Поступили в продажу золотые рыбки (сборник) - Кир Булычев

— Держите его, — сказала Таня. — Мы его свяжем!

Дрессировщик метнулся назад, громадным прыжком выскочил из фургона. Грубин бросился за ним.

Снова вышла луна, и видно было, как фигура, мало схожая с человеческой, несется к клеткам.

Еще мгновение — звякнул засов, и Сидоров оказался за прутьями решетки.

Саша и Таня бежали к клеткам и почему-то молчали, не звали на помощь, не будили людей. Как будто стеснялись того, что происходило у них на глазах. А у них на глазах голодные тигры, раздраженные гадкой погодой, невыспавшиеся, кинулись к дрессировщику. Короткая схватка, сплетение тел, рычание, лай и мяуканье.

Открывались двери фургонов. Артисты выскакивали, разбуженные шумом, повсюду загорались огни.

Но когда удалось войти в клетку, все было кончено. Сидорова растерзали хищники.

Никто не заметил, как Грубин нагнулся у решетки и поднял свалившийся с пальца Сидорова перстень старинной индийской работы.

Дня через два Таня Карантонис сидела у Грубина в маленькой, хоть и прибранной, но все-таки захламленной комнате. Они пили чай. Соседи уже раза по три заглядывали — кто просил соли, кто сахару. Соседей измучило любопытство.

— Спасибо за ужин, — сказала Таня. — Вы все приготовили лучше, чем в ресторане.

— Старался. — Грубин поглядел на Таню с нежностью. — А как цыпленок табака под утюгом? Неплохо?

— Я бы никогда не догадалась, что под утюгом, — сказала Таня.

Она осунулась, похудела за эти дни — то допрос у следователя, то собрание в цирке.

— Так значит, следствие решило, что это был несчастный случай? — спросил Грубин, хотя и сам все знал.

— Да. В состоянии опьянения Сидоров забрался в клетку с тиграми и погиб. Ужасно все это! Ведь из-за меня, понимаете, из-за меня!

— Отлично понимаю, — сказал Саша Грубин. — Если бы он не погиб, то вас бы не было в живых.

— Ужасно! — повторила Таня. — А вы говорили про перстень. Он у вас?

— Да. В Москву его отошлю, на исследование.

— Но ведь признайтесь, Саша, что это был бред. Что он был больной человек.

— Рад бы, — сказал Грубин.

— Признайтесь, мне будет легче.

— Вы умеете звукам подражать?

— При чем здесь это? Не умею.

— Тогда прокукарекайте.

— Я не умею.

— Попробуйте.

Таня улыбнулась вымученной, усталой улыбкой.

— Вы хотите меня отвлечь?

— И все-таки.

Таня открыла рот, и тут дом огласился веселым натуральным петушиным криком.

— Ой! — сказала Таня и зажала рот рукой.

— Вот видите, — сказал Грубин. — Мы же с вами цыпленка табака ели.

— И вы туда подсыпали растворителя?

— Да, иначе как бы вы мне поверили?

— Как вам не стыдно!

Старик Ложкин, натуралист-любитель, который жил над Грубиным, сказал жене:

— Скрытным Грубин стал. Петуха дома держит. А зачем?

— Это у него циркачка сидит, звукоподражательница, — ответила жена и вернулась к прерванному вязанию.

Разум в плену

Если говорить о невезении, то мне ужасно, трагически не повезло. Если говорить о везении, то меня можно считать счастливчиком.

Не повезло мне в том, что уже на втором витке я понял, что придется садиться. Двигатель, беспокоивший меня уже давно, отказывал. А не может быть ничего хуже, чем отказавший двигатель, когда между тобой и домом распростерлась добрая половина Галактики.

Повезло мне, и сказочно повезло, в том, что на планете обнаружилась пригодная для дыхания атмосфера. А это вселяло надежду на то, что я когда-нибудь, если смогу исправить двигатель, вновь поднимусь в космос и увижу близких.

Лик планеты был страшно изуродован катаклизмами. Глубокие трещины разрывали ее кору, невероятной высоты пики и горные хребты поднимались над атмосферой, и вершины их овевались космическим холодом.

Но у меня не было времени спокойно изучать мое временное, а может быть, и постоянное пристанище. Для этого наступит свой час. Я был занят одним — найти удобное для посадки и по возможности безопасное место. И я нашел его на поверхности обширного плато и решил уже, что опущусь там на следующем витке, но именно в этот момент двигатель совсем отказал.

Тогда я пролетел над темной стороной планеты, над горным плоскогорьем, громадным плато, которое так высоко поднималось над поверхностью планеты, что упасть там — значило обречь себя на верную смерть: атмосфера — вернее, остатки ее, — таилась в этой части планеты в неглубоких ущельях и понижениях. Если я промахнусь — я погиб.

В последний момент перед крушением приборы показали: прямо по курсу котловина. Словно метеор, пронесся я над безжизненной горной страной, корабль врезался в плотную атмосферу, иллюминаторы затянуло мглой, снижение замедлилось — и вот я на поверхности планеты. Я жив. Я потерпел крушение. Одинок ли я здесь, или чуждый разум следит за мной? Готов прийти на помощь? Точит оружие, чтобы убить меня?

Я прильнул к иллюминатору. Включил биощупы. Корабль ощетинился иглами, шлангами, отрылись глаза датчиков и уши локаторов. Наступил момент первого знакомства.

К тому времени, когда забрезжил рассвет, слабый, голубой, робкий, я уже многое знал о котловине, в которую попал. Разумной жизни здесь не было, но жизнь неразумная кипела вокруг, была опасна, кровожадна, и все особи в этом мире были в состоянии войны друг с другом: сильные пожирали слабых, слабые подстерегали еще более слабых.

Но сидеть без дела было нельзя. Пора покинуть надежные стены корабля, встретить новый мир лицом к лицу. Я вооружился бластером и открыл люк. Воздух оказался затхлым, стоячим, но дышать можно было. Мне надо было обойти корпус корабля, добраться до дюз и проверить их состояние. Приборы могли врать: слишком долго от них требовалась правда и только правда.

Я передвигался медленно, стараясь, чтобы за спиной все время оставался надежный корпус корабля. Но не сделал я и двух шагов, как пришлось остановиться. Из рыхлой предательской почвы показалась круглая голова большого червя. Я поднял было бластер, но голова тут же нырнула в землю, и в немом изумлении я долго следил за тем, как из земли вылезали все новые сегменты розового тела, аркой подымались вверх и исчезали вновь в земле. Червяк был не так уж и велик — может, в половину моего роста, но я видел лишь часть его, и потому он показался бесконечно длинным и страшным.

Надо взять себя в руки, подумал я. Если дать нервам власть, можно попасть в беду. В конце концов, чем угрожал мне гигантский червь? У него даже рта не было.

Черная тень мелькнула надо мной. Я бросился назад, прижался к холодному металлу корабля. Огромная летучая тварь, зловещая и изящная в легкости движений, изогнувшись, бросилась на меня сверху. Разверзлась громадная пасть, усеянная множеством острых зубов, зловонное дыхание донеслось до меня.

Я успел выхватить бластер и всадить заряд в глотку твари. Тяжелое тело сбило меня с ног, и я покатился по земле. Длинная зеленоватая пятнистая туша летающего дракона корчилась на земле. По телу пробегали конвульсии. Я не осмелился приблизиться к чудовищу. Стараясь унять запоздалую дрожь, я поднялся с земли и тут же увидел, что путь к кораблю отрезан. Ко мне не спеша, словно зная, что ничто его не остановит, приближался другой зверь. Множество членистых ног поддерживало зеленое грязное туловище. Глаза далеко выступали вперед, чуть покачиваясь на отростках, и по сторонам глаз покачивались громоздкие убийственные клешни. Зверь приподнялся на лапах и развел клешни шире.

Мне не хотелось знаменовать свое вступление в этот мир убийствами, кровью — ее и без меня хватало здесь. Я отступил назад. Зверь крутил глазами, пугал меня, но не бросался. Я попытался обойти его так, чтобы вернуться под защиту корабля. Меня не оставляло противное чувство опасности сзади, казалось, что внимательные взоры обитателей котловины стерегут каждый мой шаг.

Не спуская глаз со зверя, я сделал еще два шага в сторону, и тут под ногами что-то блеснуло. На земле лежал странный предмет, сделанный из белого металла. Именно сделанный, ибо только руки разумного существа могли придать металлу форму эллипса, чуть заостренного на концах. Предмет был плоским, и поверхность его была тщательно обработана. Лишь существа, далеко шагнувшие вперед по пути цивилизации, могли так освоить металлургию.

Я приподнял предмет. Он был тяжел, и я пожалел, что вряд ли сейчас смогу занести его в корабль, — на пути все еще угрожающе покачивал клешнями зверь, и мне не хотелось обременять себя лишней ношей, когда могло потребоваться все мое умение, чтобы пробиться обратно к кораблю.

И в этот момент нечто продолговатое вновь кинуло на меня тень. Я подумал было, что это еще один дракон, и поднял взор кверху. Но это был не дракон. Я мог бы поклясться, что вижу воздушный корабль, летающий корабль. Он был велик, не меньше моего космического корабля, и двигался медленно. Мне трудно было разобрать, каким образом его приводят в движение. Правильность формы, взаимная неподвижность его частей совершенно исключали всякую возможность того, что он мог оказаться живым существом. Возможно, меня уже разыскивали — кто-то заметил, как мой корабль опустился на планету. И вот прошло немного времени, и меня ищут. Но с добром или со злом в уме?