Дождь для Джона Рейна - Барри Эйслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я показал на стакан:
— Еще?
Мгновение Наоми колебалась, потом кивнула.
Я допил свой виски и заказал еще два. Стены мерцали в свете свечей. Помещение было тесным и теплым, как подземное убежище.
Официант принес напитки. Когда он бесшумно ушел, я посмотрел на нее и спросил:
— Вы ведь не замешаны в этом, правда?
Она смотрела в свой бокал. Прошло несколько секунд.
— Вы хотите получить просто ответ или честный ответ?
— Давайте оба.
— Хорошо, — кивнула она. — Ответ — нет.
Она сделала глоток «Хайленд-Парка». Закрыла глаза.
— А на самом деле честный ответ — это… это…
— Это «еще нет», — тихо проговорил я.
Она широко открыла глаза и уставилась на меня:
— Откуда вы знаете?
Я смотрел на Наоми, чувствуя ее терзания. Похоже, мне удастся добиться своего.
— Вас готовят, — сказал я. — Это долгий процесс, целый набор технологий. Если вы понимаете это хотя бы наполовину, вы уже умнее большинства остальных. И у вас есть шанс что-то с этим сделать, если вы хотите.
— Что вы имеете в виду?
Я отхлебнул из бокала, глядя на отблески янтарной жидкости в свете свечей, вспоминая. «Начинаешь не торопясь. Находишь предельные точки субъекта и держишь его рядом с ними некоторое время. Он привыкает к ним. А через некоторое время предел отодвигается. Никогда не заставляй его выйти за этот предел больше чем на сантиметр. И он решит, что это его собственный выбор».
Я взглянул на нее:
— Вы говорили, что, когда впервые попали в клуб, были стеснительной и с трудом передвигались по сцене.
— Да, это правда.
— Тогда вы ни за что не согласились бы исполнить танец на коленях.
— Правильно.
— А теперь можете.
— Да. — Ее голос был тих, почти как шепот.
— Когда вы впервые исполняли танец на коленях, возможно, вы говорили себе, что никогда не позволите клиенту прикоснуться к вам.
— Так и было. — Ее голос стал еще тише.
— Разумеется. Я могу пойти дальше. Могу рассказать, что с вами будет через три месяца, через шесть месяцев, год. Двадцать лет, если продолжать идти той же дорогой, что и сегодня. Наоми, вы считаете, все это случайность? Это наука. Есть эксперты, прекрасно знающие, как заставить других завтра делать такие вещи, о которых сегодня они даже помыслить не могут.
Несмотря на учащенное дыхание, девушка молчала. Мне показалось, она с трудом сдерживает слезы.
Прежде чем отступить, нужно сделать несколько шагов вперед.
— Хотите знать, что вас ожидает в ближайшем будущем?
Наоми посмотрела на меня, однако промолчала.
— Вы знаете, что девушек из «Розы Дамаска» используют, чтобы компрометировать политиков? Другие девушки шепчутся об этом. К вам уже обращались, правильно? Не прямо, но обращались. Говорили что-то вроде: «Есть один интересный клиент, которому, думаем, ты должна понравиться. Мы бы хотели, чтобы ты пошла с ним и показала, как можно провести время. Если ему понравится, мы хорошо тебе заплатим». Возможно, у них снят люкс в отеле, в который вы должны были его привезти. Там они записали бы и звук, и видео. Думаю, вы отказались. Однако на вас не давили. Зачем? Они знают, что со временем вы ослабеете и сдадитесь.
— Вы ошибаетесь! — неожиданно воскликнула Наоми, чуть не воткнув мне в лицо палец.
Я посмотрел на нее:
— Если бы я ошибался, вы бы так не отреагировали.
Теперь девушка смотрела на меня обиженными и злыми глазами, губы ее трепетали, как будто она старалась найти нужные слова.
Достаточно. Пора проверить, достиг я ожидаемого эффекта или нет.
— Ну, — мягко произнес я, но она не подняла глаз. — Ну же. — Я взял ее за руку. — Извините.
Слегка сжав ее ладонь, я отпустил ее.
Наоми подняла голову и посмотрела на меня:
— Вы думаете, что я проститутка. Или что ею стану.
— Я так не думаю, — ответил я, покачав головой.
— Откуда же вы все это знаете?
Пора дать честный, но достаточно неопределенный ответ.
— Много лет назад, правда в другом контексте, я прошел через то, что сейчас происходит вокруг вас.
— Что вы имеете в виду?
На секунду я представил себе Чокнутого Джимми. И тряхнул головой, чтобы показать ей, что у меня нет желания говорить об этом.
Некоторое время мы сидели молча. Потом Наоми кивнула:
— Вы правы. Я бы не отреагировала так резко, если бы то, что вы говорили, было неправдой. Есть вещи, о которых я много думаю, но у меня никогда не получалось быть настолько честной с собой, как у вас сейчас. — Она потянулась и взяла меня за руку. Сжала ее. — Спасибо.
Я ощутил странную смесь эмоций: радость, что мои манипуляции сработали; сочувствие из-за того, с чем она вынуждена бороться; неловкость за то, что пользуюсь наивностью Наоми.
И кроме прочего, меня влекло к ней.
— Не благодарите меня, — сказал я, не поднимая взгляда и не отвечая на ее пожатие.
Через мгновение она убрала руку.
— Вы действительно хотите помочь другу?
— Да.
— Я бы помогла вам, если бы знала как. Но все, что мне известно, я уже вам рассказала.
Я кивнул, думая о Конторе и Ямаото и о том, что их связывает.
— Позвольте мне кое-что спросить у вас. Много ли европейцев бывает в вашем клубе?
Наоми пожала плечами:
— Довольно много. Может быть, десять, двадцать процентов от всех клиентов. А что?
— Вы видели, чтобы Мураками общался с ними?
Она покачала головой:
— Нет.
— А Юкико?
— Не думаю. Она довольно плохо говорит по-английски.
Неубедительно. Наоми ничего не известно. Я уже начал сомневаться, будет ли от нее вообще толк.
Я взглянул на часы. Почти пять. Скоро начнет вставать солнце.
— Пора идти, — сказал я.
Она кивнула. Я заплатил по счету, и мы вышли.
На улице было сыро, но дождь прекратился. Уличные фонари на Роппонги-дори создавали в медленных завихрениях тумана сияющие световые конусы. Улица в этот предрассветный час была пуста.
— Проводите меня домой? — спросила Наоми, глядя на меня.
— Конечно, — кивнул я.
На полпути до ее дома опять начался дождь.
— Черт! — воскликнула она. — Я забыла зонтик в «Тантре».
— Shoganai, — ответил я, поднимая воротник. — Что теперь сделаешь.
Мы пошли быстрее. Дождь усиливался. Я провел рукой по волосам и почувствовал, как ручейки потекли за воротник. Оставалось еще около полукилометра, когда раздался оглушающий удар грома и начался настоящий ливень.
— Que merda! — воскликнула она смеясь. — Мы пропали! Мы бросились бежать, но без толку. Добежали до ее дома и укрылись под навесом у заднего входа.
— Meus deus! — смеялась Наоми. — Боже! Я так не промокала ни разу в жизни!
Она расстегнула промокшее насквозь пальто, посмотрела на меня и улыбнулась.
— Когда совсем промокаешь, становится даже приятно.
Сквозь влажное платье я ощутил тепло ее тела.
— От вас прямо пар идет, — заметил я.
Наоми посмотрела на меня. Отбросила назад прядь мокрых волос.
— От этой пробежки я согрелась.
Я вытер рукой воду с лица и подумал: «Пора идти».
И остался.
— Спасибо за прекрасный вечер, — сказала она после паузы. — Вы не такой плохой парень для профессионального преследователя.
Я ответил полуулыбкой.
— Все это говорят.
Наступила неловкая пауза. Потом Наоми сделала шаг, обняла меня и прижалась лицом к плечу.
Я был поражен. Рефлекторно мои руки обхватили ее.
«Всего лишь дружеская поддержка, — подумал я. — Ты был груб с ней. Пусть у нее останутся к тебе добрые чувства».
Сквозь мокрую одежду я чувствовал жар ее податливого мягкого тела.
А, черт!
Наоми подняла лицо от моего плеча. Ее рот оказался совсем близко от моего уха. Она прошептала:
— Пойдем ко мне.
Последняя женщина, с которой я был близок, хотя следовало рассматривать ее только как составную часть операции, была Мидори.
«Не повторяй еще раз такую глупость, — подумал я. — Не приближайся к ней. Не переступай черту».
Но мои мысли жили отдельной жизнью. Казалось, никто их не слушает.
«Она девушка из бара. Откуда тебе знать, что у нее на уме?»
Звучало неубедительно. Никто не направлял ее против меня — это я преследую ее. Никто не заставлял предупреждать меня насчет жучков. Интуиция подсказывала мне, что она не обманывает.
Наоми положила мне руку на грудь:
— Вы не были… ни с кем очень долго.
Я напомнил себе, что, вероятно, именно поэтому я так долго прожил.
— Почему вы так считаете?
— Вижу. По тому, как вы смотрите на меня. — Ее рука прижалась сильнее. — Я чувствую ваше сердце, — сказала она.
Я выглянул на улицу. Дождь лил косыми серыми струями. Моя рука потянулась к ее щеке. Я закрыл глаза. Кожа ее была мокрой от дождя, а я подумал — от слез.