Когда она ушла - Блейк Пирс

Однако она не могла остановить образы, наводнявшие её голову. Она видела лица убитых женщин. Она видела ослепляющее пламя горелки Петерсона, приближающееся к ней. И она видела мёртвое лицо Мари — когда та висела на верёвке и когда лежала в гробу.

По нервам поползла новая эмоция — та, которой она боялась больше всех остальных. Это был страх.

Она боялась Петерсона, и чувствовала его мстительное присутствие вокруг себя. Неважно, жив он или мёртв. Он забрал жизнь Мари, и Райли не могла стряхнуть с себя уверенность, что она сама — его следующая цель.

Ещё она боялась, возможно, даже больше, чем Петерсона, бездны, в которую падала прямо сейчас. Впрочем, не одно ли это и то же? Разве не из-за Петерсона возникла эта бездна? Этого Райли не знала. Кончатся ли когда-нибудь последствия её травмы?

Время для неё замедлилось. Всё её тело тряслось и болело от всепоглощающего и всестороннего страха. Она пила, но водка не приглушала его.

Наконец она пошла в ванную и, обшарив шкафчик с лекарствами, нашла то, что искала: трясущимися руками она достала прописанное ей успокоительное. Она должна была принимать по одной таблетке перед сном и ни в коем случае не смешивать с алкоголем.

Дрожа, она проглотила две таблетки.

Райли вернулась на диван в гостиной и уставилась в телевизор, ожидая, когда начнут действовать таблетки. Но они не работали.

Паника захватила её своей ледяной хваткой.

Комната закружилась вокруг неё, отчего её затошнило. Она закрыла глаза и растянулась на диване. Дурнота немного спала, однако темнота под веками была невыносима.

«Может ли быть ещё хуже?» — спросила она себя.

Вопрос был глупый, она сама это понимала: всё будет становиться только хуже и хуже. Лучше не станет никогда. Бездна бездонна. Она может лишь сдаться и полностью отдаться холодному отчаянию.

Она подошла к наивысшей точке уныния. Сознание оставило ее, и она погрузилась в сны…

Белый свет пропановой горелки в очередной раз прорезал тьму. Она услышала чей-то голос:

— Вставай, пойдём за мной.

Голос принадлежал не Петерсону. Голос был знакомый — чересчур знакомый. Кто-то пришёл спасти её? Она встала на ноги и стала идти за тем, кто нёс горелку.

Но к её ужасу, горелка освещала один труп за другим — сначала Маргарет Герати, затем Эйлин Пейдж, Реба Фрай и, наконец, Синди Маккиннон — все они обнажены, их тела неестественно вывернуты. Наконец, свет лёг на тело Мари, висящее в воздухе с ужасно искажённым лицом.

Райли снова услышала голос:

— Детка, ты всё испортила, это точно.

Райли повернулась на голос. В шипящем свете она увидела того, кто держал горелку.

Это был не Петерсон. Это был её собственный отец. На нём была полная униформа морского офицера. Ей показалось это странным, ведь он ушёл на пенсию много лет назад. И она уже больше двух лет не видела его и не разговаривала с ним.

— Во Вьетнаме я повидал всякого, — сказал он, качая головой. — Но здесь действительно какой-то кошмар. Да, ты облажалась, Райли. Хотя, конечно, я уже давно ничего от тебя не жду.

Он направил горелку так, чтобы та осветила последнее тело. То была её мама; она была мертва, а из её пулевого ранения бежала кровь.

— Ты так ей «помогла», что с тем же успехом могла бы и сама застрелить её, — сказал её отец.

— Пап, я была маленькой девочкой! — завыла Райли.

— Мне не нужны твои чёртовы извинения, — рявкнул её отец. — Ты ни одной живой душе никогда не принесла ни мгновения радости или счастья, ты об этом знаешь? Никогда не сделала ничего хорошего ни для кого. Даже для себя.

Он нажал на кнопку на горелке и свет погас. Райли снова оказалась в кромешной тьме.

Райли открыла глаза. Была ночь и единственный свет в комнате шёл от телевизора. Она чётко помнила свой сон. Слова её отца всё ещё эхом отдавались в её ушах:

«Ты ни одной живой душе никогда не принесла ни мгновения радости или счастья».

Правда ли это? Неужели она так непростительно подвела всех — даже тех, кого любила больше всего?

«Никогда не сделала ничего хорошего ни для кого. Даже для себя».

Её голова работала заторможено, она не могла думать ясно. Возможно, она действительно не могла принести никому радости и счастья. Возможно, в ней самой не было настоящей любви. Возможно, она была не способна на любовь.

На пределе отчаяния, мечась в поисках поддержки, она вспомнила слова Эприл.

«Поговори с кем-нибудь. Кому ты доверяешь».

Затуманенная алкоголем и не способная ясно соображать, Райли почти на автомате набрала номер на мобильном. Через несколько мгновений она услышала голос Билла.

— Райли? — спросил он сонным голосом. — Ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Понятия не имею, — сказала Райли, безбожно проглатывая слова.

В трубке раздался раздражённый женский голос:

— Кто это, Билл?

Билл сказал жене:

— Прости, мне нужно ответить.

Она услышала шаги Билла и звук закрывающейся двери. Она догадалась, что он пошёл куда-то в укромное место, чтобы поговорить.

— Что случилось? — спросил он.

— Я не знаю, Билл, но…

Райли остановилась. Она почувствовала, что вот-вот скажет что-то, о чём будет жалеть, возможно, вечно. Но почему-то она не могла сдержаться.

— Билл, как ты думаешь, ты смог бы выбраться из дома ненадолго?

Билл издал возглас недоумения.

— О чём ты?

Райли глубоко вздохнула. Действительно, о чём она? Ей было трудно собраться с мыслями. Но она знала, что хочет видеть Билла. Это был первобытный инстинкт, желание, с которым она не могла бороться.

Тем немногим, что осталось от её сознательности, она понимала, что должна извиниться и повесить трубку. Но её поглотили страх, одиночество и отчаяние, и она нырнула в них с головой.

— Я про то… — продолжала она, проглатывая части слов и стараясь более последовательно выражать свои мысли, — только ты и я. Проведём время вместе.

На другом конце провода была тишина.

— Райли, сейчас середина ночи, — сказал он. — Что значит «проведём время вместе»? — потребовал он ответа, его раздражение ощутимо нарастало.

— Ну, я… — начала она, подыскивая слова, желая, но будучи не в состоянии остановиться. — Ну, я о тебе думаю, Билл. И не только на работе. Разве ты обо мне не думаешь?

Райли почувствовала на себе огромную ношу, как только произнесла эти слова. Это было неправильно, но теперь пути назад не было.

Билл горько вздохнул.

— Райли, ты пьяна, — сказал он. — Я не собираюсь ехать к тебе. И ты никуда не поедешь. У меня есть брак, который я пытаюсь спасти, а ты… что ж, у тебя полно своих проблем. Соберись. И постарайся поспать.

Билл резко бросил трубку. На какое-то мгновение реальность остановилась. А потом Райли настигло ощущение ужасной ясности.

— Что я наделала? — простонала она вслух.

За несколько мгновений она потеряла десять лет профессиональных отношений. Лучшего друга. Единственного партнёра. И, возможно, самые удачные отношения за всю свою жизнь.

Она была уверена, что пропасть, в которую она проваливается, бездонна. Но теперь она знала, что она не права. Рано или поздно она достигнет дна и разобьёт его в дребезги. Но сейчас она всё ещё падает. И не знает, сможет ли она когда-нибудь подняться.

Она нащупала на кофейном столике бутылку водки — она не знала, выпить ли остатки её содержимого или вылить их. Но координация движений уже была ни к чёрту и она даже не смогла её взять.

Комната закружилась вокруг неё, потом раздался грохот и всё провалилось в черноту.

Глава 28

Райли открыла глаза и тут же прищурилась, закрыв лицо рукой. У неё раскалывалась голова, во рту пересохло. Утренний свет, струящийся в окно, ослеплял и причинял боль, явственно напоминая о горелке Петерсона.

Она услышала голос Эприл:

— Я всё сделаю, мам.

Раздался шорох и света стало меньше. Она открыла глаза.

Она увидела, что Эприл только что закрыла жалюзи, чтобы на неё не падали прямые лучи солнца. Она подошла к дивану, села рядом с тем местом, где всё ещё лежала Райли, и протянула ей чашку с кофе.

— Осторожно, он горячий, — сказала Эприл.

Райли, чья комната всё ещё вращалась, медленно приняла сидячее положение и взяла кружку. Осторожно подняв её, она сделала маленький глоток. Действительно горячий, кофе обжигал кончики пальцев и язык. И всё же, она могла держать кружку и сделала ещё один глоток. По крайней мере, благодаря боли она чувствовала, что возвращается к жизни.

Эприл смотрела перед собой.

— Ты будешь завтракать? — спросила Эприл холодным и безучастным тоном.