стать известным, затмить собой признанных мэтров, а чего достиг? Да, безусловно, его имя знают в Париже, но горожане охотно обсуждают процесс над Бодлером, а не его стихи. «Цветы зла» не вызывают большого интереса. Их мало кто читал. Ну и зачем он так страдает, выворачивая себя наизнанку? Для чего терпит все эти унижения и грязь? Не проще ли внять увещеваниям Каролины и встать на путь исправления? Шарль вступит в Академию, станет академиком и наконец-то порадует мать. Он будет прилежным прихожанином и прямо завтра отправится в церковь, чтобы возблагодарить господа на ниспосланное просветление.

Библиотечный штамп я заметила при более детальном осмотре книжной страницы. Размытый от времени лиловый оттиск находился в самом низу, прямо под текстом, и принадлежал библиотеке частной школы «Романтик». Ощущение близкой разгадки заставило меня рывком подняться с поваленного дерева и почти бегом устремиться к железнодорожной станции. Смыв в туалете вокзала наспех нанесенную в Володиной машине косметику и предварительно разменяв фальшивую пятитысячную купюру в табачном ларьке, я купила билет до Москвы и уже через сорок минут шла по площади трех вокзалов. Кидая беглые взгляды в витрины магазинов, я с удовлетворением отмечала, что мало чем похожу на самоуверенную холеную стерву, какой была всего лишь несколько дней назад и которую разыскивает полиция. Наверное, я производила впечатление измученной жизнью беженки, каковой я, в сущности, и являлась. И это меня вполне устраивало. Так меньше подозрений. Спустившись в метро, я, следуя действиям окружающих, отстояла длинную очередь в билетную кассу, купила карточку на одну поездку и, пройдя через турникет, спустилась в метро. Ощущение было более чем странное. В метро я не каталась с самого детства и уже даже забыла, как оно выглядит. В полдень народу на станциях было немного, и я, как в первый раз, изумленно осматривалась по сторонам, ощущая себя и впрямь приезжей откуда-то издалека. Это мое «далеко» звалось «успешная жизнь», и надо сказать, что я уже не только не сожалела об ее утрате, но даже радовалась, что все так получилось. Из-за мерзавца, пытавшегося загнать меня в угол, я обрела сразу два бесценных сокровища – любимого человека и смысл жизни. Я уже знала, чем буду заниматься, если все закончится благополучно. Мой предпринимательский талант наконец-то найдет себе применение и устремится в мирное русло, за что отдельное спасибо моему врагу. Но лирика лирикой, а мне необходимо выяснить, кто и за что меня так ненавидит. Если говорить о «Романтике», то там я насолила многим, ибо была общепризнанной звездой. Все мальчишки, к досаде девочек, ходили за мной хвостом, но я не обращала на них внимания. Должно быть, парни чувствовали мою порочность, ведь я к тому времени уже познала взрослую жизнь в страстных объятиях Лучано. К тому же я любила биолога и смотрела на одноклассников как на ничтожества. Парни это видели и бесились. Герман Игоревич явно отвечал мне взаимностью, и если бы меня не забрали из школы, я бы наверняка закрутила с ним роман. Думаю, мне мстит какой-нибудь свихнувшийся от неразделенных чувств бывший одноклассник, по моей вине навечно утративший душевный покой. И, выяснив, кто последним брал книгу Бодлера из библиотеки моей последней московской школы, я прямо сейчас узнаю имя своего недруга. Преисполненная решимости положить конец опостылевшим загадкам и тайнам, я поднялась по эскалатору, вышла из метро и устремилась к стоящему на соседней улице зданию детского сада, много лет назад переданного «Романтику». Прохаживаясь неподалеку от школьной ограды, я начала придумывать предлог, под которым проникну в знание. Усатый охранник на входе вдруг пристально вгляделся мне в лицо и поманил пальцем. Я подумала, что он меня с кем-то путает, но охранник сверился с листком, который держал в руках, и снова махнул рукой. Я подошла, и он проговорил:

– Кира Романовна Александрова? Проходите, на вас заказан пропуск.

Заглянув в листок, я увидела свое фото и оформленный по всем правилам пропуск, выписанный на мою девичью фамилию. У меня отлегло от сердца. Хотя бы в полицию не заберут.

Серой мышкой прошмыгнула во двор и поднялась по ступеням, поймав на себе изучающий взгляд водителя школьного автобуса. Со дня моего пребывания в стенах этого учебного заведения прошло десять лет, обслуживающий персонал сменился, но мне почему-то казалось, что меня здесь отлично знают и только прикидываются, что видят в первый раз.

Частная школа «Романтик» являлась семейным бизнесом. Заправляла им суровая директриса Надежда Георгиевна Крутицкая, преподававшая математику. Муж директрисы, тихий завхоз Игорь Семенович, следил за исправностью здания, сохранностью мебели и наличием обучающего инвентаря. А сын Крутицких, Герман Игоревич, преподавал нам биологию. Кроме того, он учился в аспирантуре и вел театральную студию, в которой мы с ним и сошлись столь близко, что того и гляди вспыхнул бы роман. У меня защемило сердце – а вдруг я встречу здесь ЕГО? Что, если мой биолог до сих пор работает в этой школе? Само собой, моя несостоявшаяся любовь осталась в прошлом, но все же, все же… Поднявшись на второй этаж, я заглянула в библиотеку и, удостоверившись, что сотрудница на месте, двинулась к ресепшен. Девушка за стойкой приветливо смотрела на меня и выжидательно улыбалась. Я поздоровалась и положила перед ней лист из книги Бодлера.

– Будьте добры, посмотрите, пожалуйста, этот листок из вашей библиотеки?

Она внимательно ознакомилась с пожелтевшей страницей, изучив вылинявший от времени штамп, и утвердительно кивнула головой.

– Да, это страничка из нашей книги.

– Вы не посмотрите, кто ее брал в последний раз?

Девушка сморщила лоб и принялась рыться в формулярах.

– Вы знаете, эту книгу брали очень давно, – виновато сообщила она, завершив поиск. – Но если вы подождете, я могу посмотреть в архиве.

– Да, конечно, я никуда не спешу.

Библиотекарь ушла в подсобку и отсутствовала минут пятнадцать. Вернувшись, положила на стойку затертый картонный формуляр. Окинув его взглядом, я затравленно улыбнулась:

– Этого не может быть. Здесь какая-то ошибка.

– Не думаю. А в чем проблема?

Не отвечая на вопрос, я взяла формуляр и недоверчиво перечитала: «Кира Александрова». Напротив моих имени и фамилии стояла моя же детская роспись. Ничего не понимаю! Стихи Шарля Бодлера в подарочном издании брала я? Но зачем? Никогда в жизни я не интересовалась поэзией! Ну и когда же, интересно, я взяла в библиотеке эту книгу? Надо же, в день своего отъезда. С чего бы мне перед отъездом из школы интересоваться Бодлером? Должно быть, я все это произнесла вслух, ибо девушка развела руками и виновато улыбнулась:

– Извините, я здесь недавно и ничем не могу вам помочь.

– Скажите, а Надежда Георгиевна у себя? – с непонятно откуда взявшейся робостью осведомилась я.

– Надежда Георгиевна? – снова наморщила лоб девушка. – Кто это?

– Крутицкая, директор школы.

– Директор школы Савельев Михаил Валерьевич, – ошарашенно произнесла сотрудница библиотеки.

– А Герман Игоревич в школе преподает?