Атласная змея - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это правда, да и то благодаря твоей энергии и твоему глубокому знанию пустыни.
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Ну, и вот все то, что мы пережили, — сущие пустяки в сравнении с тем, что нас ожидает.
— Э? Что ты хочешь этим сказать? Неужели у тебя есть подозрение на этот счет? На кого…
— На самого страшного врага. Мы его пока еще не видели, — перебил Летающий Орел.
— На кого же ты намекаешь?
— Черт! Ты знаешь его не хуже меня, потому что тебе не раз приходилось с ним схватываться.
— Бесследный!
— Ах! Мне нечего было его и называть. Да, Бесследный, этот проклятый канадец! Он еще не показывался, но я уверен, понимаешь ты, уверен, что он напал на наш след.
— Неужели ты думаешь, что он осмелится напасть на нас так близко от населенных местностей и в самой средине английской территории?
— Бесследный все смеет. Разве ты забыл, кто он такой и какую ненависть питает он к нашей нации, а ко мне в особенности, за что, впрочем, и я плачу ему той же монетой! Да, да!
— Я ничего не забыл. Ну, и в случае, если он на нас нападет…
— Мы пропали! — перебил его Летающий Орел глухим голосом, — пропали, да так пропали, что нельзя будет даже и думать о сопротивлении!
— Да ты с ума сошел, что ли?
— Нет, я в полном разуме, напротив. Повторяю тебе, что тогда мы пропали, и вот почему. У нас утонуло пять лошадей, не так ли?
— К несчастью, это верно; но какое это имеет значение?
— А вот какое, брат: эти лошади везли на себе все наши боевые припасы, порох и пули; теперь у нас осталось только то, что находится в наших буйволовых рогах, т. е. не более десяти выстрелов на человека… Затем мы должны были охотиться, чтобы добыть себе пищу во время путешествия, а потому порох тратился. Вот это гораздо печальнее всяких предчувствий.
— Гм! Это очень серьезно! Хотя все-таки ничего еще не доказывает, что этот проклятый канадец напал на наши следы и замышляет нападение, — сказал Опоссум, в свою очередь, стараясь держаться твердо.
— Он бродит, как волк, вокруг стоянки.
— Ты в этом уверен? Значит, он не оправдывает своего прозвища Бесследный?
— Я сам видел следы незадолго до захода солнца; эти следы оставили его спутники.
— Положение становится критическим. Что же ты думаешь делать?
— Я еще и сам не знаю; я не пришел еще ни к какому решению. А что бы ты сам стал делать на моем месте в таких обстоятельствах?
— Я стал бы защищаться! До последней капли крови!
— Я не о том спрашиваю. Неужели ты считаешь меня способным сдаться как подлый трус и отдать без борьбы весь этот товар, который нам стоило таких трудов дотащить сюда? Но тяжело людям с сердцем давать убивать себя, как телят на бойне, без надежды на отмщение.
— Это действительно тяжело, но, может быть, есть еще средство как-нибудь выбраться из этого положения.
— Какое? Говори.
— Оно опасно, и из ста шансов девяносто девять будут против нас; но у нас нет выбора.
— Довольно и того, если останется хоть один шанс.
— Ты прав. В двадцати пяти милях к западу стоит первый английский пост на границе индейских земель.
— Хорошо! А потом?
— Двадцать пять миль пробежать на хорошей лошади это — сущие пустяки, если знаешь страну. Разбуди твоих людей, увеличь с помощью нарубленных деревьев и окопов лагерные укрепления, которые, благодаря хорошо выбранному месту, почти неприступны и, если на тебя нападут, сопротивляйся до последней крайности.
— Я на это рассчитываю!
— Тем временем верный человек поедет в форт и приведет с собой помощь. Это дело двух дней, от силы трех; я думаю, столько ты можешь продержаться и даже больше.
— Если бы даже мне пришлось остаться одному, я и то выдержу!
— Вот мой совет, как ты его находишь?
— Отличным! Но кто же согласится отправиться за помощью?
— Черт! Да я сам, если хочешь.
— Ты? Неужели ты согласился бы рисковать таким образом своей жизнью?
— Чтобы спасти товарищей? Конечно. Тем более, что это доставит мне, вероятно, случай сыграть хорошую шутку с этим дьяволом Бесследным, который ходит за нами как наш злой гений.
— Э! — проговорил вдруг насмешливый голос, раздавшийся, как похоронный звон, над ушами охотников, здесь говорят обо мне, кажется, и даже не особенно лестно поминают меня.
Собеседники обернулись с ужасом. Позади них стоял Бержэ, небрежно облокотившись на дуло своего ружья, приклад которого упирался в землю; канадец смотрел на своих врагов с насмешливой улыбкой и спокойствием, приводившим их в отчаяние.
Достаточно насладившись эффектом, произведенным его неожиданным появлением, Бержэ сказал:
— Добрый вечер, товарищи! Благополучно ли обошлось ваше путешествие? — добавил он через минуту, — вы, по-видимому, не очень-то рады видеть меня! Хорошо же вы умеете принимать гостей!
Летающий Орел и Опоссум, хотя и застигнутые врасплох, были слишком крепко закалены для того, чтобы оставаться долго под влиянием испытанного ими волнения; в их уме произошла почти моментальная перемена. Вот почему Летающий Орел отвечал канадцу самым спокойным голосом.
— Вы пришли просить гостеприимства, Бесследный? Если вы пришли, как друг, то, милости просим, садитесь!
— Благодарю, — отвечал канадец, но, однако, не сел, — я пришел почти как друг. Да, клянусь честью! Почти как друг.
— Почти как друг? — перебил его Опоссум.
— Да, потому что я явился к вам в качестве посланника.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что говорю, и ничего другого. Согласны вы признать меня посланником? Хотите выкурить со мной вместе трубку совета?
— Объяснитесь.
— Отвечайте мне сначала ясно и без уверток; я несу с собой мир или войну. Что вы выбираете?
— Идет! Давайте курить трубку совета! Жизнь ваша вне опасности; вы потом можете уйти свободно, мы не станем вас задерживать.
— Что касается последней статьи, то вы можете ее исключить: я останусь или уйду, как пожелаю, и без вашего дозволения.
Затем Бержэ присел на камень, держа ружье между ног и, достав трубку из-за пояса, набил ее и закурил с тем презрительным хладнокровием, которое ни на минуту не покидало его с самого начала этого странного объяснения.
Английские охотники были слишком хорошими знатоками тех хитростей, которые были в ходу на границе, чтобы не быть внутренне убежденными, что канадец попал к ним совсем не случайно и что если он действовал так смело, то только потому, что чувствовал за собой сильную поддержку. Хотя ничто еще не указывало на присутствие неприятеля, решение их было принято в одну секунду; они с деланным равнодушием согласились вступить в переговоры со своим противником, захватить которого они не могли и который, с своей стороны, поймал их врасплох с таким странным и ужасным спокойствием.