Поединок. Выпуск 15 - Анатолий Алексеевич Азольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и во сне не приходил к нему покой. С душой его творилось что-то непонятное. Она стала наполняться каким-то почти мистическим страхом, готовым вот-вот превратиться в неоглядный ужас. Леня часто и беспричинно вздрагивал, резко оборачивался, вскрикивал и мучительно стонал во сне. Он стал даже бояться леса, как дети страшатся темноты, чего никогда с ним не было прежде. Ему все время казалось, что кто-то стоит сзади, замышляя недоброе, следит за ним неотрывным завораживающим взглядом, что вдруг из-за куста или толстого ствола дерева покажется и скроется что-то страшное и омерзительное. Леня стал всерьез опасаться — а не сходит ли он с ума? И опасение это становилось все сильнее, тем более что уже несколько раз ему виделась в глубине леса какая-то жуткая старуха, вроде седой косматой ведьмы. Вечерами он не отходил от костра, сидел, вглядываясь в мрачную темноту окружавшего его недоброго леса, вскидывая голову от каждого шороха…
А дела их между тем шли все хуже. Золота не было. Кончались запасы. Косой нещадно бил из карабина все, что попадалось на мушку, но впрок заготавливать дичь они не умели и поэтому не столько съедали, сколько выбрасывали.
Однажды, когда Косой свалил мараленка с влажными испуганными глазами и перерезал ему горло, Леня осмелился высказаться:
— Я его есть не буду.
— А тебе и не дадут, — заржал Чиграш. — Твое дело — сготовить.
— Может, ты и жарить его не будешь? — лениво спросил Косой, вытирая нож. — И свежевать? Может, ты сегодня в палатке спать ляжешь? И тебе еще и рюмочку поднести? И песенку спеть? Про самовары, а?
Леня отступил.
Вскоре они опять снялись с места.
— Надо поближе к прииску подбираться, — сказал Косой Чиграшу. — Нет здесь ничего, пусто. И где-нибудь в село зайдем, харчишками разживемся, баньку посетим. Вся любовь.
— Разговеемся, — радостно подхватил Чиграш.
И снова потянулся долгий путь. Правда, он был уже легче для Лени — он немного передохнул на стоянке, рюкзак его сильно опустел, к тому же шли они вдоль дороги, чуть заметной, но все-таки тропой.
В одном месте до них донеслись какие-то гулкие удары и веселые голоса. Леня встрепенулся было, как собака, услыхавшая знакомый зов, сердце его сильно забилось. Он готов был сбросить осточертевший рюкзак и рвануться на эти живые голоса с оттаянным криком о помощи. Но Косой так взглянул на него, что у Лени задрожали и подкосились ноги.
— Шишкобои, — прислушиваясь, сказал Чиграш. — И бабы там есть.
И они резко свернули в сторону от тропы.
Шли долго, до вечера. И хотя весь день то там, то здесь слышались крики петухов, собачий брех, шум машин на недалекой дороге, Леня так и не решился воспользоваться удобным случаем. А на ночь у него, как обычно, — забрали обувь да еще, как цепного кобеля, привязали к дереву. «Так мне и надо, — корчился Леня на сырой и холодной земле, — все, что угодно можно из меня сделать — и лакея, и преступника. Сейчас говорят: молчи, подай, принеси, портянки постирай — и я молчу, стираю, делаю, а потом скажут: пойди укради, убей — и я пойду?» Не было ответа… Только снова на краю поляны показалась старуха и погрозила ему пальцем. Леня закрыл глаза.
Опять шли почти весь день. Обошли кругом какую-то деревеньку, присмотрелись, и Чиграш, взяв пустой рюкзак, пошел разживиться харчами. Вернулся уже в темноте. Издалека была слышна его довольная ругань, прерываемая иногда «самоварами и чайничками». Он притащил много всего, даже живую курицу. А ведь денег ему Косой не давал.
Утром снялись чуть свет, даже не выпив чаю. Шли торопливо и быстро, стремились поскорее затеряться в тайге И снова вышли к ручью, и снова Косой занялся промывкой. Место совсем было похоже на первое, но и здесь золота не взяли. Или не было его, или потерял Koсой навыки, а может, просто не везло. В общем, фирма терпела крах, и Леня с нарастающим ужасом ждал развязки.
Дальше шли без определенной цели. Тянуло их к людям, нужна была разрядка. И вот попалось на пути большое село. Издалека в притихшей перед вечером тайге услыхали оттуда шум, музыку, веселье, ружейную пальбу
— Свадьбу играют, — первым догадался Чиграш, облизывая губы. — Пошли, погуляем. Скажем, что от своих отбились, поплутали в тайге-матушке — накормят, напоят, спать уложат и с собой дадут. Пошли, а?
— Вся любовь, — согласился Косой.
Чиграш снял телогрейку, стянул свитер и уселся на пенек
— Ну-ка, поброй меня, живоглот. Да поглаже. И одеколоном побрызгай, — пошутил.
Леня вздохнул, закатал рукава. и стал намыливать его грязную бугристую морду.
После бритья Чиграш довольно осмотрел себя в зеркальце и сказал:
— Можешь. Теперь каждое утро будешь меня брить. Пошли, Косой, гулять.
Леню, как и в прошлый раз, привязали длинной веревкой к дереву. Привязали умело — перемещаться он понемногу мог, а освободиться было невозможно.
— Если орать будешь или кто рядом пройдет из местных, смотри — мы тебя сразу заложим за все твои хорошие дела, — предупредил Косой.
Ночью Леню разбудил тревожный звон набата в селе. Он приподнял голову — за лесом разгоралось зарево. Горело так сильно и ярко, что даже здесь стало светлее, резко легли на землю тени деревьев.
Леня прислушался. И скоро услышал их — они шли напролом, не таясь. Трещал под ногами валежник, шелестели кусты, разлеталась по лесу тяжелая брань. Наконец, они вывалились к костру — злые, пьяные, избитые.
— Такую бабу из рук вырвали, — переводя дыхание, сокрушался Чиграш. — Почитай, в лапах уже держал. — Он приложил ладонь к черному синяку под глазом.
— Ты тоже… дурак. По-тихому не мог?
— Да не давалась.
— Ничего, они эту свадьбу долго помнить будут, — сказал Косой, стягивая с руки оторванный рукав телогрейки.
— А этого. мужика ты, видать, надолго уложил. Если не насовсем.
— А чего лезет? Если ты такая хилая тварь, знай свое место, не высовывайся. Оклемается — я и врезал-то ему только раз. Правда, ногой. Правда, по печени. Ничего, долго нас не забудут
— Ага! — злорадно хохотнул Чиграш. — Сено у них доброе было — враз занялось.
Он пошел к палатке за махоркой. Леня не успел откатиться в сторону, и Чиграш, споткнувшись о него, отбросил его
