Поступили в продажу золотые рыбки (сборник) - Кир Булычев

— Я вас проведу к Сидорову, — сказала Таня. — А вы мне за это тоже поможете, хорошо?

— Конечно, — сказал Грубин. — Только сначала я вам помогу, а потом вы меня проводите.

— Идемте, — сказала Таня и пошла впереди Грубина к фургону дрессировщика.

— Свет не горит, — сказала Таня. — Наверное, нет его дома. В город ушел.

— Ну и ладно, — сказал Грубин, который уже готов был забыть о дрессировщике. — А чем я могу вам помочь?

— Вы в город идете?

— Да, в город.

— Если не трудно, проводите меня до столовой. Которая еще не закрылась. Я приехала сегодня, не успела себе ничего на вечер купить и голодная как собака.

— А столовая уже закрыта. Она до восьми.

— Ой, какой ужас! — сказала Таня. — Придется идти к Федюковым, а я у них уже соль занимала и яйца.

— Ни в коем случае, — сказал Грубин. — Я вас так не оставлю. У меня дома есть сосиски. И яйца. Если вы стесняетесь зайти, то я вам сейчас сюда принесу. Я близко живу, десять минут туда и обратно.

— Что вы, как вы могли подумать, что я буду вас утруждать, — запротестовала Таня и улыбнулась благодарно и светло.

И от этой улыбки сердце Грубина застучало, как барабан в цирке в опасный момент воздушного полета. Грубин стоял перед Таней, приглаживал в смущении мокрые всклокоченные волосы и мечтал о том, чтобы она все-таки позволила ему побежать сейчас под дождем домой, занять у соседей масла и хлеба, принести сюда эти сосиски и другие скромные яства.

— Нет, — сказала Таня решительно. — В следующий раз. В городе должен быть ресторан. В каждом маленьком городе есть ресторан. И зовется он по имени местной реки или озера.

— А у нас он называется «Золотой гусь», — сказал Грубин. — Сейчас уже почти десять, а он в двадцать три тридцать закрывается.

— А далеко идти?

— Шесть минут.

— Тогда подождите минутку, я деньги возьму. Вам не холодно?

— Не холодно. А про деньги не думайте. У меня есть.

Но Таня Карантонис не слушала. Она убежала в темноту, и слышно было, как она звенит ключами у невидимой двери.

Грубин стоял, подставив лицо ветру, чтобы не так пылало. В ветре смешивались цирковой запах конюшни и запах мокрых грибов, что росли в лесу за рекой. Он представил себе на мгновение, что Таня Карантонис пришла к нему в гости и пьет чай. Но тут же Грубин отогнал эту мысль, потому что, во-первых, в комнате у него было тесно и не прибрано, а во-вторых, о таких вещах нельзя даже мечтать.

— Я недолго? — спросила Таня.

— Нет, что вы.

— Вы не сердитесь, что я к вам не пошла. Я жутко самостоятельная.

Они вышли из-за загородки и направились через темную площадь. В окнах горели теплые желтые огни, а где-то далеко, в парке, играла гитара.

— Как я могу! — сказал Грубин.

Он шел, повернув голову набок, чтобы лучше видеть Таню, и профиль ее навечно отпечатался в мозгу Грубина.

— Возьмите меня под руку, пожалуйста, — сказала Таня, и Грубин как во сне сунул руку вбок.

Под мышкой у гимнастки пальцам было тепло, и Грубин отвел вниз мизинец, чтобы он находился точно под локтем Тани и мог поддержать его, если Таня поскользнется.

— Я такая трусиха, вы не представляете, — сказала Таня. — А когда первый раз в незнакомом городе, то все улицы кажутся страшными. Мне просто повезло, что я вас встретила. Спасибо Сидорову.

— Да-да, — согласился Грубин, делая усилие, чтобы вспомнить, кто такой Сидоров.

— Вы были очень любезны, — сказала Таня, когда они остановились под вывеской «Ресторан „Золотой гусь“».

— А как же вы обратно пойдете? — испугался Грубин.

— Теперь я знаю, что это близко. Ведь отсюда цирк видно.

— Нет, — сказал Грубин. — Если хотите, я вас здесь подожду.

— Сумасшедший, — сказала Таня и засмеялась. В глазах ее горели зайчики от уличных фонарей, а зубы казались ровными и белыми. — Если вы так обо мне беспокоитесь, то пойдемте со мной в ресторан. Вы не голодны?

— Я голоден, — сказал Грубин смиренно, хотя никакого голода не чувствовал.

Он был счастлив пойти в ресторан с Таней, но, по правде говоря, несколько разочарован, потому что ему хотелось пострадать ради Тани. А для страдания больше подходило ожидание под дождем.

— Вот и отлично, — сказала Таня. — Пошли. А потом проводите меня обратно. Договорились?

В гардеробе Таня сняла куртку, и Грубин отметил, что она успела переодеться. На ней уже было платье. Грубин поглядел в зеркало и себе не понравился. Нос был слишком велик, глаза слишком выпучены, сам он, несмотря на недавнюю стрижку, слишком худ и лохмат. «Сейчас она посмотрит на меня, — думал он, — и скривится. И тогда я уйду на улицу, под дождь».

— Причешитесь, — сказала Таня Карантонис. — Расческу дать?

Грубин давно не был в ресторане, не приходилось как-то. Зал был не полон, но дымен. Его начали переоборудовать на современный лад, но ограничились только столами, шторами и буфетом в углу. Остальное — лепной потолок и стены с позолоченным трафаретом — осталось от старых времен.

Грубин, в неустойчивости чувств, возрадовался, что надел костюм с галстуком. Играл эстрадный оркестр из четырех человек. Грубину очень захотелось, чтобы хоть кто-нибудь из знакомых увидел его здесь с прекрасной циркачкой. Но знакомых, конечно, не было.

— А вот и Сидоров, — увидела Таня. — Какое приятное совпадение!

Дрессировщик сидел за столом в одиночестве. Перед ним стояли бутылка портвейна и тарелка с супом харчо.

— Сидоров! — позвала Таня, подходя к столику. — Добрый вечер. Вы сегодня хорошо работали.

«Ну зачем я сказал ей, что ищу Сидорова!» — проклинал себя Грубин.

Вблизи Сидоров был не так привлекателен, как на манеже. У него было длинное сухое лицо в глубоких морщинах, волосы так плотно прилегали к голове, что все шишки черепа были наружу. У Сидорова были очень длинные сильные пальцы и на одном из них большой перстень. Дрессировщик лениво поднялся из-за стола, поцеловал Тане руку, и, когда выпрямился, во взгляде его Грубин уловил нечто хищное, словно дрессировщику передались качества его подопечных.

— А это кто? — спросил Сидоров, обращаясь к Грубину. — Почему не знаю?

— А это вовсе не мой, а ваш поклонник, Сидоров, — сказала Таня. — Он вас искал, а я его мобилизовала, чтобы он меня поесть проводил.

— Здравствуйте, — сказал Грубин. — Грубин.

— Очень приятно, — сказал Сидоров в пустоту. — А я скучаю. Садитесь. В этой дыре есть нечего. Вот, видишь, суп ем.

— Здесь очень котлеты хорошие. По-киевски, — сказал Грубин. — Их в кулинарии продают, каждый день очередь.

— Наверное, на ружейном масле, — сказал Сидоров. — У меня желудок не в порядке.

— Правильно, давайте закажем по киевской котлете, — сказала Таня Грубину. — Я вам верю. Сидорову — никогда. Он хочет меня съесть.

— Шутка, — сказал Сидоров. — Хотел бы съесть только в переносном смысле.

— И еще возьмем вина. Сухого. За встречу и премьеру. Вы будете пить? Да, кстати, я не знаю, как вас зовут.

— Александром, — сказал Грубин.

— Значит, Сашей. А меня Таней.

— Я знаю, — сказал Грубин. — Мне очень понравилось, как вы выступали. В первый раз.

— А во второй?

— С фокусником?

— Ну да, с Аббасом.

— Но ведь в первом номере вы сами выступали, а во втором только помогали.

— Вот всегда так. Послушайте его, Сидоров. Голос народа. Придется мне уйти от Аббаса Семеновича. Хоть и жалко. Все думают, что это фокус.

— Это не фокус, — сказал Сидоров, маня пальцем официанта. — Это не фокус. Две котлеты по-киевски, бутылку сухого, бутылку коньяку и всякой закуски.

— У нас мясное ассорти есть, — сказал официант.

— Давайте. Все давайте. Это не фокус. Таня обладает феноменальными способностями к математике.

— Саша, — сказала Таня, — задайте мне любое число перемножить. Или корень извлечь.

— Ну зачем же, — сказал Грубин. — Я верю, конечно я верю.

— А все-таки задайте.

— Ну хорошо. Сто тридцать на сто сорок.

— Восемнадцать тысяч двести, но вы мне задайте что-нибудь потруднее. Пожалуйста, я прошу вас, Саша.

Пришел официант, сказал, что мясного ассорти нет, осталось только рыбное.

— Ладно, — сказал Сидоров, — несите рыбное.

Грубин смотрел на Таню, и она покачала головой, ободряя его.

— 125 646 умножить на 6 733 687, — сказал Грубин.

Таня задумалась на мгновение, выпалила очередь цифр, и Сидоров сказал снисходительно:

— Вы не кивайте головой, товарищ. Вы возьмите карандаш, запишите и на досуге перемножьте сами. Но я со своей стороны гарантирую, что ошибки здесь нет. Таня — живая электронная машина.

— Я верю, — сказал Грубин, послушно записывая в книжку длинный ряд цифр. Потом Таня напомнила ему, что на что она множила, и тут принесли рыбное ассорти и кету семужного посола.

— Я страшно голодная, — сказала она и тут же принялась за еду.