Переломный момент - Сюзанна Брокман

– К тому же, – прибавила Молли, – я не собираюсь ехать на север в одиночку. У меня есть надежный контакт.

Она подняла руку, чтобы остановить возможные вопросы.

– Тебе не нужно знать, кто это, просто знай, что о Люси позаботятся.

– Так... что? – спросила Джина. – Я просто притворюсь, что забыла все, что знаю об этом? А когда появится следующая девушка?

– Ты сделаешь то же, что и сегодня, и скажешь мне. А я позабочусь о ней, – ответила Молли. – Джина, послушай, мне жаль. Я должна была сказать тебе об этом гораздо раньше.

– Да, – сказала Джина, – должна была.

Молли знала, что Джина злится не потому, что подруга не позволяет ей поучаствовать. Она злилась потому, что Молли скрывала от нее главный секрет все то время, что они дружили.

Но сейчас у Молли был другой секрет. Еще больший. Но если она только заикнется об этом, то выложит все Джине в считанные минуты.

После прибытия Джоунса.

Это было таким очевидным решением: просто сказать Джине, что Лесли Поллард и Джоунс одно лицо.

И не было бы неловкого любопытства «почему Молли красит ногти на ногах вместо того, чтобы переживать горе?» И Молли не нужно было бы нести груз еще одной тайны от своей лучшей подруги.

А лучше всего, Джоунс мог нанести визит в их палатку на чай, и всему миру это показалось бы приличным – вот только он и Молли могли поговорить открыто.

В присутствии Джины, конечно. Лагерные правила требовали наличие компаньонки. Но это лучше, чем торопливый шепот в столовой.

Конечно, Джоунс согласится.

– Давай, – сказала Молли Джине, – помоги мне.

Джина без энтузиазма заканчивала убирать свою половину палатки. Она сняла с веревки для белья пару носков, которые постирала и повесила сушиться несколько дней назад.

– Ты же не думаешь в самом деле, что Лесли покажется сегодня? – спросила она, отправляя носки в свой чемодан.

Молли не просто не думала так, она это знала.

– А почему бы и нет? – спросила она.

Джина покачала головой.

А Джоунс постучал по деревянному каркасу палатки.

Сердце Молли подпрыгнуло. Вот только это должны быть поминки. Она постаралась придать себе должный вид, пока открывала дверь.

– Мистер Поллард. Пожалуйста, входите.

– Спасибо.

Их глаза встретились лишь на миг, но этого было достаточно, чтобы ей захотелось глупо улыбаться. «Не улыбайся».

Он одел одну из этих ужасных клетчатых рубашек и застегнул ее на шее и на запястьях. Голову покрывала шляпа от солнца, хотя снаружи было темно. Он тоже не улыбался. Но ему удалось дотронуться до нее, когда он вошел в палатку.

О Всевышний.

– Чаю? – спросила она неестественно высоким голосом.

– Пожалуйста, – ответил он, приветственно кивнул Джине и устроился на одном из двух стульев. Молли чувствовала, что он наблюдает за ней, пока она разливает чай. Внезапно стало очень тепло.

Джина откашлялась.

– Так… э-э… Лесли, – неловко произнесла она – что было странно. Когда это Джина была с кем-нибудь неловкой? – Как хорошо вы, м-м, знали Дейва Джоунса?

Он тоже откашлялся и ответил:

– Боюсь, не очень хорошо.

Молли подала ему чайную кружку и послала умоляющий взгляд.

– Я действительно думаю, что мы должны рассказать Джине правду о...

В ответном взгляде было отчетливое предупреждение.

– Правду о том, что Джоунс вызвал гнев некоторых очень опасных индонезийцев, – сказал Поллард с акцентом торговца слоновой костью. – Если бы он не умер, эти очень отчаянные люди в конечном итоге догнали бы его, потому что он не был достаточно осторожен.

И на случай, если она не поняла его сообщение четко и ясно, немедленно пустился рассказывать многословную историю о его поездке сюда из Найроби в автобусе, полном священников.

Спиной к Джине, Молли состроила ему гримасу.

Он даже не приостановился, описывая автобус в мельчайших деталях, а затем перешел к попутчикам.

– Отец Дитер – вы, конечно, встречали его. У него по-настоящему прекрасный певческий голос...

Молли была бы счастлива просто сидеть, пить чай и слушать, как он зачитывает телефонную книгу. Смотреть, как его руки держат кружку, и просто наслаждаться теплом воспоминаний...

Как долго они должны играть в эту игру?

Он, конечно, понимал, о чем она думает, потому что намеренно избегал ее взгляда. Просто продолжал историю.

– Отец Том рассказал нам, как жил в Маниле ребенком. Ему было семь, когда напали японцы.

В противоположном конце комнаты Джина была неестественно тиха. Она сидела на кровати настолько далеко от Джоунса, насколько позволяли приличия, язык тела – полностью закрытая: немного развернута от него, руки плотно скрещены.

– Мать Тома убили, – продолжал Джоунс. – Подозреваю, жестоко. Его старший брат Элвин убежал с ним в джунгли.

Пока Молли наблюдала, Джина исследовала потертость на рукаве рубашки. Как будто готова была смотреть куда угодно, лишь бы не на Джоунса.

Который все еще рассказывал.

– Они были почти парой партизан и ответственны за значительную часть диверсий во время войны.

Возможно ли, что Джине неудобно находиться здесь с ними? Не то чтобы у них в палатке каждый день бывали мужчины. А если и бывали, то обычно священники. Или дружелюбные Тройные-П, как называла их Джина: пятидесятилетние, приветливые и прочно женатые.

– Они смешивались с местными жителями и никогда не попадались, – продолжал Джоунс. – Никто не ожидал, что дети могут быть причастны к таким крупным повреждениям линии поставки. Замечательные люди. Элвин все еще жив и сейчас в Сан-Франциско. Тогда ему было всего одиннадцать.

И перешел к детальному описанию отца Юргена.

Может, Джоунс был такого же роста и телосложения, как один из мужчин, которые взяли Джину в заложники и держали под прицелом. Или, может, виноват его смешной фальшивый акцент, так похожий на акцент одного из захватчиков.

Джина вроде бы легко прошла через это испытание, несмотря на то, что миновало не так много лет. Она казалась психически здоровой и хорошо адаптировалась.

Конечно, ключевое слово «казалась». Молли не могла проникнуть в голову Джины. Но возможно, что это все было лишь грандиозным представлением.

Заключение: Молли и Джина должны поговорить.

– Не помню точно, – говорил Джоунс, – кто пел нам партию Бальтазара «Вот волхвы с востока идут», пока мы въезжали в Накуру, отец Дитер или отец Юрген, хотя, полагаю, это был отец Юрген.

Он перевел дыхание, и Молли прервала его:

– Еще чаю, мистер Поллард?

Он взглянул на свои часы:

– Нет, благодарю вас. Уже поздно. Мне пора.

Это что, шутка? Он пришел лишь пятнадцать минут назад. Молли не удержалась и издала разочарованный звук.