Черный крест - Алексей Тарасенко

То есть мы здесь одни. Ну, как тут не вспомнить ее слов?

Ты один

В темноте

03. Пока мы располагаемся в храме, как в единственном более-менее уцелевшем здании в замке, прибывает взвод пехоты, чтобы всячески поддержать нашу экспедицию. Взводом командует мой старый друг по пехотному училищу Саша Рекуданов; здороваемся, долгие разговоры и воспоминания о прошлом. Сейчас у него в Москве молодая жена Наташа.

Князев, кажется доволен таким раскладом дел. Он улыбается. Наверное, наша с Сашей встреча что-то напоминает ему из его прошлого. А я — нет. Не очень понимаю. Это называется сейчас «спайка», когда ради здоровых отношений в армии, ради здоровой конкуренции ребят, которые учились вместе в военных ВУЗах, отправляют после вместе служить. В том числе и на войну. То есть ты воюешь, окруженный друзьями. Психологически проще. То есть ты видишь смерти своих самых лучших друзей. Психологически невыносимо. То есть ты имеешь возможность умереть на руках своих товарищей. Психологически, скажу вам, как мне кажется, так-сяк.

04. То есть к началу этой операции на «объекте 112» сосредотачивается 47 солдат Российской армии — 30 человек пехоты и командир Александр Рекуданов, 15 «старичков» из нашего отдела и я.

С неделю окапываемся на месте, превращая храм в неприступную крепость и оборудуя более-менее сносную вертолетную площадку, а то наши летчики уже и так на месте, при выгрузке оборудования, а потом при выгрузке Сашиного пехотного взвода, проявляли чудеса храбрости и изворотливости. Прилегающие к храму дома разрушены, и он торчит посреди замка один как перст.

Связь с Москвой опять долго не налаживается, но наш командир говорит:

— А ну и хрен с ней! — Потом, зачем-то лукаво так кося взглядом на меня и так молодецки-залихватски мне моргнув, прибавляет: — Вот если бы тут была Светлана, наш молодой специалист по связи…

Я смущенно улыбаюсь, но в этот момент выбрасываю из окошка магазины к «Стечкину» с холостыми патронами. Больше никогда, ни за что и нигде!

05. Впрочем, связь с Москвой налаживается, и Князев получает несколько факсов с подробным описанием карты и прочих мест, где по данным разведки находится «цель миссии». Роман Олегович дает мне прочитать эти листки, и я сразу понимаю, о каком месте идет речь.

— Я знаю, где это! Два года назад там был лагерь партизан. Сейчас же, насколько я могу понять, он должен быть уничтожен авиацией.

— Да, молодой человек. Вы не ошибаетесь предполагая, что партизан в том месте сейчас больше нет. Но вы точно просто не можете знать, почему их там сейчас нет. Дело в том, что из своего лагеря партизаны добровольно ушли. И при том очень давно. По данным же разведки Западного фронта их на это вынудил… знаете, кто? А наш с вами старый приятель!

Затем Князев приказывает всем институтским собираться на «экскурсию» в бывшее логово партизан; мы начинаем готовиться. А взвод пехоты во главе с моим старым другом по совету Масленникова — специалиста по уничтожению вампиров и по защите от них — от греха подальше решено оставить в замке, в храме.

Я только говорю Саше, чтобы его ребята как можно скорее замуровали или забаррикадировали — что угодно — вход в расселину, расположенную под храмом. Дверь, ведущую в коридор, ведущий в свою очередь в расселину кто-то когда-то так предусмотрительно разворотил, что вместе с косяком она валялась от дверного проема метрах в десяти. Странно это, особенно потому, что двери, ведущие в другие помещения, никак не повреждены и не тронуты.

С грехом пополам солдатики создают некую баррикаду. Которая, на мой взгляд, «парнишке» — просто раз плюнуть.

Затем я отпрашиваюсь у Князева и с разрешения Александра, взяв пять его человек, иду заделывать другой вход в расселину — из дома булочника. Ребята довольно споро машут кайлом и лопатами, и работа продвигается быстро. Навалив на люк тонны, наверное, две строительного мусора, мы возвращаемся в храм.

Время от времени ловлю на себе недоуменный взгляд Саши: «Что здесь происходит?»

06. А на рассвете, рано-рано утром, по такому, как раньше говорили, «холодцу раннего Господнего благословения» мы отправляемся «на экскурсию» на базу к партизанам. Князев разговаривает с Сашей Рекудановым о том, когда мы вернемся, о поддержке постоянной радиосвязи между нашими подразделениями, и вообще пытается всячески успокоить разволновавшегося Сашу заверениями о том, что скоро наша миссия закончится, все будет хорошо и Саша и его взвод быстро вернутся на свое место постоянной дислокации в Северной Бретани. Хе-хе. Вот я, честно скажу, ни в чем таком не уверен.

Старички бодренько так маршируют на восток от замка, а я замыкаю колонну. Я время от времени останавливаюсь и смотрю в оптический прицел своего автомата в сторону леса. При виде леса во мне, как мне кажется, начинает проявляться охотничий инстинкт. Да… раньше такого не было. Мне почему-то хочется поесть свежего, не жареного и не вареного, сырого, парного мяса. Но где его раздобыть? От армейской тушенки меня уже воротит. А ведь уже лет семь как ем ее в неделю хоть один раз — точно. Пора привыкнуть. Просто что-то резко поменялось. Только я не совсем пока понимаю что.

Интересной судьбы все эти ребята: командир Князев, спец по вампирам Февралев, лингвист Гуськов, переводчик Горобец, спец по защите Масленников, оружейник Глушенков, сапер Куличенко, специалист по химанализу Бодров, мастер по производству специальных боеприпасов Сажин, его помощник Богданов, связист Барков, специалист по ориентации на местности Каратенко, альпинист Фирсов, материаловед Макаров, фармацевт и gasmaker Зайцевский — люди, некогда лично общавшиеся с моим великим дедом, с Пашкевичем, сегодня вместе со мной маршируют в логово зверя, а я…

А я снова спрашиваю себя, глядя на это чистейшее небо Франции: зачем мы здесь? Здесь, наверное я повторяюсь, но что ж, хорошо пить вино и гулять… мы же, груженые спецы из НИИ оккультизма, из Москвы, шастаем туда-сюда, как привидения с пулеметами наперевес в поисках, как мне уже начинает казаться, некоего чуда или призрака. И ведь не как в сказке — увидеть лишь, посмотреть и удивиться, что такое может быть… Мы точно знаем, что зверь есть, а я

I want to beThe hunter again.

Как, впрочем, и все остальные — хочу зверя убить. Его шкура должна лежать у меня под ногами в моей квартире. Его голова со вставленными безумными стеклянными глазами должна висеть над моей входной дверью.

Мы — охотники в этом оставленном людьми и проклятом месте темных лесов и выжженных замков. И в нашей охоте нет правил, а мы сами можем легко и запросто превратиться из охотников в добычу.