Другое Место. Рассказы - Джон Пристли

— Кто говорит, что у меня сплошные штампы? — крикнул он в ярости, потому что его подозрения подтвердились.

— Я говорю. И не только я одна, — продолжала она, и глаза ее победно сверкнули. — Спроси у своих приятелей-собутыльников, если сможешь вытянуть из них правду.

Вернулась коренастая старуха в черном и снова что-то забормотала и замахала руками. Она протянула Люку наполненный бокал и знаками объяснила, что ему следует подождать в холле, а Бетти увела в дверь слева. Было очевидно, что их не выставят отсюда посреди ненастной ночи на улицу. Люк пригубил напиток и обнаружил, что это был превосходный выдержанный бренди. Через пару глотков у него внутри будто запрыгал солнечный зайчик. После придирчивого осмотра бокал тоже заслужил его одобрение — он любил изысканные вещи. По форме он напоминал тюльпан — именно в такие французы предпочитают наливать бренди — и был бесспорно старинным, редкого качества, как и его содержимое.

Проглотив последнюю каплю алкоголя, который наполнил его желудок давно забытым теплом, он почувствовал, что не на шутку опьянел. Сидеть в мокрой одежде было неуютно, и он кругами бродил по холлу, словно любознательный посетитель музея; иллюзию нарушал чересчур тусклый свет одинокой лампы. Он все еще злился на Бетти. Если бы ее с ним не было, если бы она не изливала на него свое раздражение и возмущение, тем самым провоцируя и его, он не видел бы в случившемся ничего плохого, это было бы всего лишь небольшим приключением, перебившим унылые будни. Но поскольку находишься с ней под одной крышей, это становится продолжением все тех же унылых будней. Если бы он не чувствовал себя таким опустошенным, не был таким промокшим и замерзшим, он, возможно, вернулся бы в ночь, бросил бы вызов ливню, тьме, пустоте на мили вокруг и насладился опытом, принадлежащим ему одному. Он с затаенной обидой медленно ворочал у себя в голове эти мысли, как ленивый, угрюмый фермер ворочает вилами.

Пожилая женщина вернулась и повела его за собой, как перед этим Бетти. Но на этот раз они вышли из холла через другую дверь, которая открывалась в коридор, холодный и тесный, как склеп. В конце коридора виднелась узкая лестница — наверное, для слуг и таких бродяг, как он. Комната, куда они вошли, первая у лестницы, была совсем небольшая и обставлена не лучше, чем холл. Ее освещали две высокие свечи, дрожавшие на сквозняке. На полу посреди комнаты он разглядел сидячую ванну, над которой поднимались клубы пара, затуманивавшие золотистый свет. Как только старуха, показав ему на мыло и полотенца, вышла, бормоча что-то себе под нос, Люк содрал с себя мокрую одежду и погрузился в пар. Никакой одежды на смену он не увидел, даже банного халата, но ему было на это наплевать. У него появилась возможность вымыть и согреть свою продрогшую шкуру. Подобно большинству молодых людей, обычно он лишь небрежно плескался в ванне, не трудясь как следует потереть себя намыленной мочалкой, но на этот раз он мылся тщательно, наслаждаясь горячей водой. К тому же в сидячей ванне делать это было гораздо удобнее, чем дома, в глубокой.

Он снова думал о Бетти, теперь уже без злости, хотя по-прежнему с долей раздражения. Мысленно он возвращался к их знакомству в студии. Вскоре они поженились. Были ли они счастливы в те первые месяцы после свадьбы — или просто слишком взволнованы? С ней ли было что-то не так — или с ним? Может быть, все было в порядке с ними обоими, просто они не подошли друг другу? Или это жизнь была всему виной? Теперь, когда он задал себе эти вопросы, его раздражение окончательно сошло на нет. Может, дело в том, что они готовились снимать грандиозную художественную картину в «текниколоре», а между тем все, на что могли рассчитывать, — это черно-белая документальная короткометражка с простеньким и дешевым звуковым рядом. Бюджет реальной жизни всегда занижен.

— Войдите! — не задумываясь прокричал он, когда услышал стук в дверь.

Ладно, если те, кто их приютил, не смогли выделить ему нормальную ванную, то вряд ли они будут ворчать, увидев его голым. В комнату вошел представительный мужчина средних лет, в руках у которого была аккуратно сложенная одежда.

— Я подумал, что кроме этого вам может понадобиться и бритва, мой дорогой сэр, — заявил он, протягивая ему старомодный опасный прибор. — Ужин примерно через полчаса. Вниз вас проводят. Жуткая погода — только послушайте. — Он махнул рукой в сторону закрытого ставнями окна, в которое колотил дождь. — Не торопитесь. Времени достаточно, времени всегда достаточно.

— Огромное спасибо. — Люк слегка запнулся. — С вашей стороны очень любезно проявить такую заботу о нас.

— Мой дорогой сэр, это самое малое, что мы могли для вас сделать. — Улыбка, величественный взмах рукой, и он удалился.

Люк еще некоторое время продолжал сидеть в ванне, не в силах оторвать взгляда от только что закрывшейся двери. Он пытался сообразить, какую шутку сыграл с его глазами, привыкшими к лампам в сто ватт, свет свечей. А как насчет одежды, что ему оставили? Он торопливо вытерся полотенцем, потом выпрыгнул из ванны и небрежно промокнул ноги. Взял одежду и поднес ее к подсвечнику. Да, то же самое: черные панталоны до колена, чулки, туфли, рубашка с гофрированными манжетами. За исключением темно-зеленого сюртука с разрезами — на мужчине, только что вышедшем из комнаты, был коричневый. В этом доме принято носить карнавальные костюмы. Наряд эпохи Регентства. Что ж, если кров, бренди, ванна, сухая одежда и предстоящий ужин было самым малым, что эти люди могли для него сделать, то самое малое, что мог сделать для них Люк Госфорт, — это нарядиться в маскарадный костюм, попытавшись сохранить при этом серьезный вид. Так что, еще раз вытерев ноги, он принялся натягивать длинные черные чулки.

— Хорошенькая замена, — бормотал он, коверкая слова на манер кокни.[5] Он всегда так делал, когда случалось что-нибудь неожиданное и картина мира представлялась ему не вполне ясной.

Держа свечу в вытянутой руке, Бетти стояла перед высоким зеркалом, изучая свое отражение, — поначалу критично, стараясь убедиться, что все сидит должным образом, без досадных просчетов, потом отступила на шаг назад, чтобы насладиться зрелищем. Конечно, волосы оставляли желать лучшего — в прическе чего-то не хватало (впрочем, можно попытаться ее переделать), но общее впечатление было великолепным. Из зеркала на нее смотрела вовсе не Бетти Госфорт, и в то же время она чувствовала, что больше чем когда-либо похожа на самое себя, на ту, какой она всегда себя представляла. Слава богу, с ее руками и плечами она могла позволить себе декольте любой глубины (хотя это, пожалуй, было немного чересчур, особенно в незнакомой компании). Она повернулась в одну сторону, потом в другую, улыбаясь самой себе через соблазнительно обнаженное плечо. Потрясающе! В длинном платье с высокой талией она казалась выше и величественней, но в то же время оно делало ее более женственной и соблазнительной — настоящая дама наполеоновских времен. Но с этими ужасными волосами нужно было что-то делать. Она поставила свечу на туалетный столик и еще раз вытерла голову полотенцем и причесалась. В маленьком выдвижном ящике под зеркалом нашлись несколько широких лент. Как бы их приладить, чтобы достойно завершить туалет? Это занятие настолько поглотило ее, что она и думать забыла обо всем на свете, но, к сожалению, лишь на некоторое время.

Когда чуть позже Бетти, шурша юбками, спускалась вниз по широкой пологой лестнице, блеск маскарадного наряда резко контрастировал с ее душевным состоянием. Она с трудом подавляла замешательство и растерянность — ситуация, согласитесь, была довольно странная; кроме того, ей очень хотелось есть. Внизу стоял мужчина и, похоже, ждал именно ее. Бетти приблизилась, и он с улыбкой протянул ей руку. Не задумываясь, она вложила руку в его ладонь, и мужчина помог ей сойти с последних ступенек.

— Добро пожаловать, — сказал он, по-прежнему улыбаясь и не выпуская ее руки.

Он был средних лет, что-то, возможно, около пятидесяти, и в его густых вьющихся волосах проглядывала седина. Черты лица, вполне под стать довольно массивной фигуре, были тяжеловаты, но их оживлял быстрый, ясный взгляд, в котором она сразу почувствовала что-то очень мужественное. Ворот рубашки был повязан широким галстуком, из-под темно-коричневого сюртука виднелись гофрированные манжеты. Костюм довершали черные панталоны до колена и чулки, однако все это не создавало впечатления маскарадного костюма. Она была уверена, что это его повседневная одежда. И не успела она спросить себя, что происходит в этом доме, он, словно угадав ее замешательство, продолжил:

— Моя племянница сейчас к нам присоединится. Так же, как и ваш… э-э… компаньон, муж, любовник…

— Муж, — она улыбнулась в ответ. — С вашей стороны очень мило…