Английский детектив. Лучшее - Артур Дойл

— Хорошо. Если вы так это называете, пусть будет так.

После этого признания повисла тишина. Потом доктор снова стал защищаться.

— Знаете что, мисс Чейли, я совсем не рад, что так получилось. Но СПИД — болезнь новая, пока что неизлечимая, и обычным терапевтам (а я никогда не считал себя чем-то большим, чем обычный терапевт) о ней известно очень немного. Когда ко мне на прием приходит какой-нибудь наркоман или проститутка и жалуется на потерю веса и понос, я знаю, чего ожидать. С таким человеком, как ваш брат… Когда он приходит с чем-нибудь, что может быть вызвано пищевым отравлением или любым из многочисленных вирусов, то…

— Да, — вздохнув, произнесла Харриет. Несмотря на злость и обиду, она понимала позицию доктора. — Как, по-вашему, он мог заразиться?

— Об этом можно только гадать. Учитывая его беспорядочные гомосексуальные связи… Учитывая то, что в прошлом году он летал в Сан-Франциско на конференцию… Учитывая то, что он употреблял наркотики… Учитывая все то, что я узнал о вашем брате перед самой его смертью, можно сказать, что его болезнь была вопросом времени.

— Да. — Харриет почувствовала себя уставшей и опустошенной. — Что ж, спасибо, доктор, что рассказали мне правду.

— Простите, что я не рассказал вам все сразу, но… Поверьте, я думал, что вам не обязательно знать то, что расстроит вас еще больше.

— Спасибо за заботу.

Доктор покашлял.

— Если вам от этого станет легче, мисс Чейли, то вы заставили меня почувствовать себя старым невежественным дураком, которому давно пора уходить из медицины.

Харриет не была голодна, когда тем вечером вернулась в гостиницу. Быстрый ужин, который она обещала себе, потерял привлекательность, как и сон. После всего, что она узнала в тот день, ей вряд ли удалось бы заснуть.

Даже завтрашний полет в Рим стал казаться чем-то далеким и неважным. Она уже не думала, что ей так уж необходимо быть на приеме у посла в субботу. Все равно он состоится, хоть с ней, хоть без нее.

Тот факт, что ее брат умер от СПИДа, все остальное сделал мелким и незначительным.

В его комнате она не нашла почти ничего из личных вещей. Только ключи. Сердце ее сжалось, когда, кладя их в сумочку, она заметила, что они надеты на то самое итальянское латунное кольцо, которое она подарила ему на день рождения, когда они еще не забывали поздравлять друг друга.

Кроме этого из дома № 73 на Дреффорд-роуд она привезла только пачку порнографических журналов и коробку со шприцами. Ей почему-то показалось, словно это могло иметь какое-то значение для жизни брата, точнее, для его смерти, что она должна убрать из его комнаты эти обличающие улики.

Она полистала журналы, не испытывая ни отвращения, ни интереса. Лишь удивление. Удивление оттого, как, оказывается, плохо знала она своего брата.

Это были несколько выпусков одного журнала, заметила она, за шесть последних месяцев. Может быть, когда-то у него были и предыдущие выпуски — Майкл Бруэр ведь намекнул на то, что убрал из комнаты все доказательства гомосексуальности Дикки, которые смог найти. Эти журналы остались, наверное, только потому, что лежали под кипой бумаг.

Пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, Харриет рассеянно сложила журналы по порядку, самый старый внизу. На него положила пятимесячный, потом четырехмесячный, трехмесячный, двухмесячный, и сверху самый свежий.

Когда она посмотрела на обложку самого свежего из журналов, во рту у нее пересохло. «О боже», — подумала она.

Когда она сказала, куда ехать, таксист удивился.

— Я знаю, где это, — сказал он. — Просто вы не похожи на тех, кто обычно туда ездит.

— Я знаю, куда еду, — уверенно произнесла Харриет, отчего ее голос сделался еще ниже.

Это, похоже, все объяснило таксисту.

— А, я понял, — ответил он, к немалому ее удивлению, — вы один из них, транссексуал, верно?

Это был небольшой паб за автовокзалом. Небольшой и грязный. Мотоциклы вились вокруг него, как насекомые вокруг гнилого фрукта.

Харриет была настроена так решительно, что даже не подумала о том, как неуместно будет выглядеть ее стильный итальянский плащ среди кожаных курток с заклепками и потертых джинсов. Заказав красное вино, она не обратила внимания на то, как удивленно поднял брови бармен с густыми усами и серьгой в ухе, и на неприкрытое изумление и приглушенные комментарии остальных посетителей.

Она внимательно осмотрела пивную. У бара сидело несколько женщин, хотя синевато-багровые пряди волос и черный вампирский макияж делали их мало похожими на представительниц своего пола. Все же большинство посетителей были мужчинами. Молодые люди с высветленными волосами и измученными глазами, которые в шутку перебрасывались оскорблениями, мужчины постарше и покрепче в плотных кожаных куртках, старики в неприметных плащах.

Она попыталась представить Дикки в этом окружении. Попыталась вообразить молодого человека, которого она помнила с детства, здесь, в этом пабе, облокотившимся о стойку бара, как все эти мужчины, но разум ее так и не смог нарисовать этот образ.

А потом она увидела.

Знакомое бледное, как стена, лицо и черный гребень волос на голове. Парень сидел один, позабыв о кружке пива в руке, и взволнованно посматривал по сторонам.

Харриет Чейли перешла через зал и села рядом с ним. Он не обратил на нее никакого внимания, как будто не заметил.

Она прикоснулась к его руке. Он тут же отпрянул так, словно она обожгла его. Запавшие испуганные глаза уставились на нее.

— Что тебе надо? — прошипел он.

— Поговорить с тобой.

— Я ничего не сделал. Я чистый.

Их разговор начал привлекать внимание сидевших вокруг. Они ощетинились и немного, почти незаметно, придвинулись ближе. Вид у них был не самый дружелюбный.

— Я просто хочу поговорить, — настойчивым тоном повторила Харриет, снова кладя руку на рукав его джинсовой куртки.

На этот раз он вскочил на ноги, и толпа наблюдающих за ними угрожающе зашумела.

— Я заплачу, — сказала Харриет.

Запавшие глаза обратились на нее.

— Деньги?

Она кивнула.

— Сколько?

— Двадцать фунтов.

Парень кивнул, снова сел и подал головой незаметный знак. Толпа тут же расслабилась и утратила к ним интерес.

— И что ты хочешь от меня узнать? — развязным тоном произнес он.

— Я хочу узнать про семьдесят третий дом на Дреффорд-роуд, — ответила Харриет.

Утром следующего дня Майкл Бруэр, вернувшись из магазина, зашел в дом, закрыл за собой дверь и вздрогнул от удивления, когда услышал наверху густой женский голос.

— Доброе утро.

Он резко развернулся и увидел стоящую наверху лестницы мисс Чейли.

— Это вы!

— Извините, что я вошла без спросу, но у меня были ключи Дикки.

— Конечно. Должен признать, я немного удивлен, снова увидев вас здесь. Я думал, вы собирались сегодня днем лететь в Рим.

— Да, я собиралась сегодня возвращаться.

— Могу я узнать, что заставило вас передумать?

— Если подниметесь в комнату Дикки, я расскажу.

— Хорошо. — Майкл Бруэр медленно кивнул. — Только, если позволите, я сначала отнесу продукты на кухню.

— Конечно.

— Может быть, хотите кофе или еще что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Харриет сидела на кресле перед дверью ванной, когда в комнату своего бывшего жильца вошел Майкл Бруэр.

— Итак, — произнес он дружелюбным тоном. Похоже, ее вторжение его ничуть не смутило. — В чем же причина? Хотите что-нибудь еще из вещей Ричарда найти? Или нашли что-нибудь такое, что хотели бы показать мне?

— Вот единственное, что я вам хочу показать. — На столе перед ней лежал выпуск гей-журнала. — На это времени хватит. Присаживайтесь.

— Спасибо, — сказал Майкл Бруэр и сел.

— Извините. Глупо предлагать вам кресло в вашем собственном доме.

Он пожал плечами, давая понять, что нисколько не в обиде за это нарушение правил вежливости.

— Итак? — Он вопросительно поднял бровь.

— Я просто хотела поблагодарить вас за то внимание, которое вы уделили Дикки, когда он болел, и…

Он сделал протестующий жест.

— Это меньшее, чем я мог ему помочь.

— Да. А как скоро вы поняли, что с ним?

— Я до самого конца ни о чем не подозревал. Хотя, конечно, мне стоило догадаться раньше. Понимаете, зная ту жизнь, которую он вел… То есть я хочу сказать, когда начался постоянный понос…

— Он начал терять вес…

— Да. А потом появилась еще и эта кожная инфекция… Я должен был сообразить, что к чему, но… Боюсь, что не сообразил. А потом уже было слишком поздно.

— Вы думаете, сам Дикки знал, что с ним происходит?

— Нет, я уверен, что он не догадывался. До самого конца. Я ему об этом точно не говорил. Я хотел оградить его от лишней боли.

— Это очень благородно.