Монахиня Адель из Ада - Анита Фрэй

Гадалка сидела на лавке у печи, спиной прислонясь к нагретым каменьям. Ноги её находились в глубоком корыте, наполненном мутной коричнево-зелёной жидкостью.

Говорила вещунья еле-еле. Как выяснилось, предыдущей ночью, во сне, ей было видение: кто-то молодой, красивый и блондинистый, сильно похожий на будущего графа, хочет отобрать у неё жизнь. Да не просто хочет! Отбирает…

— Вот вы не верите, а был мне такой сон, — горестным шёпотом произнесла колдунья, совсем не злая, а очень добрая с виду.

Она потянулась к висевшей на стенном крючке тряпичной кукле, сшитой из блестящей зеленоватой ткани. Фросенька подбежала, помогла болезной взять игрушку.

Не игрушка то была, а изображение хозяйки в молодости, судя по чертам вышитого лика и по длинной метёлке зелёных волос. Гадалкины волосы доросли почти до пят, и так же отливали зеленью, хотя и не очень заметной.

Куклины глазёнки-бусинки встревоженно мерцали. Таким же тусклым и тревожным блеском переливался и вещуньин взгляд.

Не выпуская свою копию из рук, лесная мавка вынула ноги из корыта, сунула мокрыми в лапти. Затем поднялась со скамьи, пошла к занавешенному рогожей окну.

Под окном, на глиняном полу, стояла гнутая медная посудина с двумя ручками, недавно вынутая из печи. Потому и пар шёл из неё.

Гадалка взяла с полки деревянный ковшик, зачерпнула отвар, стала жадно пить. Запах зелья был такой, что хотелось заснуть и не проснуться.

— Помните, что я вам говорила? — шепнула Фросенька Петру Сергеевичу.

— Что?

— У этой ворожеи травяные варева огромной силы. Травами она и полы стелет, когда ждёт гостей…

Будущий граф, нагнувшись и прищурившись, осмотрел горбатый пол, пытаясь в полумраке найти хоть одну былинку. Даже зачем-то ногами пошаркал. Безрезультатно, никто им травочку не постелил. Ведь их с казачкой здесь не ждали, незваные они гости.

Выровнявшись и подняв глаза, молодой барин вздрогнул. Хозяйка стояла прямо перед ним, белозубо улыбаясь…

«Ну и влип!» — думал Пётр Сергеевич, завороженно пялясь на ведьму. Он стал вертеть головой, искать Фросеньку. Той не было. Не было и стен! Ничего вокруг уже не было, кроме мутно искрившегося облака, переливавшегося многими оттенками зелени. Болотной зелени.

Парные ароматы сваренных стебельков, цветов и листьев сменились не менее приятным запахом только что сорванных водяных лилий, свежей травы и осоки.

Снова глянув в ведьмино лицо, Пётр Сергеевич был снова удивлён: хозяйка дома помолодела лет на сорок! То была красивая женщина, почти девушка, не лишённая таинственного шарма, глядевшая, однако, скорее с интересом, чем с вожделением. Ещё ни одна барышня не глазела на него так мило: по-доброму, без хитринки. Где-то он уже видел её…

— Мама?.. — неожиданно для себя вымолвил барин.

Видение исчезло. Мутно-зелёное облако уступило место непроглядной тьме. Затем вернулся знакомый полумрак, в котором, всё так же тускло, мерцали стеклянные и металлические предметы.

И запахи вернулись прежние. И звуки. И Фросенька была тут как тут.

— Где хозяйка? — спросил Болотников-младший.

— Пошла на двор, корыто вылить, — ответила казачка вполне спокойно.

Дверь избы была настежь открыта.

Пётр Сергеевич отважился спросить ещё:

— Ты слышала, как я назвал её мамой?

Фросенька растерялась.

— Нет…

Будущий граф решил, что ему померещилось. Под действием паров колдовского варева.

Вошла хозяйка. Лицо её было спокойно. Не теряя времени, она взяла со стола колоду карт, начала тасовать. Кивком указала гостям на древние стулья.

Любовники уселись, придвинулись друг к другу как можно ближе.

Первый расклад был на Фросеньку.

— Ты, милая, найдёшь свою судьбу не скоро… Не сейчас…

Пётр Сергеевич хохотнул, но Фросеньке было не до смеха.

— Не сейчас? А… Ну, ладно, подожду. В Петербург-то мне ехать?

Гадалка разбросала карты шире.

— Не вижу я тебя среди богатых. Если уедешь, будешь в нищете. И в опасности!

— В опасности?

— В опасности!

Пётр Сергеевич оживился:

— Вот видишь, лучше меня тебя никто не защитит. Оставайся на своём любимом хуторе, с любимым тятенькой. Глядишь, отец твой и меня полюбит. Тогда поженимся!..

Он обратился к гадалке:

— Раскиньте-ка теперь и на меня! Может, этой курице я буду женихом? Лет через пяток, когда… графом стану!

Гадалка собрала все карты, стала снова тасовать. Затем раскинула.

— Не вижу я вас вместе… Вернее, вижу, но не в браке, а в одной и той же напасти.

— В опасности?

— В опасности!

Пётр Сергеевич воскликнул:

— Я же говорил, что этот капитан опасный тип!

— Какой капитан? — спросила гадалка.

Пришлось ей бросить и на капитана.

— Да… От него-то опасностью и веет… Смертельной!

Оба гостя приумолкли. Затем, когда вещунья пошла во двор, Пётр Сергеевич обнял нахохленную Фросеньку.

— Ну вот, всё и прояснилось. Решилось само! Никто никуда не едет, мы остаёмся здесь и через пять лет женимся…

Колдунья вернулась с охапкой неведомых цветов и трав. Она вдруг захотела погадать ещё и на отваре свежесорванных растений. Говорят, у сухих цветов и листьев память хуже.

Фросенька таких цветочков в своей жизни никогда не видывала и не нюхивала. Пётр Сергеевич, всегда запоминавший все растения, попадавшиеся ему на глаза, тоже не знал таких.

Долго стояла хозяйка у печи, разглядывая выходящие из неё пары. Затем вынула горшок ухватом, понесла в другую комнату. Там что-то громко бормотала, на одном ей понятном языке.

Вскоре вышла и объявила:

— Повторяю: вместе я вас не вижу! А для барина имею новость, не знаю, обрадуется ли…

Она поведала Петру Сергеевичу, кто он есть на самом деле — «болотнянин», «болотняник», то бишь «болотник».

— Всё равно что леший или домовой? — удивился будущий граф.

— Да. Родственник ты этим тварям…

— И вы меня по-прежнему боитесь?

Ничего не ответила вещунья, только велела барину покинуть избу. Как можно скорее. Одному. Без спутницы. Желательно навсегда.

— Послушаешься — нынче ночью обретёшь свою единственную любовь! Смотри, не прозевай…

— А она? — кивнул на Фросеньку Пётр Сергеевич. — Как эта барышня одна, да по ночному по лесу назад пойдёт?

— Ей придётся остаться у меня до утра, — ответила гадалка. — К этой девушке имею длинный разговор.

Пётр Сергеевич обратился к боевой своей подружке.

— И куда же мне стопы свои направить? К твоему отцу, егоза ты тятенькина?

Фросеньке ужасно не терпелось выпроводить барина.