Паладин - Симона Вилар

— И при этом не попасться на глаза никому из стражников на стенах, — добавил венгр. — Надеюсь, что их больше будет отвлекать происходящее снаружи, учитывая, сколько под горой людей, однако если, упаси Боже, нас заметят, то второй возможности похитить пленницу больше не представится.

Мартин понимал это и ощущал в душе неприятный холодок, но даже самому себе не хотел признаться, что это вызвано страхом. А ведь раньше, выполняя опасные поручения, он испытывал скорее азарт — смогу ли я, справлюсь ли? Теперь же от того, как он справится, зависело слишком многое. Все его будущее, ибо он не представлял его без Джоанны.

— Как думаешь, охраняется ли выход из колодца? — спросил он тамплиера.

Ласло, поразмыслив, ответил, что у него есть надежда, что колодец не используют, учитывая, сколько осликов и мулов, нагруженных кувшинами с водой, поднимаются в крепость.

Лаз, по которому они начали взбираться, казался темным горлом исполинского чудовища — округлый, бесконечный, со следами от тесаков на стенах. Сколько же понадобилось времени и сил, чтобы прорыть этот огромный туннель в толще известняковой горы? В одном месте он разветвлялся — один путь вел куда-то вниз, другой наверх. Ласло посветил факелом и сказал:

— Похоже, сарацины так и не решились обследовать до конца этот ход. Видишь, Мартин, этот спуск ведет еще глубже, к подземному источнику, откуда раньше рычагами воротов поднимали воду. Вижу, что ворот и поныне цел, но им явно давно не пользовались. А вот тут, — он осветил неглубокие ниши в стене, так что стали видны останки погребенных в них людей, черепа, истлевшая одежда, обтянутые темной кожей истончившиеся кисти рук, сложенные на груди, — тут защитники Монреаля погребали своих мертвых, пока два года находились в осаде. Мир их праху, — перекрестился тамплиер.

При неровном свете факела оба лазутчика в темной одежде выглядели как призраки из преисподней, бродящие по подземелью. У них почти не было оружия, не считая пары кинжалов за поясом: успех их предприятия зависел от того, насколько незаметно они смогут проникнуть в Монреаль, и они не стали обременять себя металлом.

После развилки в туннеле они теперь все время поднимались вверх, и вскоре Ласло потушил факел. Они осторожно нащупывали в темноте ступени, слыша только шорох подошв и дыхание друг друга. Потом их стала донимать вонь.

— Свалку они тут, что ли, устроили? — опешил тамплиер.

Что это так, оба поняли, когда вонь стала непереносимой, а под ногами начали попадаться нечистоты и мусор. Вскоре лазутчики уже перешагивали через кучи гниющих отбросов, распугивая разбегающихся крыс. Ласло ворчал, что эти дурни в замке, вместо того чтобы использовать колодец по назначению, попросту изгадили его. Но вскоре он умолк — они поднялись по извивающейся шахте прохода уже достаточно высоко, так что за очередным поворотом могли натолкнуться на кого-нибудь из нынешних обитателей замка.

Выход из шахты колодца было трудно определить — стояла глухая ночь. Но оба замерли, когда над головой раздались отзвуки голосов — сперва приблизившиеся, потом постепенно удалившиеся. Мартин шепнул, что, похоже, это прошла внутренняя стража Шобака.

— Тебе лучше остаться здесь, Ласло, — произнес он. — Я хорошо запомнил план строений в крепости, но скрываться и таиться среди построек умею гораздо лучше тебя.

Храмовник не стал возражать. Только пожелал удачи бывшему ассасину и сказал, что будет ждать столько, сколько потребуется. Мартин сжал его плечо.

— Если я не вернусь, выбирайся сам. И помни — если со мной что-то случится, только ты сможешь продолжить наше дело. Ты ведь обещал мессиру де Шамперу.

Ласло кивнул в темноте. Ему казалось, что Мартин все еще рядом, но через миг понял, что остался в шахте замусоренного спуска один, — воспитанник Масиафа умел двигаться в темноте совершенно беззвучно.

Когда Мартин оказался наверху, он несколько минут стоял, затаившись за аркой выхода. Постепенно он начал различать выступы внутреннего перехода на фоне темного звездного неба, слышал тонкий писк летучей мыши. Мартин шагнул вперед и понял, что оказался в коридоре между каменных стен. Какое-то время он вспоминал план Ласло и определял по звездам направление, а потом неслышно скользнул по переходу, двигаясь в выбранную сторону. Через несколько шагов у него над головой появился длинный сводчатый потолок, и Мартин понадеялся, что тут, внутри крепости, вряд ли будут прохаживаться стражники, но если вдруг они появятся, то ему негде будет укрыться: он находился среди каменных стен и стрельчатых перекрытий как в ловушке.

Бесшумно и быстро передвигаясь, приникая к стенам, он остановился, только когда различил в конце коридора отблески огня. Выждав и прислушавшись, он решил идти на свет и вскоре оказался у горевшего в треноге огня. Мимо него наверх вела каменная лестница, и, поднявшись по ней, Мартин присел на верхней ступеньке и огляделся. Он был на открытой галерее, вверху мерцало звездами небо, неподалеку находилась расположенная по центру крепости округлая башня — донжон. В ее верхних этажах, как надзирающий глаз, мигал оранжевый свет. Но кто бы там ни был, он вряд ли заметил одетого в черное, неслышно передвигающегося ассасина по прозвищу Тень — так нарекли Мартина его учителя-исмаилиты в замке Масиаф.

Пару раз ему приходилось приседать, прячась в темноте, когда по стене неподалеку проходили стражники с факелами. Порой они перекликались, но это была обычная перекличка, и голоса их звучали вполне спокойно. Мартин отметил, что их не так уж много и, учитывая, сколько стражей хаджибу крепости пришлось отправить вниз, чтобы охранять людей в караванах, ему не грозило столкнуться с целым отрядом. Да и вряд ли кто-то в замке ожидает, что внутрь Монреаля могут проникнуть лазутчики.

Через добрых полчаса блуждания по уходившим вниз или вновь поднимающимся на стену переходам Мартин едва не налетел на какого-то замотанного в халат служителя, но успел почти взлететь по стене и замер, вжавшись руками и ногами в изогнутую поверхность свода. Сарацин, что-то бормоча, семенил по переходу, освещая путь плошкой с огнем, и Мартин перевел дыхание, когда он удалился. А потом Мартин выскользнул на очередную сводчатую галерею и… увидел Джоанну.

Это казалось невероятным: глухая ночь, темнота, где-то отдыхающие обитатели Монреаля — и она в центре небольшого садика. Мартин различил на фоне увитой цветами кладки стены женский силуэт в светлом одеянии с длинными черными косами.

Мартин ни на миг не засомневался, что это его возлюбленная. И хотя мусульманки все темноволосые, а в замке могли находиться и другие женщины, он ни с кем не спутал бы эту горделивую посадку головы на высокой, как стебель цветка, шее. Джоанна! Та, которая его ждет! Как же иначе объяснить, что она не спит, а бодрствует тут среди ночи?