Каникулы на халяву или реалити-шоу для Дурака - А. Котенко

Программист осмотрелся и направился прямиком в покои царской четы. Он шел быстро, уверенно. Навстречу ему, если кто и попадался, то тут же прятался в ближайшие комнаты: всех хорошенько напугали Иваном Грозным. А кем еще могли выставить заговорщики несчастного славянина?

Гость из Раши вошел в покои без стука: некуда кулаком бить, да и незачем (все равно пошлют). Анхесенпаамон с распущенными волосами сидела лицом к окну, а ее верная Мерит заплетала ей в прическу ленточки.

– Сын Сета, - огрызнулась служанка, завидев парня.

Царица вскочила и не сводила полного ужаса взгляда с Ивана, словно смерти от него ждала.

– Девчонки, вы чего? - удивился он, хотя прекрасно знал причину такого поведения. - Если бы я хотел вас убить или изнасиловать, то не стал бы заваливаться к вам днем, да еще и когда вы в такой дружной компании! Будь я фанатом визжащих девочек, устроился бы я мойщиком окон в школе стриптиза.

Царица смотрела на парня с удивлением, вспоминая слова мужа, что этот человек не несет в себе никакого зла. Иногда она поглядывала на перепуганную Мерит, которая пятилась к двери, чтоб броситься звать стражу на помощь.

– Я пришел только спросить вас, Ваше величество, об одном важном деле.

Сказав это, Иван положил правую руку на сердце и поклонился.

– Мерит, иди к себе и ни кому не говори о моем госте! - приказала царица.

– Оглохла, ослепла, стала невидимой! - добавил в шутку гость.

После этого и Мерит как-то перестала бояться, что этот человек может сделать что-то плохое ее госпоже. Служанка обернулась в сторону парня и подарила ему воздушный поцелуй, игриво подмигнув.

Еще с минуту после ее ухода они стояли молча, глядя друг на друга, и никто не решался заговорить первым.

– Аня, - начал Иван,- чего это ты меня так бояться стала?

Правительница села на кровать, скрестив руки на коленях, и уставилась на свои браслеты. Наблюдательный программист заметил, что царица была на грани истерики и еле сдерживала спокойствие.

– Аня, я пришел помочь, а если эти ночные деятели в лице Анубиса и какой-то девки наговорили про меня всякую ерунду, так это чтобы следы замести и заставить тебя или твоего мужа издать приказ о запрете посещения мной вашего дворца. Потому что без меня им легче свои тёмные делишки проворачивать. Я хоть Дурак, но догадливый! Кстати, кто на меня донес?

– Эйе, Сехемра и Хоремхеб, за завтраком, - сухо односложно ответила она, склонив голову.

Ее заплетенная с ленточками челка полностью закрыла лицо.

Что же, выходило, программа не так и глупа, вот только девушка… Копия Иры. Не мог никто из стариков принять такой облик. Оборотни, коих знавал Дурак по многочисленным сказкам и фантастическим романам, не умели превращаться в красных девиц. Но в голове витала мысль: 'Близкая родственница, обиженная при дележке наследства'. Детектив внимательно всматривался в черты лица царицы, пытаясь найти сходства с любимой Иринкой. Когда Иван понял, что гляделками делу не поможешь, и он пытается притянуть за уши первое попавшееся объяснение, он решил, что лучше будет описать таинственную особу царице.

– Не помнишь никого из родственников с такой внешностью?

Она покачала головой. Все самые близкие ей люди жили во дворце, дядюшки и тётушки были слишком стары, а их дети… среди них не припоминалось девушек лет двадцати от роду.

Странно, не мог же это быть кто-то из случайных людей. Царица недолюбливала Кию, как и та девушка в саду, но смирилась с присутствием вдовы Эхнатона во дворце и не желала знатной митаннийской подданной и свекрови в одном лице ничего плохого.

– Еще ее ненавидела Меритатон, - только бросила девушка в конце своего рассказа, - моя старшая сестрёнка. Она, придя к власти после смерти отца, вышла замуж за сына Кии, но посмела уничтожить все упоминания о второй жене моего отца в мире живых. Только в гробнице отца остались записи о митаннийской принцессе. Меритатон всегда считала мачеху не достойной жизни, она презирала ее, называя разлучницей матери с отцом в лучшем случае. Кроме того, сестренка все беды Кемета за последние годы списывала на совесть несчастной митаннийской царевны, которая никогда ничего плохого не сделала. Сестренка хотела однажды убить Кию, но у нее не вышло. Хоремхеб и Сехемра укрыли оклеветанную царицу. А Меритатон…

– А что с ней стало? - Иван уже забыл о ходе своих мыслей и о расследовании, а просто уселся на пол напротив Анхесенпаамон и слушал ее рассказы и откровения.

– Она пропала… Сразу после убийства Сменхкара. Говорили, что она была уничтожена вместе с мужем. Кто-то рассказывал, что она погибла от рук местных жителей в бескрайних пустынях страны Митанни за то, что она оклеветала их царевну. А может, ее разорвали на части шакалы. И народ Кемета, и жрецы, и чужестранцы - все ненавидели Меритатон за ее грубость и прямолинейность. Мне так жалко сестренку. Ей просто не повезло. Как представляю только, что у неё и тела не осталось, и она не смогла предстать перед богами на Суде Осириса, так страшно становится.

Как понял Иван, царица была чрезмерно чувствительной натурой, из-за того, что бедной девочке пришлось слишком много пережить за свои двадцать лет жизни на земле. Рассказав о старшей сестре, она расплакалась. Каким бы злым человеком ни была Меритатон при жизни, но об ушедших либо хорошо, либо… Парень сел рядом с правительницей на кровать и ему в очередной раз пришлось обнять девушку, чтобы успокоить.

А ведь если верить истории, этот маленький хрупкий человечек переживет Тутанхамона, потом выйдет замуж за Эйе, овдовеет во второй раз, потом хетты отправят в Кемет своего принца, чтобы тот женился на ней, а его убьют по дороге то ли вражеские народы, то ли принц умрет от бубонной чумы, то ли кеметцские интриганы организуют заговор. А потом и сама Анхесенпаамон пропадет в неизвестном направлении. Прямо черная вдова какая-то. Но Иван Дурак не знал ничего из этого, потому что никогда не интересовался историей. А сама царица и не могла предвидеть своего трагического будущего. Или же просто предчувствовала?

– Иван, - в слезах прошептала она, - я чувствую себя в безопасности в твоих объятьях. Ты такой… ну, такой… не знаю, какой… с тобой спокойно…

Она подняла на парня заплаканные глаза. 'Ну, прямо как Жасмин из игрушки про Аладдина, - подумалось Ивану - только живая, и такая несчастная…' Парню ничего не оставалось, как утереть накатившиеся ей на глаза слёзы. Дрожь прошла по его спине, и он еще крепче обнял царицу.

– Я бы хотела… быть в твоих объятьях вечно… - продолжала она.

– Нет, Аня, - отрезал Иван, - я обладаю даром успокаивать девушек, но не более того.

Конечно, он наврал. Да и Анхесенпаамон как потенциальная невеста ему не особо нравилась. Во-первых, она была замужем. А во-вторых… Нет, тут дело даже не в прозрачных нарядах, что были модными в Кемете (да, Иван не любил вульгарных девок, но царица была кроткой), и даже не в ее росте (ведь Анхесенпаамон ему всего-навсего до груди доставала). Просто ему не нравились плаксы, распускавшие нюни по первому попавшемуся поводу. Будь на ее месте Иришка (только не перекрашенная), она бы точно реветь не стала, несмотря на то, что имелось предостаточно поводов для слез.

– Ты можешь не только обнимать, ты можешь не только успокаивать, ты можешь влюблять в себя девушек, - прошептала Анхесенпаамон.

Иван повел бровью. Вот это новость! Так и до Дон Жуана или Казановы недалеко! Парень начал припоминать, кого он на своем веку успел влюбить в себя? Восьмиклассницу Сашку в школе, которая считала его похожим на Ди-Каприо? Да нет же! Юльку Шаулину? У нее такие тараканы в голове - век не сообразишь, что ей от него надо. Все-таки, то, что он попал в Древний Египет - плохо, но как замечательно, что тут нет дочурки начальника.

Царица обняла сидевшего рядом с ней чужестранца и чмокнула его в лоб.

– Так только мертвецов целуют… - скорбно сказал Иван, - а я не собираюсь на прием к мумификатору.

– А у нас - любимых в лоб целуют. А мертвецов… мумия не почувствует прикосновения твоих губ…

– Аня, прекрати, а если муж придет?

– Он мне больше не муж! - вдруг повеселевшим голосом ответила Анхесенпаамон. - Он всегда был моим младшим братом и не более того.

Только что плакала, а уже улыбается. Ох, и непростая же эта деваха!

Тем временем царица залезла на кровать с ногами, и ее юбка задралась до колен. Она, взяв Ивана за руку, потянула парня к себе.

– Тутанхамон спит, и попросил не беспокоить до сумерек, искатель истины ты мой. Так что, у нас еще мноооого времени…

Ее голос был сладок, ее речи расслабляли. Программист поддался на уговоры девушки и не стал противиться ее воле. Нет, разум говорил, что он поступает неправильно, потом он не сможет смотреть в глаза Ире и уверять, что она его единственная любовь. Но инстинкт хотел совершенно другого, и тело не желало слушать разум. И тут Иван подумал, что если ему когда-то суждено будет вернуться домой и рассказать лучшему другу Кириллу о своих похождениях в Кемете, то друг просто уважать его перестанет за то, что он проигнорировал любовь царицы. Да и в сказках-то, в сказках Иванам Дуракам положено хоть раз поцеловать если не Царевну Лягушку (что очень неприятно), то какую-нибудь Несмеяну (что больше подходило к образу плачущей Анхесенпаамон). Поэтому, нечего терять марку сказочного персонажа и огорчать и без того опечаленную девушку.