Истоки средневекового рыцарства - Франко Кардини

В подобных обстоятельствах вряд ли кого-либо удивит, что в разговорном языке IV в. термины miles (воин) и barbarus (варвар) практически совпадают.

Отдельный аспект вопроса о варваризации армии - это вопрос о кавалерии и переходе римлян к такой тактике кавалерийской атаки, которая по своему материальному обеспечению (тяжелое вооружение) и психологическому характеру (отсутствие строгой дисциплины, сменившейся прочным чувством принадлежности к группе и верности своему командиру) представляется нам предвестником средневекового рыцарства.

В войнах с галлами и западными германцами римская легкая кавалерия одерживала победы тем чаще, чем большую способность маневрировать она демонстрировала по сравнению с народами, описание которых оставил Тацит. Качественный сдвиг не в пользу римлян произошел в ходе столкновения с конными лучниками и копьеносцами иранского либо закавказского (скифо-сарматского или парфянского) происхождения.

О характерных особенностях иранских катафрактиев мы уже не раз говорили на страницах этой книги. Приглядимся теперь повнимательнее к тому, как их воспринимали в рядах римской армии.

Поражение в битве при Каррах сделало жизненно важной необходимость приведения римлянами своего вооружения и тактики в соответствие с оружием и тактикой парфян. Парфянская граница становилась для римлян все более опасной. Процесс этот протекал медленно, не без колебаний и противоречий. Однако он отчетливо прослеживается на всем протяжении военной истории империи. Появление кавалерии катафрактиев в римской армии относится ко II в. н. э. Ее удельный вес заметно возрастает в течение III-IV вв. Заполучить к себе катафрактиев было для римлян не так-то просто. Единственное подразделение латников Север Александр сумел дополнить вторым, лишь сняв латы с погибших персидских воинов и обрядив в них римлян.

Контингент римских катафрактиев был невелик. Notitia dignitatum ("Табель достоинств") [80], где собраны данные, относящиеся к различным периодам времени, источник, надо заметить, весьма сложный для исследования, говорит о catafractarii и lanciarii, очевидно являющихся contarii, то есть воинах, вооруженных тяжелыми копьями, называвшимися у греков kontos, а затем в латинизированной форме contus. Наряду с копьеносцами были еще и лучники в латах.

Какова же была боеспособность этих отрядов на практике? Прежде всего отметим чрезвычайно высокую стоимость экипировки тяжеловооруженного конного воина. Таких воинов набирали из числа дезертиров-персов, главным же образом гето-даков, готов, аланов, сарматов. Аммиан Марцеллин, описывая катафрактиев, шествующих поодиночке наподобие огромных бронзовых статуй, создает впечатление торжественное и величественное. Однако сразу же видно, что число их весьма незначительно. Кроме того, следует отметить также их малую маневренность. Тяжелая кавалерия могла применяться только на равнинах для прорыва передовой линии обороны противника, который уже подвергся обстрелу со стороны лучников, то есть против рассредоточенных сил пехоты. В том случае, когда этой кавалерии противостояли свежие, плотно сгруппированные ряды, она, конечно, могла вклиниться в расположение противника, однако исход такой атаки был более чем проблематичен. Против компактных и достаточно далеко отстоящих друг от друга пехотных подразделений атака тяжелой кавалерии была бы безрезультатной. Измотав себя, она сама становилась легкой добычей противника.

Ключ "непобедимости" катафрактиев - это мгновенная, сокрушительная атака в глубину расположения пехотных войск. Под тяжестью закованного в латы всадника, вооруженного тяжелым оружием, никакая лошадь не выдержала бы марш-броска более 200-250 метров. Катафрактий был страшен, пока он в седле. Он не был в состоянии самостоятельно "вскочить" на коня. "Взлезть" на него он мог только "по-персидски" (more persarum), то есть при помощи слуги. (Латынь поздней античности хранит память о технических переменах.)

Представьте себе катафрактия, застигнутого врасплох, еще не успевшего сесть в седло, либо катафрактия, упавшего с коня, либо катафрактия, под которым пала лошадь. Понятно, сколь он беспомощен лицом к лицу с самым ничтожным из ничтожнейших пехотинцев. Но оставим досужие теоретические домыслы. На практике подобную неуклюжесть тяжеловооруженного воина, будь он на самом деле столь неповоротлив, вряд ли стали бы терпеть сколь-нибудь продолжительное время. Значит, в действительности все обстояло не совсем так, как в теории.

Мало того, что катафрактии были малочисленны, они еще были и недостаточно эффективны, хотя бы потому, что римляне применяли их в тактически невыгодной ситуации. Судя по высказываниям римских военных теоретиков, авторитеты в этой области не понимали (за единственным, пожалуй, исключением анонимного автора De rebus bellicis, сочинения, относящегося к концу IV в.), что эффективность тяжелой кавалерии персов заключалась прежде всего не в вооружении как таковом, а в тактике ее применения. Римляне не понимали, насколько своими успехами она была повсеместно обязана - будь то в аршакидской Парфии, будь то в сасанидской Персии и Средней Азии, где и появилась впервые,- следующей корреляции: лучник - кочевой или полукочевой образ жизни - феодальные или племенные социальные структуры - географические особенности территории. Кроме того, римляне не учитывали религиозно-магическое мировоззрение кочевой цивилизации. Непобедимые на востоке от Евфрата, катафрактии терпят поражение под другими небесами.

Всеобщее это непонимание было как бы закреплено авторитетом Вегеция. Влияние его Epitoma rei militaris, современной правлению Феодосия (правда, так и неясно, кому все-таки это сочинение посвящено), было весьма значительным особенно в момент перехода от средневековья к Возрождению. Благодаря своей популярности в этот исторический период Вегеций оказался в плеяде "крупнейших" авторитетов теоретической военной мысли. Мягко говоря, слава эта краденая. Вегеций не обладал подлинной военной культурой. Но главное - у него не было какого бы то ни было практического опыта в этой области знания. Высокопоставленный чиновник, насквозь пропитанный квиритским духом, столь типичным для многих представителей сенаторского сословия и функционеров-сановников, он "возмечтал" о "златых временах" республики и первых шагах принципата. Берясь за перо, чтобы писать о военном ремесле, он беспардонно приукрашивает историю в выгодном для себя духе. Идеал его легион. Он попросту не отдает себе отчета в том, что социальные структуры, обеспечивавшие эффективность тяжелой пехоты, состоявшей из римских граждан (dues), давным-давно канули в Лету. По его мнению, сокращение численности пехоты и облегчение ее вооружения за счет увеличения численности и утяжеления конницы - непростительная ошибка. Он считает ошибкой и замену армии, состоявшей из граждан, наемниками, и широкое использование готов, аланов и гуннов. Несомненно, Вегеций остро откликается на боль исторического момента, в какой ему выпало жить. Но считать ошибками роковую неизбежность, предлагать восстановление "гражданского духа" в армии было историческим заблуждением и политической утопией.

Тем не менее пассеистская полемика Вегеция на практике была подкреплена действительным сопротивлением варварским военным обычаям со стороны высшего командования, самих форм римской военной жизни. Вынужденное сосуществование устаревших традиций с жизненно необходимыми нововведениями вызывало немало проблем. Вообще говоря, римские контарии оказались недостаточно эффективными и с чисто военной точки зрения: прежде всего, они были малочисленны, действовали на неподходящей для них территории, обрушивались с атаками "не на того" противника. Отсутствовала достаточно развитая система тактической координации между тяжелой кавалерией и конными лучниками, являющаяся "ключом" к успеху парфянских катафрактиев. Римлянам было трудно отказаться от привычного им способа мышления - переводить все на легионы. Считалось, что кавалерия - это всего лишь вспомогательный род войск и должна таковой оставаться. Правда, развитие отрядов конных лучников и постановка на вооружение кавалерии так называемого "скифского" лука показывают, что проблема все-таки считалась весьма серьезной.

Не следует думать, будто римские авторы так уж и не замечали хотя бы частичной пользы кавалерии. В своем панегирике Константину Назарий, например, прямо говорит, что кавалерия необходима, чтобы отпугивать врагов. Кстати, именно это замечание, на первый взгляд весьма ограниченное, предоставляет нам возможность объяснить наконец, отчего эти ужасно дорогостоящие, неуклюжие и экзотические тяжелые конные воины на протяжении столетий никак не сходят с военных подмостков Запада.

Такой воин вселял ужас во врага. Атаки всего нескольких катафрактиев было достаточно, чтобы посеять панику в стане неприятеля. Могущество воина, закованного в железо, производило жуткое впечатление. Описание шествующих друг за другом конных воинов, известное нам благодаря Клавдиану [81], уже "средневековье". В этих картинах ужас перед лицом безмолвной, неумолимой, несгибаемой силы, олицетворением которой являются воины, замкнутые в металлическом панцире.