Минни (СИ) - Соловьева Екатерина

— Джинни… Где Гарри?

— Мы не знаем… — девушка потёрла воспалённые распухшие веки. — Похоже, письмо, которое он написал тебе — последняя весточка. Кингсли отправил в Австралию Рона, Перси и Эммелину Вэнс. И до сих пор… — она судорожно всхлипнула, — я так боюсь… А они молчат…

— Джинни! Послушай! — Гермиона сглотнула горький ком. — Всё будет хорошо! Это же Гарри, помнишь? Проклятье! Ничем не могу помочь… Я отправлю ему Патронус. Пусть он знает, что мы с ним!

Джинни вытирала слёзы спутанными прядями.

— Я не хочу снова потерять его. Как тогда, в первой битве… Я пойду, Гермиона…

Она встала, чтобы уйти.

— Держись. Всё будет хорошо!

Вернувшись в гостиную Малфоев, Гермиона отползла от камина и села на пол, справляясь с головокружением и растирая ноющие коленки.

Вспомнив минувшую ночь, она вызвала Патронус и приказала:

— Лети к Гарри! Пусть он знает, что мы с ним! Пусть выбирается оттуда, где бы он ни был! Помоги ему…

Серебристая выдра кивнула и стрелой пронзила замёрзшее стекло, помчавшись исполнять поручение.

Гермиона проводила её взглядом, полным надежды. Она вдруг с удивлением обнаружила, что снова голодна, и отправилась на кухню.

* * *

На следующий день Гермиона сидела в кресле в углу гостиной, подтянув колени к подбородку, и смотрела, как эльфы наряжали небольшую ель. Из кухни пахло вишнёвым пудингом, который приготовила Чайна.

Всё утро Гермиона безуспешно искала Люциуса, чтобы он разрушил, наконец, клятву. Хотелось обрести возможность хоть чем-то помочь Гарри. Гермиона обошла весь дом, но не нашла никаких следов пребывания любовника. На чердаке недовольно ухнул разбуженный Цезарь, на втором этаже среди жилых комнат оказались только три спальни: её, Нарциссы и Драко. Остальные комнаты встречали тоскливым запустением и холодом.

Гермиона смотрела, как Лу, напевая что-то себе под нос, развешивает золотые звёзды под потолком, как прикрепляет венок омелы над камином, и не чувствовала никакого праздничного настроения.

«Может, у Люциуса дела в Британии, и он был здесь всего ночь? Может, он вернётся на Рождество?»

— Скажи, Лу, ты видел позавчера здесь мистера Люциуса?

Вопрос застал эльфа врасплох. Он уронил звезду, и та разбилась, разлетевшись на десятки золотых кусочков.

— Хозяин Люциус умер, — замогильным голосом изрёк домовик, одарив её взглядом а-ля Сивилла Трелони. — Минни должна беречь память о нём!

Гермиона поморщилась и отвернулась, понимая, что больше ничего из старого эконома не выудит.

«Быть может, попытать счастья у Чайны или Юны?»

Нарцисса опять пропадала у подружки-любовницы, Драко Гермиона видела только за завтраком, и не сказать, чтобы скучала по ним. Но одиночество по-прежнему холодной лапой сдавливало сердце. Она думала о Гарри, молясь о том, чтобы с ним ничего не случилось и он вернулся живым и здоровым. Боль от потери родителей немного притупилась, Гермиона поняла, что попрощалась с ними именно в тот момент, когда заменила им воспоминания. Они остались в памяти именно такими: мама, добрая и напевающая песни, отец — страстный садовод и болельщик «Манчестер Юнайтед».

Гермиона зевнула. В последнее время хотелось то есть, то спать. С мыслью о том, что, возможно, стоило выбраться в магический квартал и выбрать подарок Нарциссе, она задремала.

* * *

Люциус быстро расхаживал между столами кабинета в Министерстве.

С момента, как он начал самостоятельно передвигаться в Мунго, казалось, все вокруг только и пытаются удержать его в неведении и на одном месте. Сначала этот целитель Эллиот: «Мы должны провести ряд исследований!», ему подвывал Стивенс: «Это сенсационное открытие тянет на мировую премию по колдомедицине!».

Но, проведя в постели целую неделю, маг больше не собирался отлёживаться. Придя в себя, он допрашивал всех и каждого и не успокоился до тех пор, пока не рассказали, что его семья жива, а Яксли мёртв. Малфой пытался встать, но был слишком слаб — ноги не слушались. От бессилия хотелось удавиться. Эллиот поил его снотворным, успокаивающим и восстанавливающим. Люциус и рад был попросить зелье сна без сновидений, но тогда бы он перестал видеть ЕЁ в своих кошмарах.

Почти каждую ночь ему снилась Гермиона на берегу моря. Она стояла и смотрела вдаль, а ветер развевал её пушистые волосы, которые так и хотелось погладить. Но едва Люциус протягивал руку, девушку загораживала тёмная фигура сына, а в следующее мгновение в волнах качалось неподвижное тело. И он знал — чьё. Вода полоскала тёмные кудри вокруг бледного лица с большими карими глазами, наполненными отчаянием, затекала в приоткрытый рот. Люциус бросался в холодное море и плыл, но течение относило Гермиону всё дальше.

Он просыпался со сдавленным стоном и промокшей от пота подушкой. Сердце заходилось от страшного предчувствия. Мужчина порывался уйти из Мунго, но падал на "шахматный" пол больничной палаты, сделав пару шагов. Жизненно необходимым казалось спасти её, как будто от этого зависела вся его жизнь.

Малфой мучился от страха и неизвестности, и день, когда он смог стоять на ногах, стал поистине радостным. Оказалось, что при нападении Яксли трость сгорела дотла, пока Люциус доставал палочку. Наконечник в виде головы змеи сильно оплавился, но в остальном верная палочка колдовала исправно.

Мужчина трансгрессировал в поместье и привёл себя в порядок: вымылся, побрился, переоделся и выкурил трубку, изгоняя мерзкий больничный запах. Он остался доволен своим отражением: мазь Лонгботтома действительно омолодила его, даже глубокие морщины на лбу и в уголках глаз пропали, волосы отросли ниже лопаток.

Тишина зимнего парка и пустого дома угнетала. Люциус задумался, обрадуется ли хоть кто-то его возвращению с того света. Нарцисса? Драко? Гермиона? Разве что Минни, но её больше нет…

Сейф, о котором Нарцисса не знала, так и остался нетронутым, и это радовало. Малфой слышал, что его похоронили, и какое-то время не решался переступить порог старого семейного склепа, но всё-таки любопытство победило. В конце концов не каждый волшебник имеет возможность взглянуть на собственные останки. В усыпальнице пахло сыростью и плесенью, а от мороза изо рта вырывался пар. Мужчина держал в руках позолоченную урну с собственным прахом и думал, что тот Люциус действительно умер. И, должно быть, это к лучшему, ведь теперь можно начать жизнь с чистого листа.

В Министерстве все шарахались от воскресшего покойника, поминали Мерлина Всемогущего и складывали пальцы в кельтский крест, отводящий беду. Уточнив у Бруствера, что с семьёй всё в порядке, и все они теперь в Кале, он вздохнул с облегчением.

— Мистер Малфой, — темнокожий министр замялся, — вам придётся оформить некоторые документы у архивариуса Финчли. Вы ведь воскресли чудесным образом. Нужно занести ваше имя в волшебный реестр. К тому же, некоторые обязательства…

— Что вы имеете в виду?

— Средства на восстановление Хогвартса…

Люциус криво усмехнулся.

«Будь ты трижды героем и восставшим из пепла, они всё равно помнят, что ты — денежный мешок. «Рыцарь галлеона и кната», а не живой человек».

Пришлось задержаться ещё и в Гринготтсе, чтобы перевести деньги на счёт школы и отправить приличную сумму Лонгботтому на дальнейшие исследования и письмо с предложением оформить патент на его изобретение. Пока гоблины дотошно сверяли личность и счета, Малфой успел заказать на Косой Аллее новый наконечник для палочки и трость, уж очень привык к старой. Он развернул свежий выпуск «Ежедневного пророка» и с удивлением прочёл интервью Бруствера о битве в Хогвартсе. Было странно читать об этом со стороны, но надо отдать должное Кингсли: ничего лишнего, что роняло бы Министерство в глазах общественности. Аврор сдержал своё обещание: было сказано и о переломной роли, сыгранной семьёй Малфоев в решающей битве.

Узнав, что Драко убил Яксли, тем самым отомстив за смерть отца, Люциус был поражён. Он уважал этот поступок, и в то же время одна только мысль о том, что сын остался наедине с Гермионой, на которой больше нет чар неприкосновенности, заставляла паниковать от ревности.