Изумрудная долина - Александр Анфилатов

Глава 67

Под утро прошел проливной дождь — предвестник приближающейся поры дождей, и солнце встало багрово–красное, что у аборигенов почиталось за предзнаменование войны.

Ярослав, облаченный как на парад, в ярком шелковом актеоне, с мечем в золоченых ножнах находился на самом краю мыса, у подножия стен, убеждая кормчего Дрегона пристать к берегу. Его корабль стоял в каких‑то десяти метрах от берега, и переговоры велись на расстоянии. Старый разбойник справедливо боялся подходить ближе или, тем более, причаливать, опасаясь потерять корабль и имущество.

— Оуна Наваторо! — заверял его Ярослав. - Я совершенно не держу на вас зла. О, благородный Дрегон, и милостиво прошу не опасаться захвата корабля. Наоборот, все мы заинтересованы в развитии торговли, чтобы купцы без страха заходили в нашу бухту, продавали и покупали, не опасаясь лишиться своих прибылей. Уверяю вас, достопочтенный Наватаро, - нечего бояться! Кроме того, мы заинтересованы в возвращении на родину пленных бурутийских воинов. Как видите, наши цели благородны и далеки от грубых помыслов. Несмотря на вероломное нападение, мы даруем жизнь и свободу, но без ваших кораблей, оуна Наваторо, несчастные пленники не смогут вернуться на родину к своим семьям, и в нашу сторону могут быть обращены незаслуженные обвинения в жестокости и бессердечии. Прошу Вас, проявите милость к несчастным, примите на борт и доставьте в Бурути.

Ярослав старался найти самые убедительные доводы в пользу своих предложений, но старого морского волка трудно сломить.

— Оставьте этих болванов себе!!! Или лучше продайте на корабли, идущие в Риналь, а мне оно без надобности!

— В таком случае, — с некоторой ехидцей спросил Ярослав, — чего здесь ждет наваторо Дрегон, почему не покинет бухту, не правит в столь желанный для него Агерон? Что держит здесь, если черная его душа лишена сострадания к несчастным пленникам?

Дрегон насупился, не желая отвечать:

— Это мое дело, Дхоу Наваторо! Вы на земле, а я на воде, хочу посмотреть, чем все закончится!

— Законное желание! — согласился Ярослав. — Только сдается мне, ожидаете Вы, милостивый кормчий, не окончания событий, а посла Охерибо Велласа и рассчитываете принять на борт, если я в безмерной щедрости своей отпущу его с миром…..

Кормчий смутился, поняв, что планы его раскрыты.

— ….Но мы, уважаемый Дрегон, не желаем ни кормить Бурутийских пленных, ни продавать как скот. Совесть, понимаете, не позволяет! Потому, выбирайте, оуна Наваторо: или вы грузите всех вместе с послом, или никого! Думаю, за то что вы бросили без помощи родственника Бурути, деспот вас не пожалует. А мы, в свою очередь, не оставим своей милостью, позволяя торговать в долине Ласу. Рано или поздно наше зерно и товары потребуют кораблей для перевозки в порты Риналя, и если договоримся сейчас, то сможете рассчитывать на будущие прибыли от перевозок.

Дрегон сразу как‑то сник, сплюнул за борт, в сердцах стукнув кулаком по планширю:

— Хорошо! Ваша взяла! Но к пристани не подойду, не надейтесь, отправляйте пленных плотами.

Довольный решением самого главного и насущного вопроса Ярослав через полчаса присутствовал на приготовлениях к казни. На две каменные колонны, до сих пор не имевшие крыши или портика, положили бревно, через которое перекинули три веревки. Надо заметить, казнь через повешение в здешних краях была в новинку, по большей части, преступников побивали камнями, и если хотели оказать уважение, то мечем в шею. Потому необычный способ умерщвления вызвал всеобщее любопытство. В отличие от аборигенов, земляне крайне негативно отнеслись к решению Ярослава применить «высшую меру социальной защиты» по отношению к предателям, открывшим ворота цитадели, тем не менее, большинство их также пришло на южный двор крепости. В результате собралась толпа зрителей, хотя к этому никто никого не принуждал и не призывал.

Затем собрали большую часть пленных, построив отдельными рядами под усиленным нарядом стражи. Их намеревались сразу со двора вести на погрузку. Под конец вывели посланника и его людей, все они понимали, для чего находятся на дворе и потому пребывали в крайне нервозном состоянии, каждого вели по двое вооруженных людей и несколько страховали.

Охерибо Веллас, несмотря на трясущиеся руки и жалкий вид (был раздет до исподней туники), при приближении к Ярославу пытался вести себя вызывающе.

— Вам, Дхоу, это с рук не сойдет, — рыдающим голосом вопил он, — деспот - мой родственник! Моя смерть не останется не отмщенной!

Посланник попытался вырваться из рук стражи, но та держала крепко. Когда его подвели вплотную, Ярослав отстранено ответил:

— Уважаемый посланник, Вас вывели из темницы не за тем, чтобы казнить. Хотя я уверен, что внезапное нападение организовано лично Вами…

— Но это неправда! — как в бреду выкрикнул посланник

— ...При всем моем желании не могу Вас казнить, — продолжал Ярослав, не обращая внимание на возражения, — как личный посланник нашего друга и доброго соседа деспота Бурути, вы обладаете неприкосновенностью, потому были взяты под стражу для Вашей большей безопасности и будете освобождены немедленно по загрузке кораблей пленными. Передайте лично от меня деспоту уверения в глубочайшем почтении и надежду на добрососедские отношения в будущем. Инцидент у ворот крепости считаю недоразумением, произошедшим по вспыльчивости и халатности командира отряда, и выражаю желание в дальнейшем избежать столкновений. Это все! Вы, посол, свободны! В пределах крепости….

Стража оставила трясущегося Велласа, но для его охраны вышло четверо воинов. Затем Ярослав поднялся на руины стен, откуда его могли лучше слышать, и обратился к пленным:

— Я обещал вам жизнь и свободу! И сдержу слово! В течение часа вы будете погружены на корабль и отбудете домой!

Немедленно поднялся шум, гвалт и рукоплескания. Пленные, как малые дети, радовались счастливому подарку судьбы, еще несколько минут назад сомневаясь в словах вождя индлингов. Находясь целиком в руках победителей и зная о вероломстве своего нападения, они не могли до конца поверить в свое счастье. Обещания вождь мог также быстро забыть, как и давал. В таком случае, пленников ждала горькая судьба раба в каменоломнях Риналя или на оросительных каналах. В лучшем случае, они могли никогда не увидеть свои семьи, оставаясь рабами–пастухами у горных племен, или, за ненадобностью, убиты. Потому, услышав столь желанные для них слова, они не могли удержаться от восторга.

Однако на дворе присутствовали те, для кого сей день должен был стать последним. Трое войнов–охранников посла были подведены к месту казни, и на их шеи накинуты веревки.