Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безумный Шляпник в Средиземье (и пара странных историй)
Прекрасная дама в черном платье сложила свой передвижной бар – тиковый сундучок, который раздвигается, как навороченный алкогаджет из арсенала одноименного инспектора[74], – и покинула меня. Я остался в компании заиндевевшего стакана – в нем джин, мята, колотый лед и еще кое-какие ингредиенты. Хотя к джину я питаю скорее отвращение, напиток у меня в руках изумителен – как крепкий и несладкий мохито. Потягивая его, прохожу через спальню и попадаю на большую курительную террасу с кустиками толстянки и вьющимся плющом. На террасе вслушиваюсь в звуки Сохо.
До строительства больницы эта земля принадлежала изобретателю морского хронометра Джону Гаррисону. Хронометр позволял определять долготу корабля в открытом море, и это изменило мир. Я узнал о Гаррисоне, когда читал о торговле ромом, о пиратах и о том, что делать с пьяным моряком. Там, где некогда была вотчина Джона, а впоследствии больница, теперь располагается Hospital Club: семь этажей, четыре бара, ресторан, киностудия, кинозал и художественная галерея. Совладельцы клуба – соучредитель компании Microsoft и сооснователь группы Eurythmics. Этот темный комфортабельный лабиринт призван служить источником вдохновения и креатива. На верхнем этаже, говорят, размещается студия группы Radiohead.
Изучая карты, я обнаружил, что Hospital Club не только расположен между упомянутыми в книге домами Джекила и Хайда, но и равноудален от места первого преступления Джека Потрошителя и самого знаменитого адреса в Великобритании: Бейкер-стрит, 221Б.
Во вступлении к изданию «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», которое я сейчас читаю, Роберт Мигхолл[75] описывает улицы этого района как «туманный, освещенный газовыми фонарями лабиринт, в котором мистер Хайд легко превращается в Джека Потрошителя, а Шерлок Холмс на нанятом кэбе гонится за ними обоими». Воздух здесь влажный, но прохладный. Явно ощущаются вибрации города.
Я возвращаюсь в номер и отправляю несколько сообщений: первое адресовано сыну, следующее – подруге, а еще одно – проекту «Британский кишечник». Проект инициировал доктор Спектор (который, судя по всему, сейчас балдеет на пляже в Испании), а цель работы, которая ведется совместно с проектом «Американский кишечник», – изучение разнообразия микрофлоры животов по обе стороны Атлантики. Интересно, впишется ли сюда мое канадское брюхо.
О моих кишках Спектор выразился так: «Даже если этот похмельный квест носит отчасти личный характер, не рекомендую вам игнорировать ту часть организма, в которой находятся 90 % клеток и 99 % всех ваших генов». И еще мое покраснение. После новогоднего откровения о ниацине я думал, что понял, в чем дело. Но в последнее время симптомы стали проявляться вновь, хотя и не так сильно, и я не мог не поинтересоваться этим у настоящего генетика.
Спектор вежливо, но однозначно исключил внезапную генную мутацию и предположил, что речь скорее может идти об изменениях, которые претерпели мои бактерии и их реакция на алкоголь. «На мой взгляд, это весьма вероятно, – заметил он. – Но единственный способ убедиться – дать нам возможность исследовать ваш кишечник». Так вот, как ни отвратительно это звучит, я начинаю сей процесс. Заполняю онлайн-форму, отправляю ее каким-то чувакам в белых халатах и решаю смешать еще один напиток.
Передо мной два мини-бара, оба в причудливых стеклянных ларцах. Открываю тот, в котором четыре бутылки готовых смесей. Второй можно открыть только «ключом к наслаждению», и в нем бархатная повязка на глаза, шлепалка, кожаный хлыст, зажимы для сосков и кое-какие другие предметы, которые я пока не опознал. По радио исполняют Шопена. Неделя была насыщенной, но пролетела быстро и оставила смутное ощущение – словно меня поглотил мини-бар в Девоне и исторг из себя здесь, в Сохо; из комнаты Бармаглота в люкс Джекила.
Я делаю музыку громче. Это мой единственный за долгое время вечер в Лондоне. Смешиваю себе мартини «Веспер» – напиток, изобретенный в «Казино „Рояль“» холеным обаятельным социопатом, который состоит на секретной службе Ее Величества. Достаю сорочку, нахожу запонки (с надписью Scotch&Soda) и выпиваю, полируя свои ботинки.
Четвертый перерыв
Оборотни Лондона
Таинственная преобразующая сила алкоголя может превратить вашего дядюшку-увальня в крутого брейкдансера, развязать язык вашему бухгалтеру, который вдруг выдаст всю горькую правду, или пробудить талант юмориста в стеснительном коллеге по офису.
Такие относительно небольшие метаморфозы вызваны главным образом растормаживающим воздействием алкоголя на кору головного мозга. Или, как говорит Уильям Джеймс[76] во славу славной пьянки, «его способностью возбуждать к деятельности мистические свойства человеческой природы, обыкновенно подавляемые холодом и сухостью повседневной рассудочной жизни. Трезвый рассудок суживает, анализирует, говорит „нет!“; опьянение расширяет, синтезирует, говорит „да!“. Оно поистине великий возбудитель чувств, говорящих „да“. Оно переносит нас от холодной периферии вещей к их пылающему центру и на мгновение сливает сознание с самой истиной»[77].
А что, если эта истина ужасает? И это не движение вверх, не варварский клич, возносящий человека в царство «да!», а жуткое, нисходящее превращение в опасного зверя, когда забываешь свое другое «я» частично или полностью? Когда наступает тяжелое похмелье и с трудом приходишь в сознание, не понимая, где ты находишься, как ты сюда попал, откуда взялись порезы, синяки, выломанные из капотов шильдики, порванные визитки, – все это напоминает пробуждение чудовища.
В фильме «Американский оборотень в Лондоне»[78] главный герой, турист из США, после полнолуния просыпается в клетке с волками Лондонского зоопарка – абсолютно голый и в полном недоумении. Он выбирается из клетки, прячется в кустах, крадет сначала воздушный шарик у мальчика, а затем платье у женщины. После этого он наконец возвращается в лондонскую квартиру своей английской подружки, но у обоих нет ни малейшего представления о случившемся прошлой ночью. Скорее всего он выпивал, решают они.
Когда дурман рассеивается и самочувствие становится относительно человеческим, многие могут восстановить картину без посторонней помощи. Но есть и те, кто не в силах вспомнить, что происходило накануне. Как ни мало мы знаем об опьянении, еще меньше известно о «выключателе», который погружает человека
