Новая жизнь. Финал - Виталий Абанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это так поступают наследники древних самурайских родов? Убегая в небытие? Оставляя здесь обидчиков? Не уплатив по своим долгам? — спрашиваю я у нее, защелкнув пустой барабан обратно и положив револьвер на стол: — так это делается?
— Заткнись, буракумин… просто отдай револьвер и катись отсюда. — шипит госпожа Накано: — тебя это не касается. Все свои долги я отдам сама. Род Накано прервется на этом.
— А ведь тебя обманули, Накано-сан. Обвели вокруг пальца. Кто-то совсем рядом. Кто-то подставил тебя, собирается увести у тебя все активы, да еще и направил твой гнев в нужную ему сторону. Ты просто пешка в чьих-то руках. Разве нет желания отомстить?
— Что ты понимаешь в мести, скоморох… — закрывает глаза Накано и откидывается назад в кресле, прижимая к переносице завернутый в полотенце пакет со льдом: — что ты понимаешь…
— Что я понимаю? Как-то раз один довольно крутой дяденька решил подмять под себя меня и мой небольшой бизнес… и ладно деньги, но он фактически хотел обратить меня в долговое рабство. Знаешь, что с ним произошло? — задаю я вопрос. Да, рискованно открываться, рискованно говорить об этом, но я не сдержался. Госпожа Накано не пойдет в полицию, госпоже Накано в своих чувствах бы разобраться. И еще — госпожа Накано как никто другой знает кто такой Кума и какую роль он играл в жизни этого города, она знает какой он обладал мощью, какие ресурсы у него в руках были, что он мог сделать со мной. И с любым, кто встал бы у него на пути.
— И что? — спрашивает она слабым голосом. Но вдруг — замирает. Медленно снимает с переносицы пакет со льдом, поднимает голову и смотрит на меня. Глаза у нее округляются.
— Погоди… — говорит она. Кладет пакет со льдом на стол. Ставит на стол одинокий желтый патрон сорок четвертого калибра магнум. Наклоняется за бутылкой с виски. Наливает себе в тумблер. Не отрывая взгляда от меня — выпивает. Ставит тумблер на стол и выдыхает.
— Нет — говорит она: — не может быть. Этого просто не может быть… ты?!
— Клевета — тут же отвечаю я, улыбаясь своей любимой улыбкой, просто поднимая уголок рта. Искаженная улыбка, сама суть Темного, который обожает веселье, обожает такие вот улыбки… и у большинства людей такая вот улыбка обычно вызывает мороз по коже. У всех, почти у всех, кроме одной моей любимой психопатки.
— Нет, нет, нет, не может быть! Ты! И Кума! — тычет в меня пальцем госпожа Накано: — ты! Куму… то есть… да как так-то?! Невозможно! Не верю!
— Жизнь — сложная штука — отвечаю я: — в ней есть место для невозможного. В былые времена я успевал поверить в пять невозможных вещей еще до завтрака.
— Не морочь мне голову! Это же ты! Очевидно… но … как?!
— Секреты фирмы не выдаем — кривая улыбка не сползает у меня с лица. Я не знаю, чего именно я хочу, но следовать сценарию, написанному неведомым сценаристом и закулисным манипулятором, я не собираюсь. Что бы сейчас не произошло — произойдет на моих условиях, я отказываюсь играть по правилам, которые написаны каким-то мастером марионеток. Умрет ли сегодня госпожа Накано? Это неважно. Если она захочет — это ее выбор, черт возьми. Но черта с два я дам умереть ей в неведении!
— Отвечай! Я хочу знать правду. Как… — госпожа Накано закашливается и падает обратно в кресло. Я выжидаю, пока кашель не пройдет.
— Когда б не тайна — говорю я ей, переходя на высокий слог. Ну не могу я удержаться. На какое-то мгновение я словно бы снова оказался во дворе Академии Феникса, вокруг снова цветет сакура и нежно-розовые лепестки летят по воздуху со скоростью пять сантиметров в секунду, а напротив меня стоит Ядвига, девушка, которая так любит Шекспира и Бернса, которая разбирается во французской поэзии восемнадцатого века и сейчас мой ход цитировать старину Билли…
— Когда б не тайна моей темницы — я поведал бы тебе такую повесть — говорю я, входя в роль отца Гамлета, сурового Призрака, «такой же самый был на нем доспех, когда с кичливым бился он Норвежцем», снова сила древней легенды наполняет мои вены!
— Такую повесть — что малейший звук тебе бы душу взрыл, кровь обдал стужей, глаза как звезды вырвал из орбит, разъял твои заплетшиеся кудри и каждый волос водрузил стоймя, как иглы на взъяренном дикобразе! — выдаю я монолог Призрака. Госпожа Накано стискивает зубы. Госпожа Накано сужает глаза. Она не в настроении выслушивать бредни старины Билли, она деловая женщина. Она закрывает глаза. Выдыхает. Открывает глаза снова.
— Ты чертов придурок — говорит она: — и ты оказывается опасен. Ты не производишь такого впечатления. Я недооценивала тебя. Раньше я думала, что эта твоя Бьянка — сожрет тебя и проглотит, и понесётся по рельсам своего безумия дальше. Но сейчас… да вы два сапога пара. Или… ты хуже. И знаешь что? Мне плевать. Как бы ты сказал? Ах, да — чума на оба ваши дома. Отдай револьвер и катись отсюда, чертов психопат.
— Все-таки настаиваете на своем, а? — я кладу револьвер на полированную столешницу и на секунду испытываю сожаление. Будут царапины, а они так хороши видны на полированной поверхности. А, к черту. Я толкаю револьвер по столу, толкаю с усилием, он довольно тяжел, он скользит по поверхности стола и останавливается прямо перед госпожой Накано.
Она берет револьвер в руку, откидывает барабан и вставляет желтый цилиндрик смерти сорок четвертого калибра. Движением кисти — защелкивает барабан и выставляет патрон в нем так, чтобы при следующем взведении курка — барабан провернулся и оставил патрон прямо напротив бойка. Прямо напротив ствола.
Я жду. Она поднимает глаза на меня. Мы молчим. В тишине кабинета кажется сейчас урони канцелярскую скрепку — раздаться оглушительный грохот. Я слышу ее дыхание — едва-едва но слышу.
— Ты не собираешься выйти? — наконец спрашивает она. Сейчас все решится. Темный внутри меня уже сделал ставку «all-in». Все на зеро. Моя жизнь, жизнь госпожи Накано с заряженным одним патроном револьвером — все на кону. Жизнь, смерть, долг, наследие… уговорить госпожу Накано не выбивать себе мозги
