Каникулы на халяву или реалити-шоу для Дурака - А. Котенко

– Мама, может, когда-то я и ошибался, но Амон свидетель, все будет хорошо.

Кия резко отвернулась от сына и отправилась к себе в покои, не сказав и слова. Фараон глубоко вздохнул и бросил себе под нос:

– Мама-мама, Иван Дурак не виноват…

Тутанхамон с двумя стражниками и троицей неунывающих стариков спустился в подземелье. Сехемра и Хоремхеб вырвались вперед и побежали к тому месту, где в темноте можно было различить силуэт связанного человека, но вдруг отпрянули, словно там лежало что-то несусветное.

Фараон в компании стражников и Эйе прошел мимо них, а когда охрана осветила связанное 'тело', правитель не смог сдержать смеха.

Там, где должен был сидеть человек, располагалась композиция из мешков, весьма по форме напоминающая тело. А на мешке, который служил туловищем псевдо-Ивану, было написано углем кривыми-кривыми иероглифами: 'Сам дурак!'

– Это не весело! - хором закричали все сопровождающие фараона.

– Этот злодей хочет вас убить, - продолжил за всех Хоремхеб, - а вы… вы… смеетесь над его смекалкой!

Тутанхамон, просмеявшись, посмотрел в потолок, будто искал там пятый угол комнаты, запасной выход или еще какую диковинку, и спросил:

– А почему это уважаемый жрец Сехемра ночью не спит, а бдит, ищет, кто же во дворце занимается отловом Иванов Дураков? Как бы люди в храме у этого жреца не стали роптать, что верховный жрец их по девкам пустился…

Да, доносчик выглядел совершенно невыспавшимся. Чего и говорить про его одеяние. Правда, за время завтрака жрец-таки перевязал пояс. Но от последнего заявления своего юного господина он потупил взгляд и закрыл лицо рукой.

– Жрец Сехемра, - возразил на обвинение Тутанхамона Хоремхеб, - никогда не станет по девкам гулять, и руки марать о преступников из Раши не будет, да разгневаются на него Боги за подобные выходки. А Ивана словил прислужник ваш, толстый Чиби.

Что и говорить, все трое выглядели подозрительными. Никто из них мало того, что не спал, но знал, и достаточно много, чтобы наговорить до тех пор, пока фараон им не поверит, что ни один непричастен. Или же все трое, не сговариваясь, решили ночью погулять по коридорам и послушать сплетни дворцовых слуг. Однако подобным делом они никогда в жизни не занимались. Как сказал бы Иван Дурак: 'Не папарацци они, чтобы для желтой прессы клубничку собирать!'

– Господин Тутанхамон, - предвосхитил очередной вопрос фараона Эйе, - мы с Хоремхебом спали. Честно-честно, в одной комнате спали!

– И на одном ложе, - ухмыльнулся фараон, взявшись обеими руками за длинную трость, и, хихикая, уткнулся лбом в ее наконечник.

А вот теперь Иван Дурак, будь он сейчас в погребе, заметил бы: 'В каждой шутке есть доля шутки'. Оба покраснели до кончиков ушей и топтались на месте, желая заорать на весь дворец: 'Он раскусил нас, негодник!'

Тутанхамон многозначительным взглядом окинул этих двоих, мол, понятно все с ними, почему не выспались, и еще много интересного из их жизни понятно. Надо будет рассказать уважаемой Мутнеджимет[33], что ее папочка вытворяет. Только не ясно, зачем этим двоим Кия далась. Особенно Хоремхебу. Половина непотребных картинок на домах в бедных кварталах как раз про благодарности Кии военачальнику[34], а оказывается… Но… их проблемы.

– Так, с этими понятно, - отмахнулся фараон от смущенной парочки и обратился к жрецу, - проводите меня, господин Сехемра, к Чиби, поймавшему Ивана Дурака. А по дороге расскажите, кто вам троим-то успел столько наплести?

Фараон на пару с ним поднялся в коридор, за ними последовали и стражники, и пристыженные Эйе с Хоремхебом. Сехемра указал в сторону комнат для прислуги, а сам, сославшись на неотложные дела в храме, был таков. Как только жрец-доносчик скрылся из вида, фараон остановил всех остальных и сказал:

– Отбой! Что-то мне не интересно с Чиби общаться.

Эйе с Хоремхебом переглянулись. Хмм, что-то странно ведет себя их господин. Но воля фараона превыше всего.

– Всё! Разошлись по домам! - скомандовал он.

Вскоре все стало ясно. Но коридору в сторону компании 'следователей' легкой походкой шла Анхесенпаамон. Когда-когда, а при общении с любимой женой владыку положено оставить наедине. И все четверо бросились врассыпную и вскоре скрылись из вида. Не факт, что они не подглядывали из-за угла и не наматывали на ус, сотворяя очередную сплетню о любви Великих, которую через два дня нарисуют в виде комикса на стенах чьего-нибудь сарая.

Фараон вытянул руку вперед, и маленькая ладонь царевны опустилась на его огромную пятерню.

– Ты… убил его? - дрожащим голосом спросила Анхесенпаамон.

– Нет, он сбежал, - он был больше, чем просто спокоен.

А на лице царицы был больше, чем страх. На ее черные выразительные глаза навернулись слезы. Девушка крепко обняла мужа за талию и прижалась головой к его груди. Он положил ей свободную от трости руку на плечо. Быть высоким среди низкорослых - не самое лучшее.

– Да успокойся ты, никто тебя не убьет и твоих сестер не тронет, поняла?

Она подняла заплаканное лицо и жалобно посмотрела мужу в глаза. Такой уверенности и непреклонности она еще ни разу не видела в его взгляде. Даже когда вся семья уезжала из Ахетатона, и когда Тутанхамон заключил договор то ли с хеттами, то ли с ассирийцами насчет полуострова, он не был таким. А сейчас, когда страшный варвар грозился убить всю семью, он спокоен и холоден.

– Правда?

– Обещаю, да будут Боги свидетелями моих слов! Иван Дурак тут не причем. Он слишком добрый, чтобы быть убийцей.

Он прижал жену к груди так крепко, что у нее замирало дыхание. Трость упала на пол. Анхесенпаамон смотрела в сторону, туда, где открывался вид на сады и город. Он наклонил голову и поцеловал ее в лоб.

– Ты меня не любишь, Тутанхамон, иначе бы в губы целовал, - грустно сказала она.

Да, фараон не любил свою супругу. Его женили на ней в восемь лет, а порешили, что Ахесенпаамон - его единственная и неповторимая суженая, и того раньше, в день его появления на свет. Когда они поженились, был еще жив отец, а ей тогда только исполнилось десять лет. Она старше его на два года, в детстве эта разница очень сильно ощущалась. Было время, когда не он, а она наклоняла голову, чтобы поцеловать своего жениха. Но дети вырастают: сейчас, когда ему уже восемнадцать, а ей - двадцать, разница эта не ощущается, они уже взрослые люди. Но тогда-то, тогда… Они просто были лучшими друзьями, когда Эхнатон и Нефертити решили их поженить. Несмотря на священные узы брака, 'друзья по песочнице' такими и оставались, пока не выросли. Потом у них вышло что-то вроде 'стерпится-слюбится', но все равно, стерпевшееся никогда не может стать великим чувством, ради которого горы свернешь или жизнь опасности подвергнешь. Он твой муж, а она - твоя жена, то, с чем приходится мириться. Вам нужны дети? Пожалуйста. Но не больше. Но не лучше. Все это длится недолго, пока…

– Я… - начал Тутанхамон, - я люблю маму, так?

Анхесенпаамон кивнула, а он продолжал:

– А еще я люблю четырех сестренок, пятая умерла, а шестая пропала после смерти мужа, так?

– Но я, - надув губы от обиды, буркнула Анхесенпаамон, - я же твоя жена!

– Я люблю тебя, сестренка, - прошептал он.

Он любил… свою сестру, да-да, свою сводную сестру, дочь Нефертити и его отца, но жена Анхесенпаамон - вот что было совсем несуразным, не из этой жизни. Да, у жены родилось от него две дочери. Но в том-то и дело, что только родилось. Прошедшее - уже кануло в лету, ему никогда не стать настоящим и будущим. Их дети умерли от наследственных болезней, не прожив и десяти дней. И что же связывало Тутанхамона и Анхесенпаамон как мужа и жену? Так и напрашивалось это ужасное слово - 'прошлое'. Тяжелое, полное как радостей, так и трагедий прошлое. То, что было, ушло, и его уже никогда не возвратить.

– Я хочу жениться на девушке, которую люблю, сестренка, - тихо сказал он, - нет, ты не хуже её, ты в чем-то даже лучше. Ты просто другая, Анхесенпаамон.

– Но ты променял меня на нее, - в голосе девушки, кроме трагизма, ничего больше не ощущалось. - Как когда-то наш отец променял мою маму на твою.

– Ты не поняла, - покачал головой он, - нет никого лучше моей старшей сестры Анхесенпаамон, но я недавно осознал, что сестра может быть только сестрой.

В глазах у девушки было тотальное непонимание. Только что-то в ее груди успокаивало душу, говорило: 'Так лучше, так надо…'

Она разжала руки. Ей больше не хотелось обнимать его. И больше она не хотела говорить с ним о любви, о братьях и сестрах. Она отошла от Тутанхамона и резко сказала:

– Пообещай, что ноги убийцы не будет больше в нашем доме. А то он вчера приходил, о серьгах что-то вопрошал, а их я отдала как жертву Анубису…

Они стояли на проходе между двумя зданиями, накрытым гибкими ветвями дерева, обвитого цветущими вьюнами. Трость валялась на полу, но Тутанхамон и без нее уверенно стоял на ногах, сжав кулаки. Утренний, но такой горячий ветер шуршал складками их полупрозрачных, украшенных золотыми вышивками одежд. Длинный хвост Анхесенпаамон от этого ветра развевался так, что волосы хлестали ее по лицу. Они не желали подойти друг к другу, чтобы обняться. Казалось, между ними вырастала высокая невидимая стена. Тутанхамон потупил взгляд и поправил рукой сбившуюся набок чёлку, а потом резко поднял голову и уставился на супругу. Он поднял бровь от удивления. Анубис… это уже что-то новенькое: