Клан – моё государство 2. - Китлинский

– Значит, иммунитет не приобретается,- сказал Потапов с нотками жалости в голосе.

– Нет,- ответил Сашка.- Есть категория толстокожих, у которых притупленное восприятие факта убийства, но у этой части людей, как правило, более сильные последствия. Что-то вроде электроразряда, который чреват самыми худшими последствиями. Долго накапливается, а потом – бац – и он пускает себе пулю в лоб или в петлю лезет. Мозги не выдерживают таких перегрузок. В Америке, Европе для всех, кто работает в риске, связанном с необходимостью убивать – чаще всего это полицейские – существуют программы восстановления и психологической реабилитации. Отправляют в отпуск, проверяют врачебные комиссии и так далее. Бесследно оно ни у кого не проходит. Мы в своих программах обучения применяем метод предварительной разгрузки – это когда человек готовится заранее бороться с будущим кризисом путём многовариантности изучения последствий и методов преодоления возникающих отклонений.

– Представляю, как это сильно било по психике в средние века. Там ведь всё происходило глаза в глаза,- произнёс Потапов, что вызвало усмешку у всех присутствующих.

– В древних рукописях об этом не было сказано ни единого слова. Возможно, это им было не знакомо, а может, авторы просто не касались самой темы. Трудно судить, но факт реален – бьёт по психике сильно,- Сашка тоже улыбался.- Вы только не обращайте внимания на то, что все мы хохочем. Вы с передовой, мы все из тыла, а проблему понять может лишь тот, кто с ней прямо сталкивается. Ребёнка можно научить с детства, то есть привить ему с рождения противоядие от этой беды, блокировать сознание в этой части, но для этого надо учить убивать где-то лет с трёх. Взрослого не привить.

– Вы у себя в школах прививаете детей от этого?- спросил Гунько.

– Такое блокирование входит в программу, но комплексно. Убивать плохо, но надо – так примерно,- сказал Сашка.

– Лучше, когда не надо,- вставил Левко,- но неизбежно приходится.

Глава 4

Около часа все молчали, втягивая запахи варившегося мяса. Максим колдовал над ним, то сливая воду, то меняя высоту казанов над огнём, то что-то подсыпая, и это магически действовало на всех. Темнота наступила быстро. Огромные звёзды высыпали на небе, искрясь и переливаясь. Сразу резко похолодало, и все непроизвольно подвигались ближе к костру.

– Однако, надо немного одеться,- первым подал голос Евстефеев и стал натягивать бушлат.- Свежеет к ночи.

– Ночь длиннее, день короче,- в рифму добавил Сашка.- Зима скоро постучит,- он встал и направился к реке, на ходу вытаскивая откуда-то из-за спины энергетическую трубу.

Вспыхнувшая вскоре лампа выхватила из темноты сидящих полукругом у костра людей, которые закопошились, занявшись приготовлением к ужину и предстоящей ночёвке.

– Сань,- позвал Жух.- Я нарезал мяса на завтра. Может остальное не разделывать? Пусть Пешков заберёт на базу. Всего нам не снести, да и не надо столько. Не лето ведь, вялить негде.

– В шкуру только заверни,- предупредил Сашка.

– Это сделаем. Левко, снеси в реку, чтобы отмокало,- попросил Жух, и Левко подхватил сетчатый мешок, набитый кусками мяса, двинулся к реке.

– В реку-то зачем?- спросил Панфилов.

– Это в элитарных ресторанах Москвы в белом вине выдерживают, а мы, грешные, в речку бросаем, чтобы кровь вымыло да размягчало малость,- пояснил Максим.- До утра полежит и в самый раз будет. Только закрепи,- крикнул он в темноту Левко.- Черти и в воде водятся, ещё утянут демоны. Они, небось, тоже не святым духом питаются, водяные воровством не брезгуют.

– Как самочувствие?- подсаживаясь, спросил Сашка Панфилова.

– Теперь точно прошло,- ответил тот, роясь в рюкзаке и доставая из него снедь, привезенную из Москвы.- Во! Лимоны есть, мужики, как бы тут коньяком разжиться? Может гонца пошлём?- и он представил на всеобщее обозрение два огромных лимона.

– Не в столице,- отозвался Максим.- Но, что делать, сыщем, не пропадать же им. С чаем – не то. За качество, правда, не поручимся, не местного разлива, но говорят – ничего, пить можно.

– Какой, если не секрет,-поинтересовался Гунько.

– Какой?- обратился Максим к Жуху.

– "Белый Аист", Молдвинпром,- крикнул Жух из темноты от реки, где мыл руки.- Качество отличное. Учитывая массовость разлива и объём поставок, товар, по нынешним временам, превосходный. Букет первоклассный,- возвращаясь к костру, продолжал говорить Жух.- Производители "Наполеона" – мелкие авантюристы в сравнении с молдавскими виноделами, готовящими "Белый Аист" в потрясающих количествах.

– Вот вам и ещё один любитель коньяков,- саркастически произнёс Сашка, предпочитавший водку всем остальным видам алкоголя.

– Да он и в самом деле хорошего качества. Серьёзно, без бэ…, может – партия такая, может – не всюду ещё воруют. Пробу снимите – согласитесь. Сейчас повсюду в стране денатурат в бутылки наливают, ничем не брезгуя ради наживы, а тут…,- Жух достал из вещмешка три бутылки.- Кто водку будет – отходи в сторону и не подлезай,- он откупорил одну бутылку, плеснул в кружку и протянул Панфилову для пробы. Тот крутил, принюхивался и, глотнув, дал свою оценку:

– Ефимович, ты хоть режь меня, хоть бей, но это действительно бальзам, а то, чем ты нас в самолёте потчевал, извини за мат, но то – х…, хоть и с марочной этикеткой,- и протянул кружку с остатками Гунько.

– Что смотришь?- спросил Гунько, сделав глоток и допив, добавил:- Конечно, отличный. Неужто самого обычного разлива?- обратился он к Жуху.

– Этикетка самая простая,- Жух протянул ему нераскрытую бутылку для показа.

Осмотрев, Гунько сделал вывод:

– Молдаване совсем с ума сошли. Такой продукт и в такой упаковке! Не, точно не все у них дома. Копейку не хотят сделать на качестве.

– Двадцать семь рублей,- назвал цену Жух.

– Ой, что в мире деется,- завопил Левко.- В Молдавии народ сам у себя ворует.

Дружный хохот потряс ночь, отдаваясь коротким эхом.

– Зацепил, по делу зацепил,- успокаиваясь от смеха, сказал Гунько.

Весело, на волне поднявшегося настроения, сели ужинать.

– Мясо и в самом деле не то. К такому надо выдавать железные челюсти,- впиваясь в кусок, проворчал Панфилов.

– Стальные,- уточнил Максим.- Вы поаккуратней, не сломайте. Лучше берите язык, сердце.

– Этот деликатес позже,- ответил Панфилов.- Сам ведь стрелял, как же теперь не жрать. Позор будет. А если его дольше варить?

– Хоть до второго пришествия. Жилистые они у нас. Это в заповеднике сладкие и мягкие, а тут волки вмиг рога скрутят,- объяснил Максим. Он ел, срезая ножом тонкие пластины с куска.- Вы ножиком перочинным пользуйтесь, как я, солите и глотайте, жевать не обязательно.

Панфилов отложил кусок, надетый на заточенную палку, достал ножик и стал срезать по совету Максима.- Лучше идёт,- проговорил он время спустя.- Гораздо.

– Наши предки без приготовления съедали,- подзадорил его Евстефеев.- Накинутся, бывало, толпой – и только груда костей. Что лося, что мамонта – в один присест могли уделать.

– Вот всех и сожрали,- огрызнулся Панфилов.- Прожорливые были, как ты. Ненасытные.

– Кто же мясо не любит?- Евстефеев на палку наколол себе второй кусок.- Я в толстовцы не записывался и постов не блюду по причине безверия, хоть, может, первое и напрасно. Говорят, что организм очищается при долгом воздержании от мясной пищи, шлаки выводит.

– То-то у них все в епископате такие широкие, наверное, от голода пухнут,- прожёвывая, вставил колкость Гунько.

– Не у станка стоят, не на паперти, а у пюпитра. Физического усилия прикладывать не надо, верующие поднесут – и на мясо хватит, и на чёрную икру, и на хлеб с маслом. У них доход, в отличие от всеобщего ухудшения положения в стране, не уменьшается, а растёт, как тесто. Надо публиковать меню членов Священного Синода и указывать кто и сколько потребляет,- высказал мысль Евстефеев.

– Как же, держи карман шире, станут они публиковать. Позора потом не оберёшься,- сказал Панфилов.

– Не трогайте служителей Господа, они отделены от государства. У них своя артель, ныне переставшая платить налоги государству. Живут на вольных хлебах. Подаянием,- вступился за церковь Сашка.

– А говорили, что не верите,- бросил Гунько, у которого от слов Сашки чуть не застрял кусок в горле.

– Что плохого в промысле божьем? Не крадут, не отбирают, злодейских действий не чинят. Не будет верующих – исчезнут и они,- оправдал Сашка свою позицию.

– Мы от природы склонны к разным шараханьям во всём. Вот и в вере расколов было уйма. Всяк понимает по-своему,- произнёс Панфилов и после паузы добавил:- Хоть православие и выступает за цельность страны и народа, в ней живущего, но не греет, не греет.

– Священнослужители не только в нашем государстве толстые,- продолжил тему полноты Евстефеев.- В других странах комплекция аналогичная у всех наместников Господа.