Сборник Забытой Фантастики №4 - Алфеус Хайат Веррил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, мой дорогой Монтескье, – нетерпеливо перебил президент, – что это за безумие? Разве вы не понимаете, что ваше предсказание по праву дало вам право считаться выдающимся математиком мира? Подумайте о славе, которую это принесет Франции. Альфонс Монтескье, французский Ньютон! Новая математика произведет революцию в мире!
– Нет, – серьезно ответил профессор, – я потерпел неудачу. Хотя я радуюсь спасению человечества, я не могу вернуться в мир. Мир скоро все забудет, и в ответ на постигший его ужас он потребует реванша. Скоро меня высмеют и, возможно, даже обвинят в том, что именно я вызвал панику своими ложными предсказаниями. Нет, друзья мои, я не могу вернуться. Я намерен оставаться там, где я есть. Вы были правы, поместив меня сюда, и я останусь.
И профессор сдержал свое слово.
КОНЕЦ
ОТСТУПЛЕНИЕ НА МАРС
Сесил Б. Уайт
ГЛАВА I
Солнце опустилось за западные холмы, оставив за собой великолепную массу красок. Я стоял там, пока сумеречная арка поднималась с востока, наблюдая, как тени стелются по суше и морю, в то время как слабые вечерние облака над головой становились кроваво-красными под последними лучами солнца.
Много раз я наблюдал за заходом солнца и вечерними тенями, в то время как ястребы-москиты парили над головой с жалобным писком или с жужжанием опускались на свою добычу. Никогда дважды одна и та же картина не удерживала меня, пока вдали не появились городские огни и мигающие огни береговых стражей не пронзили сумерки.
Когда я отвернулся, чтобы приступить к своей ночной работе, хруст шагов по гравийной дорожке нарушил вечернюю тишину. Подошел пожилой бородатый мужчина. Он поднимался по тропе, и я не заметил его, пока он не оказался почти рядом со мной.
Посетители моей маленькой обсерватории не редкость. Немногим, тем, кто проявляет интерес больший, чем любопытство, разрешается пользоваться прибором в тех редких случаях, когда он не занят фотографической или спектрографической работой.
– Мистер Арнольд? – спросил мой посетитель, когда он приблизился. – Я надеюсь, что я не навязываюсь. Я пытался дозвониться до вас сегодня, но безуспешно, и, поскольку мне сказали, что я найду вас здесь, я взял на себя смелость прийти повидаться с вами.
– Я как раз собираюсь открыться на ночь, – сказал я, – и если вы не возражаете, то я продолжу свою работу…
– Вовсе нет, вовсе нет, – ответил он, – я могу с таким же успехом поговорить с вами – то есть, если я не буду вам мешать?
Убедившись, что он не побеспокоит меня, он последовал за мной в обсерваторию и наблюдал, как я открываю ставни, закрывающие отверстие купола.
Сделав это и установив круг правого восхождения, я направил телескоп на первую звезду моей вечерней программы.
Когда я запустил экспозицию и внес необходимые данные в книгу наблюдений, я повернулся к нему.
– Вы должны извинить меня, мой дорогой сэр, если я кажусь грубым или негостеприимным, но я стремлюсь получить спектрограмму6этой звезды, прежде чем она уйдет слишком далеко на запад для наблюдения, – объяснил я. – Все, что мне сейчас нужно сделать, это сохранить изображение звезды в щели спектроскопа.
– Я заметил, что вы занимались спектрографической работой, – заметил он. – Как долго продлится ваша экспозиция?
Из его вопроса я понял, что он кое-что знает о предстоящей работе, поэтому я ответил:
– Около сорока пяти минут с такой прозрачностью7. Это звезда пятой величины, над которой я работаю. Не хотите ли взглянуть на нее?
Он поднялся по наблюдательной лестнице и стоял рядом со мной, пока я ему что-то объяснял. Когда я закончил, он повернулся ко мне, слегка улыбаясь, и сказал:
– Это чем-то похоже на то, что было в ноябре прошлого года, когда вы делали свои замечательные наблюдения за планетой Марс?
– Очевидно, вы читали мои доклады, – сказал я. – Нет, сейчас условия далеко не такие благоприятные, как были в то время, когда выполнялась иная работа. Если бы мне суждено было прожить тысячу лет, я сомневаюсь, что когда-нибудь увижу другие ночи, равные этим четырем.
– Да, я действительно читал эти ваши доклады, – ответил он. – Они являются причиной моего присутствия здесь этим вечером. Я Харгрейвз из Смитсоновского института.
Я взяла его протянутую руку. Харгрейвз был известным археологом, хотя, должен признаться, я не должен был узнать о нем иначе, как случайно. Просматривая "Научные рефераты" несколькими неделями ранее, я случайно наткнулся на аннотацию его статьи, которая вызвала мое любопытство, и я просмотрел оригинал, который оказался очень интересным.
Я признался ему в этом. Он рассмеялся.
– Как видите, мы работаем в разных сферах, – сказал он, – но на этот раз я вмешиваюсь в вашу. Это была отличная схватка, которую вы устроили с Крийссеном и его партнерами из-за "канали" Скиапарелли
– Было такое, – сказал я. – Беда с этими парнями в том, что они не знают, что такое хорошее зрение на самом деле. У них бывает, наверное, сорок или пятьдесят прекрасных ночей в году, ни одна из них не идет ни в какое сравнение с нашими ночами. К тому же, поскольку у них пятидесятичетырехдюймовый рефрактор8 против моего двадцатичетырехдюймового, они думают, что способны видеть мелкие детали гораздо лучше, чем я. Позвольте мне сказать вам, доктор Харгрейвз, эти четыре ночи были идеальными, абсолютно идеальными. Я смог использовать свое самое высокое увеличение9 из четырех тысяч крат, и в изображении не было ни малейшего дрожания. Если бы мои поворотные часы были идеальными, я мог бы смог сфотографировать все, что я видел.
– Я знаю, – ответил мой спутник. – Каждая деталь ваших рисунков была правильной. Вы можете удивляться, откуда я, археолог, знаю что-либо о планете Марс, но у меня для вас припасен большой сюрприз.
Я посмотрел на него в изумлении.
– Я не удивляюсь вашему изумлению – продолжил он. – Я сделал несколько открытий, о которых, думаю, никто и не мечтал. Как вы, вероятно, знаете, я только недавно вернулся из Африки после шестилетнего отсутствия.
Я кивнул, потому что в статье, которую я уже упоминал,
